- Нет. Спасибо вам за совет, но нет. Не волнуйтесь, на свадьбу я вас все равно позову.

   - Баран упрямый...

   - Всего доброго.

   Разговор с ней мало что дал, хотя что-то все-таки дал. По крайней мере, стало понятно, что стратегию с Герлингером придется менять. Манящая чувственность, с какой я уже успела срастись и даже полюбить, не приносила плодов. И для него мне пришлось стать другой - настоящей принцессой, романтичным ангелом из сказки. Такой маски мне еще не доводилось надевать.

   К вечеру домой засобирались все. У кого работа, у кого учеба, кто-то просто рвался в город, но оставаться никто не желал. Алиса с компанией ехали в одной машине, еще четверо друзей - в другой, и только Рома возвращался один, но просить и навязываться к нему было нельзя. Пришлось сымпровизировать.

   Лестница в дачном домике приятельницы была винтовой и крутой, так что спускаться нужно было очень аккуратно. И какая же неприятность, когда я чисто случайно на предпоследней ступеньке оступилась и - о, ужас! - подвернула лодыжку. Сдавленно охнув, я оказалась на полу и схватилась за ногу, застонав от боли. На этот звук прибежал мой доктор.

   - Что случилось? - Роме одного взгляда хватило, чтобы все понять. - Ты упала?

   - Да. Нога...

   - Не трогай.

   Он присел на корточки и нежно обхватил лодыжку, внимательно изучая мою реакцию. Я сморщилась и втянула воздух, когда он с нажимом провел по коже.

   - Больно?

   - Терпимо.

   - Перелома нет. Просто ушиб, Аль - через несколько минут вынес вердикт Роман. - Надо намазать.

   - Спасибо, Ром, - я с благодарностью и благоговением улыбнулась, словно он был рыцарем, спасшим меня от чудовища, а потом поднялась, ойкнув от боли. - Я намажу.

   - Ты куда собралась?

   - На электричку.

   - С больной ногой? - поразмыслив пару минут, мужчина подхватил меня на руки и через плечо посмотрел на сумку. - Алис, помоги.

   Алиса передала ему в руки мои вещи и открыла дверь, выпуская нас на улицу. Я уютно устроилась в прохладных руках, уткнулась подбородком в плечо и размеренно задышала, радуясь тому, что не придется ехать домой в набитом вагоне. А еще тому, что все-таки нашла подход к милому доктору.

   У каждого мужчины свой бзик. Кто-то хочет быть богом, кто-то - мачо, а кто-то - рыцарем и принцем. К счастью или сожалению, Роман относился как раз к третьей категории. Не самая сложная, как физически, так и эмоционально. Что может быть проще, чем притвориться слабой и изнеженной принцессой, если он уж хочет рядом с собой видеть такую? Не проблема.


   Глава 57

   Я ненавижу красивых мужчин. Красивые мужчины - страшное зло. У них есть привилегия, нечто "такое", что выделяет их из общей массы, а значит, делает избранными. И эта избранность влечет невероятную жестокость, которая, множась на мужскую силу и женскую привязанность, порождает зло. Именно поэтому меня тошнит от одного взгляда на Алена Делона. Только красивый мужчина может позволить себе сломать жизнь женщины, а у ее могилы признаться ей в любви.

   Саша

   В университете училось много таких, как я. Не в смысле таких же - я индивидуальна, а в смысле, что многие стремились к лучшей жизни, мало чего гнушаясь при этом. И в параллельной группе была одна девушка, резко выделявшаяся из толпы банальной, по сути, вещью - своей красотой. Приехавшая из Сургута, то ли Олеся, то ли Алла - сейчас и не вспомнишь - выглядела так, что ей вслед оборачивались абсолютно все, причем обоих полов. Потрясающе гармоничные черты лица: высокий чистый лоб, плавные, точеные скулы, маленький очерченный и манящий ротик, а уж про фигуру вообще не стоит заикаться...Само строение скелета было совершенно, а таких изгибов я не видела в своей жизни больше никогда. Ее красоту не могло испортить ни отсутствие денег, ни плохая прическа, ни мешковатая одежда. Ничего. И я ей даже не завидовала, отчетливо понимая и представляя себе разницу. Я была достаточно обычной, с некоей изюминкой, которая при грамотной подаче расценивалась как красота, а при неправильной - не расценивалась никак. Моя внешность не позволяла халатно к ней относиться, а моя красота - тяжкий труд, требующий вложения сил и средств.

   Но суть не в этом. Суть в том, что то ли Олеся, то ли Алла, приехавшая из Сургута, очень хотела хорошей жизни, искренне считая, что ничем не хуже других. Впрочем, так считала и я. Но Олеся-Алла воспринимала свой природный дар как проклятие, страдала от собственной красоты и не умела ей пользоваться. Она даже в зеркало смотреть не любила, отрастила длинную челку, которая совершенно ее не портила, скорее наоборот, и прятала лицо. Она почти ненавидела себя, но хорошей жизни, тем не менее, хотела.

   В какой-то момент ей все надоело, и девушка, не мудрствуя лукаво, нашла себе папика. Очень богатого, очень толстого и очень страшного. Они были карикатурой друг на друга, и на фоне каждого из них красота одного приобретала сказочный характер, а уродство другого - гротескные тошнотворные формы. Вот к чему приводит недооцененность собственных талантов и нелюбовь к себе самой. Иначе как объяснить то, что она добровольно легла в постель к настолько отвратительному человеку? Ведь у Олеси-Аллы было столько возможностей, столько рычажков и методов воздействия, а она выбрала самый некрасивый и самый простой путь. А в итоге на ее лице все сильнее и сильнее проступало отчаянье и гадливость, впрочем, глядя на ее папика, это было понятно.

   А вот я теперь так не могла и не собиралась. Возможно, Саша, которая еле сводила концы с концами, голодала и сидела без денег, не погнушалась бы спать с таким человеком. Даже не возможно, а вероятнее всего, другое дело, что на меня никто бы не посмотрел. Но новая Саша была достойна только самого лучшего. Я вкладывалась и выкладывалась ради своей красоты и привлекательности, и делала это совсем не для того, чтобы лечь в постель с тошнотворным уродом. Для тошнотворного урода можно было так не напрягаться и себя не ломать. А раз уж сломала и переделала, сделав из себя практически идеал, то на меньшее, чем идеал, я была не согласна.

   И именно поэтому я так зацепилась за Рому.

   Если говорить начистоту, то Герлингер не так уж выделялся среди когорты интеллигентных и богатых наследников, которых я начала узнавать благодаря Алисе и другим. Многие из них также были богаты, также являлись наследниками и симпатичными молодыми людьми. Но Рома все равно был самым перспективным из них, самым хорошим и самым лучшим. Да, он идеалист и романтик, и это не те качества, что я ценю в людях, но это еще не означает, что я не смогу с ним справиться. Идеализм слеп, а слепого я всегда смогу направить в нужное мне русло.

   Одного взгляда на этого мужчину было достаточно, чтобы принять решение. Рома рассказывал мне что-то о том, чем сейчас занимается, к чему у него лежит душа, а я мысленно прокручивала одну и ту же фразу. Саша Герлингер. Герлингер Александра Леонидовна. Это уже не Саша Волкова из Грязи, это Саша Герлингер. Это круто, это пропуск в новый мир и, можно сказать, новая жизнь. Он был нужен мне. Именно он.

   Следом начался долгий и муторный процесс ухаживания. Рома был очень тяжелым на подъем, осторожным и размеренным. Он взял у меня телефон, но позвонил лишь через неделю. И совсем не для того, чтобы пригласить меня куда-нибудь или предложить что-то интересное, а просто позвонил...поболтать. Поболтать. И это спустя неделю после нашей последней встречи.

   Я не умела болтать. Я не умела ходить на свидания. По-честному, в моей жизни до Ромы ни одного свидания и не было. У меня получалось соблазнять, сводить с ума и давать быть собой, но Рома и так был собой - хорошим и милым парнем - а его реакция на соблазнение казалась мне весьма нетипичной.

   Мне пришлось научиться болтать ни о чем. То есть вообще ни о чем. С Антоном мы говорили о разных вещах, но, тем не менее интересных для обоих. Я могла иронизировать, насмехаться над вековыми идеалами и человеческим ханжеством, и мой приятель меня поддерживал. С Ромой нельзя насмехаться и иронизировать, просто потому что...Это Рома. Он не поймет.

   И мы болтали. В первые дни ухаживания, которое растянулось почти на полгода, у нас выработалась определенная, устоявшаяся схема разговора, и к концу второй или третьей недели фразы и ответы на вопросы вылетали изо рта почти автоматически.

   - Привет, Ром.

   - Привет, Аль. Как день прошел?

   - Хорошо. Я ездила в университет.

   - Много пар было?

   - Пять.

   - Бедная...Устала?

   - Немного. А ты как? Как дела?

   - Неплохо. Представляешь, сегодня привезли одного пациента...

   И далее он рассказывал о каком-либо больном, и эти рассказы, конечно же, менялись, но объединяло их одно - абсолютная скука с моей стороны. Мне было неинтересно слушать о каком-то там абстрактном мужике, у которого был особенный аппендицит. Этот мужик мне никто, я его не видела, не слышала и не знаю, так почему мне должно быть интересно, какой у него аппендицит и был ли он вообще? Но для Романа это важно, это его работа и призвание, глупое, как по мне, но тем не менее. И я слушала, попеременно зевая и с силой разлепляя глаза. В конце концов, слушать занудные и неинтересные рассказы куда легче, чем жить на вокзале и питаться от случая к случаю.

   Во время наших разговоров старушка занимала стратегически важные позиции и ехидно паслась рядом. От нее тоже была польза - сосредотачиваясь на ее саркастических смешках и коротких ядовитых комментариях, вызывающих желание рассмеяться в голос, я не засыпала.

   - О чем думает этот милый мальчик? - громко ворчала она, и я плотно прикрывала трубку, чтобы вещавший Рома ничего не услышал. - Разве можно девушке рассказывать о том, как ты требуху вынимал из кого-то?

   - Он ничего не вынимал.

   - Господи! Так он еще и не вынимает! Ужас.

   - Ну вас, - не выдержав, рассерженно шикнула на нее и поспешно угукнула, чтобы парень не сомневался в моей заинтересованности. - Он меня на свидание пригласил.

   - Неужели? - бабуленция всплеснула руками. - Разродился мальчик.

   - Точно. И полгода не прошло.

   - А я тебя предупреждала.

   - Слушайте, да вы достали уже. Идите...спать. Да, Ром, это ужасно. Не знаю, я бы так не смогла...

   Через три недели он пригласил меня на свидание. В ресторан. Я волновалась. Я ни разу не была в ресторане в таком качестве. Что делать, как себя вести, а главное, что делать потом - совершенно не ясно. Целовать его или не целовать? А может, переспать? Но Рома же такой Рома, поэтому о сексе можно не думать. Тогда что? Неужели он за ручку приведет меня домой и все? Я не знала.

   - Твоя нервозность меня раздражает, - сухо отметила бабка и недовольно нахмурилась, отчего и так немолодое лицо жутко сморщилось. - Хватит мельтешить, Александра! Не съест он тебя.

   Я в который раз подлетела к окну и всмотрелась в темень улицы, пытаясь увидеть машину Герлингера, которая должна была с минуты на минуту подъехать.

   - Что мне делать?

   - Не ходить.

   - Очень смешно. Ха-ха, - с каменным лицом рассмеялась я и снова забегала по комнате.

   - Я не шутила.

   - Я тоже. Я даже не представляю, как себя вести. Это, знаете ли, немного напрягает.

   - Танцор тебя по-прежнему не устраивает? - с надеждой уточнила Элеонора Авраамовна.

   - Нет, - решительно качнула головой. - Не устраивает.

   Она вздохнула и похлопала по сиденью мягкого стула.

   - Садись, - я послушно села и, не в силах сдержать волнение, забарабанила ногтями по лакированной столешнице. - Расслабься и не лезь к мальчику. Напугаешь его еще.

   - Чем?

   - Не знаю. Чем-нибудь определенно напугаешь.

   - И что мне делать? Улыбаться?

   - Улыбайся, - разрешила старуха. - Слушай. Но ни в коем случае не дави. Он сам должен на все решиться.

   - К тому времени, как он решится, я состарюсь.

   - Милочка, сама выбирала.

   - Ладно. Все понятно. Но как тогда мне его привлечь?

   - Что ты имеешь в виду?

   - Чем тогда мне его цеплять? Секс в этом случае не катит, как видите.

   - Вижу. Хорошие вопросы ты задаешь, Александра, - похвалила бабулька, и я немного расслабилась. - А никак. Попробуй дать ему то, что он хочет, но не может получить. Он же романтичный мальчик у тебя. Что хотят романтичные мальчики?

   - Того же, чего и романтичные девочки.