Она не испытывала особой любви к Эльгиве, поскольку эта женщина когда-то была ее врагом и соперницей. Но тем не менее она не хотела, чтобы та попала в лапы Идрика. Если Эльгива и в самом деле нашла себе приют у этого Турбранда, зачем предавать ее? Кому это на руку? Насколько она понимала, уж точно не ей.

– А делать ничего не нужно, – сказала она отцу Мартину, – за исключением того, что все это должно остаться строго между нами. Заговорив об этом, мы только вызовем пересуды и споры, действительно ли та черная дама является Эльгивой. Кто бы ни была та женщина, ее присутствие в Холдернессе осталось незамеченным для Идрика и его людей. И я была бы довольна, если бы так все и оставалось.

Если это Эльгива, то пусть себе остается с Турбрандом в Холдернессе. Если не давать ей власти, от нее не будет никакого вреда.

Отец Мартин уже давно ушел, а мысли Эммы все крутились вокруг того, что он ей рассказал, и в конце концов она решила открыться Марго.

– Как ты думаешь, Марго, мудро ли я поступлю, сохраняя молчание об Эльгиве? – спросила она. – Если это, конечно, Эльгива. – Она расхаживала по комнате и рассуждала вслух. – Может быть, мне следовало бы послать туда кого-нибудь, кто выяснил бы, есть ли в этой сказке о темной даме хоть капля правды.

– А даже если и правда, – задумчиво сказала Марго, не отрываясь от своей вышивки, – то ведь все равно король боится не Эльгивы, не так ли?

– Так, – ответила Эмма. – Он боится человека, за которого она могла выйти замуж. И это определенно не Турбранд, который, если источник отца Мартина сказал правду, вполне доволен собственной женой и не думает собирать армию, чтобы воевать против короля.

– Но если не было упоминаний о датчанине, пребывающем рядом с этой дамой-лебедем, тогда что же тут плохого? – спросила Марго.

«Совсем ничего плохого, – подумала Эмма, – разве что…»

Ей на ум приходил только один мужчина, который мог бы соблазниться женитьбой на Эльгиве, чтобы с помощью ее земель, золота и людей бросить вызов королю и сменить его на троне. Если Этельстан узнает, где прячется Эльгива, может быть, он попробует осуществить все это?

Этого она не знала и не видела причин для того, чтобы подбрасывать ему соблазн, который мог бы подтолкнуть его на этот путь. Она заверяла себя, что она опасается определенно не того, что Этельстан, как и его отец несколько лет назад, может подпасть под чары леди Эльгивы, а что он может попытаться захватить трон.

Ноябрь 1008 годаРедмир, Холдернесс

Едва забрезжил рассвет и небо за окном комнаты начало бледнеть, Эльгива проснулась от сладостного прикосновения кончиков пальцев, ласкавших ее обнаженное бедро и медленно скользнувших ей между ног. Она повернулась, протянула руку к мужчине, лежавшему рядом с ней на огромной кровати, и нежно положила ладонь ему на щеку.

– Опять? – спросила она.

Вместо ответа он взял в рот ее сосок и с помощью своих рук и губ довел ее до такого состояния, что она уже готова была кричать от желания. Но он был не намерен торопиться и продолжал изводить и дразнить ее, пока она не выдержала и стала молить его взять ее; и тогда он наконец вошел в нее, начав медленно и постепенно увеличивать ритм движений, пока ее с головой не захлестнули волны наслаждения, после чего он и сам вскоре расслабился. Когда он отпрянул от нее, она осталась лежать в его объятьях, рассматривая его лицо в блеклом свете раннего утра.

– Как же мне не хочется, чтобы ты сегодня уезжал, – прошептала она.

– Прикажите мне остаться, и я останусь.

Ее темные волосы рассыпались по подушке вокруг них, и он принялся небрежно играть ее локоном. Ей была знакома эта игра. Он был дьяволом, искушавшим ее пойти на поводу своего желания и заставить его остаться. Но вчера они несколько часов обсуждали свой план, и теперь все приготовления были уже позади. У него уйдет несколько месяцев на то, чтобы переговорить с каждым из длинного перечня бывших вассалов ее отца, широко разбросанных по землям Мерсии и Пяти городов. Однако задача эта должна быть завершена к моменту, когда в мае в Сандвиче король Этельред соберет все свои корабли, а начать ее выполнение нужно сегодня утром, прежде чем все здесь проснутся и кто-то случайно заглянет в эту комнату.

– Я хотела бы остаться тут с тобой навеки, – сказала она, касаясь губами его пальцев, – но времени на осуществление всего задуманного у тебя очень мало. И чем раньше ты уедешь, тем скорее вернешься ко мне.

Губы его скривились в унылой улыбке.

– Как прикажет леди, – сказал он и издал разочарованный вздох.

Последовал еще один долгий последний поцелуй. Когда он встал с постели, она перевернулась и стала наблюдать за тем, как он одевается, восхищаясь игрой его крепких мышц под обнаженной кожей.

– Расскажи мне, Алрик, – сказала она, – что ты намерен им говорить.

– Я скажу им, – ответил он, натягивая шерстяные бриксы, – что вы живы и здоровы, но должны скрываться, потому что король хочет убить вас, как уже убил вашего отца и братьев. Еще я скажу, что, если они станут по глупости придерживаться своей клятвы верности Этельреду, он заплатит им за это предательством – отберет их земли, разрушит семьи. – Он сел рядом с ней и стал натягивать сапоги. – Я заверю их, что элдормен Идрик – лжец и убийца и что им следует бояться его, как гадюки, приготовившейся к броску.

Она села на кровати и оперлась подбородком о его плечо.

– Но ты должен подойти к этому постепенно. Не торопись. Прежде чем открыться им, убедись, что они тебе доверяют, а затем расскажи это кратко и как бы неохотно. Но ни слова не говори о Кнуте или Свене, и даже о Турбранде. – Этот мерзавец Турбранд, как и ее отец, не желал признавать, что женщина способна на больше, чем только рожать детей. С его точки зрения, ее роль заключалась в том, чтобы раздвигать ноги для Кнута да держать язык за зубами. Если бы он узнал, чем они занимаются с Алриком, он пришел бы в неописуемую ярость. – Мы не должны разоблачить свою игру до ее начала, а мой муж, похоже, еще не готов выполнить обещания, которые мне давал.

Она прекратила упрашивать Кнута вернуться к ней, а вместо этого стала посылать его венценосному отцу письма со всеми новостями, какие только могла собрать. Конечно, таких сведений было не много, но они могли ему каким-то образом пригодиться – это был ее способ напомнить ему, что он поклялся однажды отобрать корону у Этельреда.

Обувшись, Алрик повернулся к ней.

– Я должен посеять недовольство королем и недоверие к нему, не привлекая к себе особого внимания.

Она удовлетворенно кивнула:

– Ты все понял правильно. Когда Свен все-таки придет сюда, ему захочется, чтобы люди с Севера неохотно брали в руки оружие, чтобы воевать с ним. – Она закусила губу. Свен должен прийти. А до этого должен появиться Кнут, и уже очень скоро. Ей необходим сын. – Может показаться, – сказала она, словно раздумывая вслух, – будто в отсутствие моего мужа созданием фундамента для его правления здесь должна заняться я. Возможно, однажды он даже по достоинству оценит мои усилия.

Он взял ее за руку и прошептал:

– Я не сомневаюсь, миледи, что он построит свое правление на заложенном вами фундаменте, однако подозреваю, что он никогда не оценит вас так, как вы того заслуживаете.

Он поцеловал основание ее ладони, а когда отпустил ее руку, она сняла с большого пальца золотое кольцо с выгравированным на нем своим именем.

– Используй его в качестве подтверждения того, что ты послан мною, – сказала она, надевая кольцо ему на мизинец. – Оно было подарком вероломного короля и идеально подходит для того, чтобы мы применили его в деле подрыва доверия к нему. Однако будь осторожен в отношении тех, кому ты будешь его показывать. У Идрика повсюду есть свои шпионы.

Кивнув, он поднялся на ноги и, набросив на плечи подбитый мехом плащ с капюшоном, низко поклонился ей. Он выглядел как вылитый королевский посланник, и она одобрительно кивнула ему в ответ.

Когда он ушел, выскользнув из ее спальни бесшумно, словно привидение, ей показалось, что в комнате, и без того прохладной, стало еще холодней. Она снова улеглась в постель и начала составлять в голове послания, которые отправит Свену и Кнуту, чтобы поторопить их поскорее привести свои армии в Англию. Однако смогут ли ее слова подвигнуть их к каким-либо действиям? Прошло уже два года с тех пор, как Кнут уплыл в Данию. Она уже даже не могла толком вспомнить, как он выглядит, помнила только его высокий рост и огненно-рыжие волосы.

Закрыв глаза, она без всякого усилия представила себе образ Алрика и улыбнулась. Кнут отсутствовал слишком долго, и после стольких лет постоянных игр в обольщение с Алриком – игр, которые всегда заканчивались вничью, – она наконец решила уступить ему.

Возможно, думала она, ей еще придется пожалеть, что она взяла его себе в любовники, но сама она считала это маловероятным. Алрик, как и она, прекрасно знал, что его будущий успех полностью зависит от нее, а ее успех зависит от Кнута. Сын датского короля был для них ключом к власти, и, когда в ее постель вернется законный муж, Алрик не станет высказывать недовольства.

Она набросила на себя выделанную шкуру с кровати и, оставив теплую постель, подошла к одному из больших сундуков, стоявших у стены. Ключ от него она хранила на цепочке у себя на шее и сейчас воспользовалась им, чтобы открыть тяжелую крышку. Оттуда она извлекла до блеска отполированную деревянную шкатулочку, которая умещалась у нее на ладони. Внутри шкатулка была разделена на четыре отделения, одно большое и три поменьше; в тех, что поменьше, лежали красные, черные и белые стеклянные бусинки. Тира, подарившая ей эту шкатулку, дала при этом очень точные инструкции. Начиная с первого дня месячных она должна была каждый день класть в большое отделение по одной красной бусине, пока кровотечение не прекратится. После этого она должна была каждый день добавлять к красным бусинам по одной белой.

– Когда Кнут вернется к вам, – сказала тогда Тира, – наиболее важными будут дни с белыми бусинами, потому что в эти дни вы вероятнее всего сможете забеременеть.

После того как все белые бусины переберутся в большое отделение, туда должны последовать черные бусины, отмечающие дни, когда она будет невосприимчива к мужскому семени.

Эльгива закусила губу. Сегодня утром в большом отделении уже находились все красные и белые бусины, а также несколько черных. Она вынула еще один черный шарик и, положив его в большое отделение, плотно закрыла крышку шкатулки, сунула ее обратно и заперла сундук.

Если эти бусинки могли помочь ей забеременеть, отсюда следовало, что их также можно использовать, чтобы избежать зачатия ребенка, пока ее муж находится за морем.

Но если бусинки Тиры дадут сбой… От мысли, что может произойти в этом случае, она содрогнулась и стремглав бросилась обратно в постель. Однако Тира заверяла ее, что бусинки обязательно сработают, и теперь ей оставалось только довериться в этих вопросах своей угрюмой рабыне, как это делали, похоже, все в Холдернессе.

– Эта женщина из народа саамов, – рассказала ей Катла, – ее привезли с ее родины далеко на севере. Она обладает даром предвидения.

Эмма ничего не знала о народе саамов, но зато видела, как Тира бросала гадальные палочки с рунами, и от этого зрелища по коже у нее пробегали мурашки. Ей казалось, что Тира не просто читает знаки, вырезанные на костяных палочках. Она читала также в сердцах и умах, как будто каждое лицо, на которое она смотрела, было отмечено рунами, видимыми только для нее.

– Ты когда-нибудь лгала людям? – как-то спросила она у Тиры. – Говорила им то, что они, по-твоему, хотели от тебя услышать, вместо того, что прочла по рунам?

Это был единственный раз, когда она увидела страх в глазах этой саамской женщины.

– Мой дар идет от богов, – ответила ей тогда Тира. – Я не смею лгать, поскольку, оскорбив свой дар, рисковала бы вызвать месть богов.

Таким образом, Тира умела читать по рунам и при этом всегда говорила правду – именно за эти качества Эльгива считала ее, пожалуй, самым ценным из подарков Кнута.

Она лежала на подушках и прислушивалась к звукам, которые постепенно начинали проникать в ее комнату со двора: подростки таскают воду в дом, женщины разводят огонь на кухне, неясный ропот голосов на английском вместо родного для Кнута норвежского. Теперь это были ее люди, часть ее окружения; эту землю с домом, которые она взяла в аренду у Турбранда, она до сих пор считала наилучшим применением подаренного ей Кнутом серебра. Жалко только, что все это находится недостаточно далеко от жилища самого Турбранда и этой мышки Катлы, однако в один прекрасный день ей могли понадобиться укрепленные стены его поместья.

Ведь до сих пор были люди, которые продолжали ее искать. Время о времени в близлежащих деревнях появлялся кто-нибудь, кто начинал задавать вопросы, и Турбранду приходилось посылать отряд, чтобы разобраться с этим. Всего несколько недель назад какой-то нормандский священник доехал до самого Беверли, и она очень встревожилась, услышав об этом, поскольку боялась, что это может быть кто-то из посланных Эммой.