– Смотрите, каков молодец, – выпалил Эдвиг. – Вот что мы сделаем. Соберем все золото и серебро в королевстве и отдадим его Идрику, а когда датчане налетят в очередной раз, мы скажем им, чтобы они грабили его. Проблема решена.

– Это не тема для шуток, милорд, – фыркнул Вульфнот. Он повернулся к Этельстану. – Король поставил Идрика командовать нашими береговыми укреплениями. Помимо того что он еще больше разбогател от этого назначения, оказалось, что в кораблях он разбирается хуже последнего свинопаса. Ни один человек в южных графствах не желает доверять свою защиту Идрику, и все они сомневаются насчет своей присяги на верность королю. Они боятся, что его зависимость от Идрика является результатом старческого слабоумия. Я слышал, как люди говорили, что, если кто-то не возьмет в свои руки бразды правления страной, король всех отдаст в лапы Идрику, и тогда уж точно мы пропали.

Вульфнот впился взглядом в лицо Этельстану. Было абсолютно ясно, что он имеет в виду: люди, о которых он говорил, хотят нового короля.

Но чтобы скинуть с трона старого короля, нужна армия.

Он чувствовал, что все теперь смотрят только на него. Они бросили ему вызов, словно флаг, и теперь хотят, чтобы он подхватил его и помчался с ним вперед. Но чего они от него ожидают, и куда он пойдет? Кто из них готов последовать за ним туда, на самый край смертельного обрыва?

Много лет назад он уже думал о том, чтобы собрать армию против своего отца, – дикое, отчаянное желание, порожденное молодостью, разочарованием и злостью. С тех пор он стал намного осторожнее. Господи! Один этот разговор уже подвергает их всех большой опасности.

– Значит, вы хотите убедить короля отказаться от своего доверия Идрику, – сказал он. – Подтолкнуть его к тому, чтобы он доверял тому, кто больше вам по душе. А при необходимости заставить его сделать это силой. Давайте рассмотрим такой вариант. – Он поставил свою чашу и теперь обращался только к Вульфноту: – Судя по вашим словам, Идрик контролирует флот и всю Мерсию. Элдормен Ухтред контролирует Нортумбрию, а элдормен Эльфрик – большую часть Уэссекса. Королю они обязаны своими землями и титулами, и они сделают все, что он им прикажет. Поэтому любой, кто думает бросить вызов королю или, вероятно, даже просто заявит о своих притязаниях на трон, восстановит против себя более двух третей всего населения королевства, способного носить оружие. Каким образом он может победить? Или же вы пришли ко мне, потому что думаете, мол, если я вежливо попрошу, мой отец просто пожмет плечами и вручит мне свою корону?

– Он никогда не сделает этого, – сказал Эдвиг. – За нее с ним придется сражаться. Пугающая перспектива.

Этельстан проигнорировал его замечание.

– Вульфнот, мне понятны ваши страхи, но ситуация не настолько зловещая, какой она вам, по-видимому, представляется. Когда строительство кораблей завершится, у нас будет почти двести судов, чтобы патрулировать берега. Одного этого, возможно, будет уже достаточно для того, чтобы отпугнуть любого врага, который вздумает напасть на нас, независимо от того, кто командует флотом. Даже если это окажется Идрик. Если будет на то Божья воля, нам вообще не придется драться.

– Я же говорил вам, что он не пойдет на это, – сказал Эдвиг.

– Эдвиг, заткнись! – рявкнул на него Эдмунд. – Этельстан, ты еще не дослушал, что…

– Милорд, – со злостью в голосе перебил его Вульфнот, – я выражаю настроения людей по всей Англии, а не только с юга. Они боятся доверять королю, ибо он прислушивается ко всем ядовитым речам, которые вливает ему в уши Идрик. Они боятся за свои титулы и земли. И они не забыли убийство Эльфхельма и его сыновей.

Этельстан поднял руку, останавливая его.

– Эльфхельм был предателем, – сказал он. Ему претило, что он должен защищать действия своего отца в отношении Эльфхельма, но прошлого уже не изменить. А поощрять любые шаги этих людей против короля бесчестно.

– Это может быть, – признал Вульфнот, – но Эльфхельм был убит прежде, чем ему дали шанс ответить на обвинения в свой адрес.

– Обвинял его король, а преступлением его была измена, – отрывисто бросил Этельстан. – Метод, которым мой отец обошелся с Эльфхельмом, действительно был неразумным; тем не менее сам я убежден в вине этого человека. – Он хмуро взглянул на Эдмунда, который не хуже его самого знал о том, что Эльфхельм был в тайном сговоре с датчанами. И Эдмунд рассматривал жестокую реакцию на это их отца со сдержанным одобрением. Обращаясь к Вульфноту, Этельстан со злостью в голосе сказал: – Следите за тем, что вы говорите, милорд, потому что сейчас мы и сами находимся в опасной близости к измене. Вы доверяете королю настолько мало, что готовы нарушить клятву верности ему и поднять на него свой меч? Потому что все приведет именно к этому.

Эдмунд поднял обе руки в успокаивающем жесте.

– Не нужно, чтобы это вело к сражению, – сказал он. – Дворяне должны встретиться со своими кораблями в Сандвиче весной. Если нам удастся привлечь на свою сторону достаточно людей, мы окажемся в удобном положении, чтобы бросить вызов Идрику, отобрать у него контроль над кораблями и заключить соглашение с королем.

Этельстан покачал головой:

– Все это звучит очень красиво, Эдмунд. Очень цивилизованно. Однако ты забыл про одну существенную деталь: король не тот человек, чтобы заключать соглашение со своими дворянами.

Как сказала ему провидица, когда он виделся с ней в последний раз? Нужно стремиться получить то, чего хочешь. Получить он должен все королевство, но цель эта будет разбита вдребезги, если позволить этим людям осуществить их план.

– Милорд, мы просто в отчаянии, – настаивал Вульфнот.

– Что ж, а я нет. – Он резко встал. Другие тоже поднялись, и собаки у их ног встревоженно разбежались в стороны. – И пока я не пришел в отчаяние, я не подниму оружия против своего отца. Ничто из того, что вы здесь сказали, не пристыдит меня и не заставит сделать это. Это мое последнее слово.

Эдвиг рассмеялся:

– Глупцы! Вы еще не пробовали его подкупить. Предложите ему королеву, и он может передумать. Господи, да предложите же эту королеву мне, и я сам брошу вызов королю.

Это было уже слишком, и Этельстан не выдержал. Развернувшись, он с размаху ударил кулаком в презрительно ухмыляющееся лицо Эдвига и с удовлетворением отметил, что брат его после этого рухнул на пол без чувств. Затем он повернулся к Эдмунду.

– На этом мы закончим, – сказал он. – А еще я нахожу, что этот дом мне больше не нравится.

С этими словами он направился к двери, потирая по пути кулак. Он не жалел, что ударил брата, хотя язвительное замечание Эдвига было очень недалеко от истины. Он действительно попытался бы отобрать корону у своего отца, если бы думал, что это также поможет ему получить и королеву. Но однажды он уже представил ей этот план, и она заставила увидеть все его безумие. Англия – причем вся Англия – в один прекрасный день будет принадлежать ему, но он должен выждать то время, когда корона сама упадет к нему в руки. Он не должен красть ее.

Выйдя во двор, он увидел, что Эдгар в сопровождении двоих людей, посланных привезти его, как раз спешивается. Перехватив у него поводья, он тут же сам вскочил на его лошадь.

Его брат с удивлением взглянул на него:

– Что случилось?

– Спроси у Эдмунда. – Он указал на двух приехавших с Эдгаром стражников. – Твои люди едут со мной, – сказал он и, пришпорив коня, направился к воротам.

Он решил, что поедет в Верхэм. Там он напьется, напьется вдрызг, и сотрет из своего сознания все мысли о братьях, Идрике и короле. Он знал, что Эмма все равно останется, потому что он до сих пор не нашел такого эликсира, который мог бы заставить его не думать о ней. Боже! Сколько раз он уже пробовал сделать это! В угаре хмельных пирушек, на площадках, обучаясь боевому искусству, в объятиях других женщин. Но все равно она постоянно преследовала его.

Лишь однажды он пошел на поводу своей страсти, и это оставило их обоих разбитыми и в отчаянии, поскольку Эмма была связана обетом верности с его отцом, а не с ним, и не могла нарушить свою клятву.

Тогда он отпустил ее – как она его попросила. И тем не менее она по-прежнему была с ним и останется с ним навсегда.

Он и сам не мог сказать, было ли это его благословением или проклятием.

Он уводил своих спутников от охотничьего домика по тропе, которая причудливо извивалась по склону холма. Они достигли дороги, идущей вдоль его подножья, и уже почти оставили Корф у себя за спиной, когда один из стражников окликнул его и показал в сторону вершины крутого, укрытого дерном склона.

Вниз с холма Корфа в их сторону скакал Эдгар, явно намереваясь их перехватить.

– Подождем, – сказал он. – Похоже, мой брат хочет мне что-то сказать.

Он подозревал, что Эдгар, который всегда выступал в роли миротворца, попробует убедить его вернуться в дом. Он скорее был готов отправиться в ад, чем позволить Эдмунду и Вульфноту снова нападать на него.

Он хмуро следил за тем, как его неразумный брат спускается по крутому склону, – без седла и слишком быстро, – да еще восторженно усмехается, радуясь собственной отваге. «Если лошадь споткнется, Эдгару будет уже не до смеха», – подумал Этельстан.

И в следующий момент, к его ужасу, лошадь и в самом деле оступилась. Одна нога ее вдруг подогнулась, большая голова резко откинулась назад, пока она старалась сохранить равновесие, а затем произошло страшное падение. Выругавшись, Этельстан спрыгнул со своего коня и побежал туда. Он рухнул на колени подле Эдгара, который лежал на груди среди камней, забрызганных кровью; голова его была вывернута под неестественным углом.

В нескольких шагах от них, беспомощно молотя ногами, кричала раненая лошадь, и только когда ее ужасные вопли прекратились, где-то в уголке сознания у него мелькнула догадка, что один из слуг, видимо, перерезал ей горло. Он был слишком потрясен, чтобы рыдать, и лишь молча смотрел на лицо несчастного Эдгара, на котором застыло выражение удивления.

Помимо его воли в голове у него похоронным звоном прозвучали слова пророчества. Суровая судьба ждет сыновей Этельреда – всех, кроме одного.

– Какой же ты глупец, Эдгар, – прошептал он. – Проклятый молодой глупец!

А затем он заплакал, не обращая внимания на двух мужчин, стоявших рядом с ним, молчаливых и беспомощных. В конце концов он протянул руку и закрыл глаза Эдгара, после чего приказал своим людям скакать в дом за помощью. Он остался дожидаться их у тела брата, бормоча под нос молитвы и за Эдгара, и за себя. Но, ради всего святого, как он скажет своему отцу, что еще один принц нашел свою смерть в Корфе?

Октябрь 1008 годаЭлмесета, Саффолк

Эмма лежала, свернувшись калачиком, в своей кровати под толстым шерстяным покрывалом, но не спала, просто отдыхала. Рядом с ней, лежа на животе и выставив вверх попку, крепко спал Эдвард, и лицо его было полностью спрятано в шелковистых светлых кудрях. В этот миг они были лишь вдвоем, закутанные в одном коконе теплой постели, как будто во всем мире больше никого не существовало.

За стенами поместья, как и всю прошлую неделю, висела сырая стена тяжелого тумана, пойманного, словно в сеть гигантского паука, ветвями вязов, давшими название данной местности[6]. Эта густая дымка разрисовывала любое время дня в один и тот же тусклый серый цвет, и ей казалось, что само время попало под домашний арест, а солнце и луна остановились навеки.

У нее опять случился выкидыш. Уже во второй раз после рождения Эдварда лоно ее само освобождалось от своей крохотной ноши почти сразу после того, как она понимала, что беременна. Сейчас все было не так больно, как когда это произошло впервые, но эта пустота под сердцем напоминала незаживающую рану.

Эдвард возле нее беспокойно заворочался, и, глядя на него, такого беззащитного во сне, она чувствовала, как любовь к нему внутри нее нарастает, пока, смешавшись с болью потери, та не переполнила ее, и тогда на глазах ее выступили слезы.

А что, если и с этим ее сыном что-то случится? Как она сможет жить дальше? Священники советовали ей молить Всемогущего о безопасности для Эдварда; но, хотя Эмма постоянно молилась Богу и щедро одаривала Его церковь, она не особенно доверяла Ему в этом вопросе. Ей казалось, что Он ведет себя слишком беспечно, когда речь идет о детях. Если она когда-либо потеряет Эдварда, лишь другое дитя сможет оказаться тем звеном, которое связывает ее с этим миром. Потому-то она ежедневно просила Пресвятую Деву о втором ребенке. А после каждой новой неудачной беременности она чувствовала себя еще крепче привязанной к сыну и все больше отчаивалась в отношении второго ребенка, ибо знала, что не сможет удерживать Эдварда рядом с собой всегда. Дети никогда не остаются с родителями.

Закрыв глаза, она вспомнила такого живого, пышущего энергией шестнадцатилетнего Эдгара и тот момент, когда Этельстан вошел в тронную залу своего отца с вестью о смерти своего брата. С серым от горя лицом он преклонил колено у ног короля и поведал ему ужасную историю о безрассудной скачке Эдгара вниз по склону холма в Корфе; ей тогда хотелось обнять его и дать ему утешение, в котором он так нуждался в тот миг. Но, даже если бы она только на словах высказала лишь малую часть того, что творилось у нее на сердце, этого было бы слишком много и она выдала бы себя. Ей пришлось привлечь все свое самообладание, чтобы остаться неподвижной и молчать, сидя возле короля. А когда глаза Этельстана лишь на какое-то мгновение встретились с ее глазами, она увидела в них такую боль, что ей захотелось разрыдаться – но не по Эдгару, а по Этельстану.