«Глориэта» — милонга на открытом воздухе. Она проходит каждое воскресенье по вечерам на площадке для оркестра — сооружение выстроено еще в начале века. Площадка расположена на возвышенности, в самом центре парка. Здесь растет джакаранда, национальное дерево Аргентины. В дождь трава и листья пахнут еще сильнее. Именно такой день был вчера — мы танцевали, а по стеклянной крыше барабанил легкий осенний дождик.

Я решила передохнуть и подошла к перилам, где собралась группка молодых людей. Все были одеты в джинсы и слегка навеселе — явное последствие субботнего домашнего расслабления. Создавалось впечатление, что это одна большая компания. Кто-то подходил, кто-то уходил, и все при этом целовались — для приветствия или прощания. Наблюдать такое среди парней мне было несколько непривычно, однако здесь это не считается признаком голубизны. В Аргентине, как правило, целуют только в одну щеку — зато без конца. Я попыталась понять, о чем все говорят, но разбирать общую болтовню мне было пока сложновато. Все же лучше, когда говорят медленно и отчетливо. Во всяком случае, для меня, в моей стадии освоения языка.

А потом я увидела его, Марсело. Он, как и обычно, играл со своими волосами. Волна вожделения прокатилась по моему телу.

— Che, flaca![38] Потанцуй со мной! — сказал Марсело.

Моему самолюбию отчасти польстило, что он так ко мне обратился. Однако это не более чем комплимент, устоявшееся обращение. «Flaca» (что действительно означает худенькая) — обычный ласковый эпитет, и он вовсе не обязательно относится к внешним данным девушки. Хотя это все же лучше, чем если вас назовут «gorda», «loca» или «negra» (толстуха, ненормальная или негритянка соответственно). Все это я уже слышала в свой адрес, и неоднократно. Но ни за что я не откажусь от приглашения, какое бы обращение в мой адрес ни выбрал Марсело!

Мы станцевали восхитительную танду. Я все ждала, что после нее он пригласит меня на практику (первый шаг к тому, чтобы сделать меня своей партнершей). При этом я заметила, что за нами пристально наблюдает девушка, стоявшая у перил. Не могу сказать, чтобы ее пронизывающий взгляд был дружелюбным.

После танца мы присоединились к компании. Девушка сразу же подошла к Марсело. Вид у нее был взбешенный. Она сказала ему что-то на испанском, что — я не поняла, и, надув губки, убежала. Он остался, ничем не показав, что задет или огорчен. Кажется, ему было все равно. Как ни в чем не бывало он продолжил представлять меня остальным — подающим надежды танцорам в возрастной категории от шестнадцати до двадцати двух (я не планирую отмечать свой двадцать второй день рождения еще долгое время).

Минут через пять после ухода Разгневанной Мисс, Марсело снова принялся щекотать меня усами и под звук падающих капель нашептывать мне слова танго. Как ни печально, он до сих пор не предложил мне стать его партнершей. Однако я могу и подождать…


19 мая 1999 года


В танцзал «Вирута» набилось так много желающих потанцевать, что в тот вечер это место напоминало банку сардин. В помещении оказалось настолько темно, что практически невозможно было узнать кого-нибудь из знакомых, если только вы не прихватили с собой бинокль ночного видения, который лично я оставила дома (недальновидно с моей стороны). Я как раз протанцевала с партнером номер двенадцать (для меня это минимальное количество партнеров за ночь: если их меньше, я начинаю прямо-таки сходить с ума), и как вы думаете, на кого я внезапно наткнулась? На Марсело! Он танцевал с одной девушкой из «Глориэты», но не с Разгневанной Мисс.

Он подошел ко мне в самом начале очередной танды и даже не поинтересовался, хочу ли я танцевать с ним. А также не спросил разрешения, когда в середине второго танго сжал мою правую руку за моей спиной, сокращая таким образом уже и так почти не существующее расстояние между нами. Его абсолютно не волновало также, не против ли я, когда он принялся исследовать свободной рукой мои бедра. Похоже, в любой момент я могла ожидать, что он сорвет с меня одежду. Но не думаю, что я хоть как-то попыталась бы остановить его. В его объятиях я таяла словно воск. Все мое тело покрылось мурашками — и не только из-за щекочущего прикосновения его усиков.

Меня спасла «Кумпарсита», национальный гимн танго, звучащий по окончании любой милонги. На часах было полседьмого утра. Галогенные лампы гасли, возвещая об окончании ночи танго.

— Как насчет кофе и медиалунас[39]? — спросил он.

То, что он взял на себя труд спросить мое мнение, почему-то смутило меня. С чего это он просто не ударил меня по голове дубиной и не потащил, куда ему заблагорассудится? Зачем притворяться, что мы цивилизованные люди?

— Все пойдут, — сказал он, указывая на кучку из двух десятков мальчишек и девчонок.

Я решила удостовериться, нет ли среди них Разгневанной Мисс. Ее не было, к моей глубокой радости. Значит, он свободен! Но ненадолго, пришло мне в голову. Надо сказать, я чувствовала себя в тот момент превосходно: с моей одеждой было все в порядке, с внешностью, кажется, тоже — во всяком случае, я чувствовала себя привлекательной. Значит, так оно и было.

Позавтракать можно было на другой стороне улицы, на автозаправочной станции. Тут считается необыкновенно модным встретить утро в «Уай-пи-эф» (местный аналог «Эссо»). По телевизору все еще шел футбол. Неужели в такое время еще показывают какие-нибудь передачи? Марсело, как и остальные, краем глаза пялился в экран. Счет ноль — ноль пока что держался. Пристально следя за мячом, он начал другую игру. С моими ногами. Как правило, я ненавижу поглаживать под столом чужие ноги, ибо в конце концов понимаешь, что флиртуешь не с тем красавчиком, которого выбрала, а с парнем, сидящим рядом с ним. Однако в тот момент я абсолютно не возражала. Даже если придется потом выбросить эти колготки в сеточку (по причине образовавшейся дыры). Когда в матче возник напряженный момент (полагаю, это был какой-то пенальти или что-то подобное), Марсело начал ласкать мои бедра. Он безошибочно нашел место, где его прикосновение обеспечит мое наименьшее сопротивление.

Хотя я и решила, что все случится сегодня ночью, мне не хотелось раскрывать своих намерений слишком скоро. По крайней мере, не в присутствии других. Я боялась, стоит мне дать знак, что я отдаю предпочтение Марсело, — и в будущем танцы с другими мужчинами окажутся для меня под угрозой. Торопиться с таким решением мне не хотелось, поэтому я слегка отстранилась. Однако мое поведение не охладило пыл Марсело. Наоборот — он завелся: придвинулся еще ближе и теперь уже практически восседал не на скамейке, а у меня на коленях. «Ну ладно, твоя взяла», — подумала я, не переставая болтать с Валерией, сидящей напротив.

Когда пришло время уходить, я предложила Валерии подвезти ее. Не хотелось, чтобы остальные увидели, как мы с Марсело садимся в такси вдвоем. Избавившись от подруги, обеспечившей нам алиби, мы поехали в такси к моему дому. Марсело декламировал «Naranja en Flor»[40], играя с моими волосами и поглаживая шею. По моему телу пробежала столь же приятная дрожь, как когда моют голову в парикмахерской. Но несмотря ни на что, в голове вертелись разные мысли. Что подумает Сальваторе, ночной портье? Этот вопрос не давал мне покоя, и я пыталась найти способ незаметно провести Марсело к себе, не столкнувшись при этом с нежелательным свидетелем. Но не слишком-то хорошо получается думать, когда находишься во власти ласковых и умелых рук. Так и не выстроив плана, я окончательно сдалась на милость наступающего.

«Придется действовать по обстоятельствам», — лениво подумала я.

Такси остановилось перед моим домом. Мы выбрались из машины, но вместо того чтобы расплатиться с шофером и отпустить машину, Марсело обнял меня со словами: «Buenos noches, linda!»[41]

Я не сразу осознала, что это значит. Может, у меня вдруг ни с того ни с сего возникли проблемы со слухом? Не может быть! Неужели он действительно желает мне спокойной ночи?!

— Мне бы так хотелось заняться с тобой сегодня любовью, — вздохнул он.

Пока что я не слишком понимаю, в чем заключается проблема. (Да, похоже, он на самом деле желает мне спокойной ночи.)

— Но это невозможно, mi amor, — сказал он с нежностью и печалью. Как мне кажется, лучше было бы обойтись без нежных ноток.

— А могу ли я поинтересоваться почему? — Признаю, не слишком-то подходящий вопрос для настоящей леди. Но все же это лучше, чем разреветься у него на глазах, — а я была к этому близка.

— Есть еще кое-кто, — сказал он, с внезапно возникшим интересом изучая землю у себя под ногами.

— Та самая девушка, да? — спросила я. Имя Разгневанной Мисс пока что оставалось для меня неизвестным.

— Да, та девушка, — пробормотал он.

— Твоя подружка?

— Нет, нет, нет! Elle Estas loca![42] С ума сошла! Ни за что! Но…

— И где же она?

— Она дома… ждет меня. Пора идти, извини.

— Не волнуйся… Я все понимаю, — заверила я его, хотя абсолютно ничего не понимала.

— Я позвоню тебе despues, — сказал он, торопливо ретировавшись обратно в такси.

«Despues» означает «после», что я тоже не совсем поняла. После чего?

Пять минут спустя я стояла под ледяным проливным дождем, пытаясь восстановить душевное равновесие. И вдруг мне внезапно пришло в голову, что слишком долго я не могла уяснить одну простую истину: я уже достаточно водила за нос молодых ребят. Наконец-то один из них решил поддразнить меня, и теперь я понимаю, каково это. Пусть сегодняшний случай станет для меня уроком: никогда-никогда больше не поступать так с парнями.

В конце концов я побрела домой, промокнув до нитки. Ну что ж, придется как-то попытаться согреться, только без помощи Марсело.


27 мая 1999 года


Прошлым вечером я отправилась в «Рефази». Сказать так в моем случае все равно что сказать: «Я пошла в собор послушать мессу», — такое высокое общество любителей танго собирается в «Рефази» в начале каждой недели. Встречи эти предполагают, однако, не только танго. Здесь нюхают кокаин — украдкой, удалившись для этого в туалет, не слишком, кажется, чистый.

Протанцевав три часа без передышки, я сделала небольшой перерыв. И тут вдруг заметила женщину, одиноко сидевшую за столиком в самом дальнем углу. Сначала я увидела ее голову — почти голый череп в сияющем ореоле, светлое пятно в темном и прокуренном помещении. Видимо, она недавно побрилась и затем обесцветила перекисью жиденькую волосяную поросль. На вид ей было около семидесяти: лицо сплошь в морщинках, вокруг глаз черные круги. Красная помада на губах придавала ее лицу зловещее выражение.

Я заметила на ее столике небольшую табличку с надписью «Таро». Но, казалось, никого тут не интересует далекое будущее. Людей обычно намного больше волнуют ближайшие события. Например: «Кто же сегодня пригласит меня на танец?» — если это женщина, или: «Улыбнется ли мне сегодня удача?» — если мужчина. Но я продолжала смотреть на старуху. И чем дольше, тем большую жалость она во мне вызывала. Наконец это чувство стало невыносимым. Я подошла и попросила ее погадать мне (и не важно, что я пропущу танец, который, быть может, изменит всю мою жизнь).

Мое знание испанского было не таким, чтобы я смогла во всех деталях осознать перспективу моего светлого будущего, а услышать мне предстояло, я в этом не сомневалась, изрядно. Я спросила гадалку, не говорит ли она по-английски. По-английски она не говорила. Зато говорила по-французски. Мне стало жутко интересно: не имеет ли она, случайно, отношения к мадам Ивонн, героине той грустной песенки о девушке, под которую я танцевала с Марсело? А может быть, это она и есть! Выяснять я не стала. Мы сразу перешли к делу. Старуха попросила меня перемешать карты, чтобы колода почувствовала меня. Обычно у меня это хорошо получается, но, видимо, я сильно нервничала, потому что, когда попыталась раскинуть карты мостиком, они разлетелись по всему полу и мне пришлось опуститься на четвереньки и здорово поползать, чтобы собрать их.

— Обещайте, что не скажете мне ничего ужасного! — попросила я, вылезая из-под стола. Абсолютно нетипичный для меня приступ осторожности.

— Я лишь повторяю, что говорят мне карты, ma cherie.

— Ну да, но мне не обязательно знать все, что говорят карты. Я не имею ничего против, если неприятности возникнут неожиданно, как сюрприз в пирожке с начинкой. Понимаете, о чем я?

Сама не знаю, отчего я так нервничала.

— Как вам будет угодно, — произнесла гадалка. Она разложила карты картинками вниз, затем перевернула их так, что они образовали таинственный узор. Некоторое время она не произносила ни слова. Мне не терпелось услышать хоть что-нибудь.

— Ну? Вы видите мое будущее?

— Покажите-ка мне вашу руку. Дайте я взгляну на нее! — Я вытянула руки ладонями вверх. Она внимательно оглядела их, затем поднесла ближе к свету, повертела так и эдак… Наконец произнесла: — Вы проживете долгую жизнь в добром здравии. — Ткнув пальцем в какую-то черточку на моей ладони, она сказала: — Видите? Вот она, ваша линия жизни.