Она перевернула страницу, в уме придумывая историю, которая соответствовала бы открывшемуся там следующему рисунку – безголовому человеку, чьи громадные глаза, нос и рот зияли на груди, ниже плеч. Рисунок этот был ей знаком, поскольку книга была у детей самой любимой, а свои истории она складывала из кусочков и отрывков других сказок.

Время от времени она поглядывала на других присутствующих в комнате, которые прислушивались к ее рассказу, не отрываясь от работы. Уаймарк, Марго и Вульфа сидели группой в центре комнаты и занимались рукоделием. Покрывало для алтаря, которое они сейчас подшивали, было почти закончено, и Эмма считала его одним из самых красивых изделий, изготовленных при ее дворе. Оно было из кроваво-красного шелка, обрамлено лентой из золотистой ткани, а центральный узор в виде большого золотого распятия она вышивала сама со всем своим усердием. С каждым стежком она шептала молитву святой Бригитте, покровительнице детей, моля ее о защите для подрастающего мальчика. Завтра она расскажет королю, что снова ждет ребенка, и, прежде чем отбыть с двором в Сандвич, сама отнесет это покрывало в церковь святой Бригитты.

Едва успела она закончить свою сказку отчаянной битвой между двумя монстрами не на жизнь, а на смерть, как в комнату вошел слуга и объявил о прибытии дворецкого короля, Хьюберта, который следовал буквально в шаге за ним.

– Добрый день, Хьюберт, – сказала она, глядя на неожиданного гостя, который, отвесив небрежный поклон, с торжественным видом встал перед ней, сложив руки на груди.

Она с тревогой смотрела на этого маленького церковника в темной рясе с лицом проныры, поскольку они с ним недолюбливали друг друга. Хьюберт десятилетиями служил королю в качестве его личного писаря, временами – советчика, а также – у нее были свои основания так считать – придворного шпиона. Его появление здесь означало, что он принес важное послание от короля, а по безмятежному выражению его лица она подозревала, что ей не понравится то, что она сейчас услышит.

– Надеюсь, ничего не случилось, – сказала она.

– Король просит вас подготовить вашего сына к путешествию, миледи. В течение ближайшего часа он должен будет отправиться в школу при аббатстве в Или.

Она почувствовала, как Эдвард подле нее от удивления вздрогнул. Она также была удивлена и напугана, но не должна была показывать этого Хьюберту.

– То, о чем вы просите, невозможно, – ответила она, следя за тем, чтобы голос ее звучал спокойно. – На то, чтобы подготовить моего сына к такому непростому делу, нужно гораздо больше времени. Если я не ошибаюсь, путешествие в Или должно занять не менее пяти дней.

– Все необходимые приготовления уже завершены, миледи, – заверил ее Хьюберт. – И вам нужно лишь отдать мальчика вместе с одеждой, которая ему понадобится. Я убежден, что ваши слуги способны сделать все это в отведенное вам время.

Она взглянула в сторону Марго, которая уже выскользнула из комнаты и через минуту, как догадывалась Эмма, вернется сюда со слугами. Марго, как и она сама, хорошо понимала, что бороться с неминуемым бессмысленно. Приказ, которого она так боялась, наконец поступил. Король забирает у нее сына, и она не может ничего сделать, чтобы помешать этому. Но почему именно теперь? И откуда такая спешка? Все это походило на какое-то наказание, хотя она надеялась, что Этельред просто хотел еще раз, как бы между делом, продемонстрировать ей свою власть – и не более того.

Горе и мрачные предчувствия липким комком подкатили к ее горлу, и она с натугой проглотила его. Она не должна пугать Эдварда. Ради его блага она должна оставаться спокойной, должна сделать так, чтобы он отнесся к этому как к великому приключению.

Она обняла сына за плечи и прижала его к себе.

– Что ж, Эдвард, – беспечным тоном сказала она, – король отдал нам приказ, и мы должны повиноваться. Ты уже слишком большой, чтобы помогал тебе только один отец Мартин, так что теперь ты отправишься в аббатство, где у тебя будет много учителей.

Лицо мальчика, однако, было затуманено сомнением.

– А разве ты не поедешь со мной? – спросил он.

Она погладила рукой его белокурые волосы и представила его в Или, одинокого и испуганного, среди незнакомых лиц, без матери, которая могла бы позаботиться о нем. Она быстро прогнала от себя эту картину, потому что иначе начала бы плакать, а этого делать было нельзя.

– Я не могу поехать с тобой, любовь моя, – сказала она. – Но я уверена, что король отправит с тобой большой отряд, с флагами и вооруженной охраной, какие сопровождают и его самого при выезде. А теперь вот няня поможет тебе выбрать вещи, которые ты возьмешь с собой. Вульфа и Роберт тоже будут тебе помогать.

Маленькое личико Эдварда недовольно сморщилось, когда он слезал со скамейки, но он не расплакался.

– А можно мне взять с собой эту книжку? – угрюмо спросил он у нее.

– Конечно, – ответила она и, захлопнув книгу, передала ее няне.

Когда дети ушли, она вновь повернулась к Хьюберту.

– Кто будет сопровождать Эдварда в этом путешествии? – спросила она. По крайней мере, это будет не Эдмунд, который уже убыл в Сандвич.

– Ответственность за него возьмут на себя епископ Эльмхем и аббат Или. У каждого из них есть своя большая свита, и все они собираются в соборе Святого Павла, где к ним и должен присоединиться этелинг. Король желает, чтобы его сын перед отъездом ждал его в большой королевской зале.

– Все понятно, – сказала она. – Благодарю вас, Хьюберт. Сообщите королю, что я сама провожу Эдварда в залу, как только он будет готов.

Дождавшись, когда дверь за камергером закроется, она тут же вскочила, злая и озабоченная. Нужно было еще многое сделать, потому что она не собиралась посылать своего сына в Или без сопровождающих из ее собственного окружения. Она приказала одному из слуг позвать отца Мартина, а затем повернулась к Уаймарк, которая подошла к ней сбоку и взяла за руку.

– Вы же знали, что когда-то это должно было случиться, – сказала Уаймарк.

– Ему нет еще и пяти лет, – с горечью в голосе бросила Эмма. – Он еще слишком мал, чтобы понять, почему его отсылают отсюда, и я не позволю, чтобы он оставался там один среди незнакомых людей.

Почему только она не приготовилась к этому заранее?

А потому, ответила она себе, что не хотела сталкиваться лицом к лицу с этой проблемой даже в своих мыслях. И теперь она должна найти способ решить ее в течение одного часа.

Она посмотрела в глаза Уаймарк и увидела в них отражение своего собственного горя. А еще она увидела там понимание и покорное смирение. Уаймарк уже догадалась, что было у нее на уме.

– Вы хотите, чтобы Роберт сопровождал Эдварда, – сказала Уаймарк и тяжело вздохнула. – Да, конечно, он должен это сделать. Эдварду понадобится компаньон.

Эмма сжала ее руку. Уаймарк угадала, но это было еще не все.

– Я хочу, чтобы вы поехали туда оба, – сказала она. – Роберту будет только на руку продолжать расти рядом с Эдвардом, а ты позаботишься об обоих наших сыновьях. Поселись где-нибудь неподалеку от аббатства и посылай мне весточки об Эдварде как можно чаще. Отец Мартин тоже поедет с вами; его охотно пустят на территорию аббатства. – Она сделала паузу, перебирая в уме, что еще должно быть сделано. – Вас будет сопровождать кое-кто из моей нормандской охраны, а у Эдварда должен быть свой камердинер для его личных нужд, человек, которому мы могли бы доверять. Думаю, это будет юный Лифинг.

Все происходило слишком быстро. Она чувствовала себя беспомощной в борьбе с обстоятельствами, которые не могла контролировать, как будто ей приходилось бороться с неукротимой бурей. Она внимательно смотрела в лицо Уаймарк, знакомое ей так же, как свое собственное, а затем заключила ее в долгие и крепкие объятия.

– Я буду скучать по тебе, – прошептала Эмма. – Сейчас трудно сказать, сколько мы будем в разлуке, но у Эдварда должен быть кто-то рядом, к кому он мог бы обратиться, если его нужно будет успокоить и утешить, а ты была для него словно вторая мать. Будь как можно ближе к нему.

– Обязательно, – сказала Уаймарк. – Он мне как родной сын. И вам об этом известно.

Наконец они выпустили друг друга из объятий, и Эмма, поцеловав подругу в лоб, сказала:

– Поторопись. У тебя очень мало времени.

Уаймарк кивнула, а когда она ушла, Эмма, прежде чем идти помогать Эдварду собираться, кончиками пальцев надавила на свои глаза, чтобы придать лицу выражение, хотя бы отдаленно напоминающее невозмутимость. Когда она убрала ладони и открыла глаза, то увидела, что возле нее стоит Марго с чашей вина в руках.

– Выпейте немного, – сказала Марго. – Это успокоит вас, и именно такой должен запомнить вас Эдвард.

Она взяла чашу, послушно сделала глоток, потом еще один, после чего с благодарной улыбкой протянула вино обратно Марго.

– Я хочу, чтобы ты завернула покрывало для алтаря на всю длину в вощеную шерстяную ткань, – сказала она. – Оно должно отправиться в Или вместе с Эдвардом. Я не знаю, какие дары собирается послать туда король в оплату за приют для своего сына, но аббат будет ожидать какой-то компенсации также и лично от меня.

Она не пошлет Эдварда туда с пустыми руками. Нет, она обязательно сделает так, чтобы аббат был ей признателен. Шелковое покрывало для алтаря, расшитое золотом, станет лишь первым ее даром из многих. Святой Бригитте придется подождать.


Через час, стоя на ступеньках часовни у западных ворот, Эмма подняла своего сына на руки, чтобы пожелать ему счастливого пути.

– Я поцелую тебя нашим особым поцелуем, – сказал он, обхватив ее руками за шею.

Она кивнула и закрыла глаза, а он стал целовать ее сначала в лоб, в веки, потом в губы, а последний поцелуй пришелся в кончик носа.

– Благослови тебя Господь, – сказал Эдвард, совсем как тогда, когда они прощались каждый вечер перед сном.

– Храни тебя Господь, – ответила она, хотя и не была уверена, что Господу можно довериться в таком вопросе.

Эдварда подняли и посадили, как и Роберта, в седло перед одним из ее нормандских вассалов. Уаймарк ехала рядом, и, когда вся группа уже тронулась, она на прощание помахала ей рукой. Эмма сухими глазами следила за тем, как всадники исчезают в тумане. Затем она отправилась искать короля.

Он по-прежнему находился в большой зале, где принимал Эдварда перед его отъездом; вокруг него толпились чиновники и прислуга, занимавшиеся, как она догадывалась, последними приготовлениями к предстоящему сбору флота в Сандвиче. Она уклонилась от попытки Хьюберта объявить о ее прибытии и прямиком направилась к помосту, на котором за столом, заваленным бумагами, восседал Этельред.

– Я исполнила ваш приказ относительно моего сына, милорд, – сказала она, – но я хотела бы знать, почему вы настояли на том, чтобы отослать Эдварда, в такой холодной и бессердечной манере. Это было сделано жестоко, и я хотела бы знать причины этого.

Как только она заговорила, все в зале тут же умолкли, но она говорила твердо и решительно. Пусть слушают все. Вероятно, им будет любопытно узнать его ответ в не меньшей степени, чем ей самой.

– Вы просто расстроены, миледи, – сказал он, даже не удосужившись взглянуть ей в лицо. – Я обсужу с вами все ваши тревоги позднее.

– Если вы посмотрите на меня, милорд, вы заметите, что я не расстроена. Мне просто интересно. И думаю, что как ваша королева, – она сделала упор на свой титул, – я заслуживаю ответа.

Тогда он действительно посмотрел на нее, после чего едва заметным щелчком пальцев очистил залу от зрителей. Этот жест был атрибутом его власти, который он использовал так небрежно, мимоходом, что можно было действительно подумать, будто он не догадывается, насколько устрашающе это выглядит. Но Эмма хорошо знала короля и понимала, что каждое его слово и каждый жест имеют свою цель. Этим он напоминал ей, что, хотя она, может быть, и королева, ее власть является лишь отражением власти его самого и Эдварда как его наследника. А теперь Эдвард уехал.

– Вы страдаете, миледи, оттого, что потеряли своего сына? – спросил он. – Или же, возможно, явное желание вашего сына уехать от вас настолько вас расстроило?

Эти слова были рассчитаны на то, чтобы причинить ей боль, и первым ее желанием было немедленно и резко ответить ему. Однако она не имела оружия против него. Она не могла сделать ему больно, сказав, что у его сына нет к нему никаких чувств, потому что Этельреду было наплевать на это. Он хотел только, чтобы дети боялись его, и в этом он преуспел, даже очень.

– Вместо того чтобы насмехаться надо мной, – сказала она, – вы могли бы похвалить меня, ведь я воспитала своего сына так, что он подчиняется вашим приказам, не задавая вопросов. И я по-прежнему хотела бы знать, почему вы сочли необходимым отослать Эдварда, не предупредив об этом заранее.

– Мне сообщили, – сказал он, продолжая читать один из документов, лежавших перед ним, – что вы носите ребенка. Почему вы оказались настолько забывчивы, что не удосужились поделиться со мной столь радостным известием?