Патриция Брейсвелл - Цена крови

Выходит, кто-то предал ее. Опешив, она уже открыла было рот, чтобы ответить, но он взмахом руки остановил ее объяснения.

– Это не имеет особого значения, – продолжал он. – Теперь, когда Эдвард уехал, вы сможете направить всю вашу энергию на подготовку к предстоящему рождению ребенка. С этой целью вы освобождаетесь от необходимости присутствовать на заседаниях совета – на неопределенный срок.

– Милорд, я лишь хотела быть полностью уверена…

– Через три дня я уезжаю в Сандвич. Вы со своим окружением остаетесь здесь, в Лондоне, и до моего отъезда на юг вам запрещается входить в мою залу или в мои покои без вызова. Я не желаю видеть ваших выходок, подобных тому, что произошло сегодня. Вам это понятно?

– Нет, не понятно, – бросила она. – Я не ваша пленница, и я не ребенок, хотя относитесь вы ко мне именно так. Если вы не желаете слушать мои советы, я буду держать язык за зубами, но отлучение меня от двора предполагает, что я совершила какое-то преступление, хоть ничего дурного я не сделала. Почему мы всегда должны находиться в противостоянии? В чем мой проступок?

Но ответ на этот вопрос она уже знала. Она посмела взвалить на свои плечи выполнение обязанностей королевы, в то время как ему она нужна была лишь для постели. Этельред хотел, чтобы раздача привилегий, принятие решений и вся власть были сосредоточены исключительно в его руках. Ему не нужны были соперники вокруг его трона – ни его сыновья, ни его знать, и, уж конечно, ни королева.

– Да, леди, – сказал он, – похоже, что мы с вами действительно всегда должны находиться в противостоянии. А знаете почему? Потому что против своей воли я был вынужден дать вам корону, однако сей дар вас не удовлетворил. Я дал вам земли и богатство, я назвал вашего сына наследником престола, но и это не утолило вашей жажды к расширению своего влияния. Вы хотите подчинить себе меня, но меня подчинить не удастся. Я буду использовать вас, как это будет устраивать меня, а в настоящее время меня устроит оставить вас в Лондоне, пока вы будете ждать рождения своего ребенка.

Теперь он уже внимательно смотрел на нее, ожидая, чтобы она совершила оплошность. Но ей было уже все равно. Он и так забрал у нее сына и отлучил ее от королевского двора. Что еще он может ей сделать?

– А если бы я захотела покинуть Лондон?

Он пожал плечами:

– Езжайте куда хотите, но, если вы собираетесь последовать за вашим сыном в Или, я советую вам хорошенько подумать. Возможно, вы имеете влияние на некоторых епископов, Эмма, но аббат Или принадлежит мне, и он получил соответствующие приказы. Так что на радушный прием там не рассчитывайте. – Он взял в руку несколько документов со стола и поднял их вверх. – Хьюберт!

Она продолжала смотреть на него, но он уже, казалось, забыл о ней. Даже лесть была бы сейчас бессмысленна. Она развернулась и пошла к выходу через залу, ошеломленная и шокированная тем, как он обернул против нее свои извращенные рассуждения.

Она не рассказывала никому о своей беременности из страха, что у нее опять может быть выкидыш, даже не думая о том, что кто-то может догадаться о ее положении и доложить об этом королю, – вероятнее всего, это была Эдит. Этельред с его подозрительностью повсюду видел одно лишь коварство, хотя, бог свидетель, у нее и в мыслях ничего подобного не было. Теперь же он использовал ее беременность в качестве повода к тому, чтобы удалить ее от двора, и такого она не ожидала. Ребенок, которого она так хотела, о котором молила Небеса, станет ее наказанием. Ее место возле короля, к которому она столько лет готовила себя, было у нее отнято. Он отлучил ее от каналов власти и информации.

Но еще хуже, что он оторвал ее от сына; и, если ей не оставалось делать ничего другого, ей придется найти способ исправить эту ситуацию.

Эмма положила ладонь на живот. Пройдет еще по меньшей мере шесть месяцев, прежде чем это дитя увидит мир. А до этих пор она мало что могла сделать.

«Шесть месяцев, – подумала она, – не такой уж и большой срок».

Но эта мысль ее мало утешила. Поскольку в жизни мальчика, которому еще не исполнилось и пяти лет, шесть месяцев были настоящей вечностью.

Этельстан в компании пятнадцати всадников ехал из Кентербери по южной части Уотлинг-стрит[7] по направлению к Сандвичу. По обе стороны грязной изрытой дороги ровная деревенская местность перемежалась длинными полями поспевающего зерна, участками густого леса и широкими лугами, на которых недавно остриженные овцы зябко жались друг к другу, чтобы согреться.

Ближе к сумеркам с неба заморосил дождь – прощальный отголосок жестокой бури, разразившейся два дня назад. Капризы погоды заставили Этельстана остановиться на два дня в Рочестере, и сейчас он пытался наверстать потерянное время, но без особого успеха. Порывы штормового ветра забросали дорогу обломками спутанных веток и даже вырванными с корнем деревьями, так что его людям часто приходилось расчищать путь или объезжать заваленные участки. Такое медленное продвижение злило его, но с этим ничего нельзя было поделать. Он уже и так опоздал на много дней, так что еще несколько часов не играли большой роли.

Когда он наконец выехал на последний подъем и увидел перед собой Сандвич, дождь внезапно прекратился, хотя небо оставалось затянутым тучами. Он оглядел гавань, окружавшую город с трех сторон, в поисках леса корабельных мачт. Они действительно были там, но гораздо меньше, чем он ожидал. В широком, защищенном от ветра канале стояло на якоре примерно сорок, может быть, пятьдесят кораблей. А он рассчитывал увидеть по меньшей мере втрое больше.

По его расчетам, флот не должен был отплывать отсюда самое раннее – до середины июня, так что отсутствие множества кораблей озадачило его. Матросы в командах моряков плохо знали своих капитанов, да и друг друга тоже. Некоторые из этих людей даже никогда не сидели на скамьях для гребцов, и, поэтому, конечно, нельзя было выпускать в открытое море сразу так много судов, даже в целях тренировки экипажей. Тогда, во имя Всевышнего, где же могли находиться все корабли?

Он провел свой отряд через палаточный городок, раскинувшийся вокруг Сандвича для размещения моряков нового флота; ему показалось, что количество палаток здесь уменьшилось больше чем наполовину. Внутри, за городскими воротами, дома были построены недавно, свежепокрашенные и с новыми кровлями, поскольку Сандвич был полностью разрушен во время набега викингов три года назад. Последствия разрушений, вызванных прошедшей сильной бурей, были устранены, в городе, похоже, царил мир и порядок – без сомнения, благодаря присутствию здесь короля. Знатные дворяне, которым предстояло обедать с королем сегодня вечером, уже начали собираться у входа в королевскую залу. Этельстан обошел эту группу и направился к расположенному неподалеку павильону, над которым под порывами ветра с моря судорожно развевался штандарт Эдмунда. Направив своих людей разбить шатер рядом с жилищем Эдмунда, он спешился и вошел в палатку брата.

Его брат в этот момент разговаривал с двумя стражниками из своей охраны, но, как только увидел Этельстана, он тут же жестом отослал их на улицу.

– Где ты был, ради Христа? – спросил Эдмунд. – Король уже бог весть что подозревает.

– Я ездил в Мерсию, – сказал Этельстан, – разбирался в делах Идрика. А здесь что происходит? – спросил он, кивая в сторону гавани.

Эдмунд указал ему на табурет, и сразу же рядом появился слуга с водой и куском ткани. Этельстан принялся вытирать дорожную пыль с лица и рук, продолжая слушать брата.

– У нас тут такие проблемы, которые и вообразить себе трудно, – проворчал Эдмунд. – Как только сюда приехал король, брат Идрика, эта неотесанная деревенщина Брихтрик, обвинил Вульфнота в том, что тот планирует мятеж против короны.

Этельстан замер; вода стекала с его лица и капала на пол. В мозгу его вспышками, словно предупреждающий маяк, мелькали воспоминания о том злополучном разговоре с Вульфнотом в Корфе.

– Господи! – еле выдохнул он. – И как же Вульфнот ответил на это обвинение?

– Он не ответил на него, – сказал Эдмунд, пододвигая еще один табурет и садясь напротив него. – В этом случае было бы просто его слово против слова Брихтрика. Я подозреваю, что Вульфнот посчитал, что его убьют в любом случае, что бы он ни сказал, поэтому он скрылся. И прихватил с собой двадцать кораблей вместе с их командами. А это более тысячи человек, которых король не может позволить себе потерять.

«Проклятье!» – подумал Этельстан. Вульфнот и его люди, несомненно, были лучшими моряками во всей Англии. И их потеря стала серьезным ударом для всего королевского флота.

– Но сейчас еще хуже, – продолжал Эдмунд угрюмым голосом. – Вульфнот принял решение пройти набегом по всему побережью Сассекса в поисках припасов. Он и его команды в основном нападают на королевские склады, забирая продукты и оружие и истребляя всех, кто пытается их остановить. Когда эти вести докатились до нас, наш знаменитый флотоводец, Идрик, – это имя он произнес с насмешливой ухмылкой, – настоял на том, чтобы Вульфнота вернули сюда, живого или мертвого. Король согласился на это, а Идрик приказал своему брату взять столько кораблей, сколько понадобится, чтобы выполнить эту задачу.

Слушая брата, Этельстан продолжал вытирать лицо и руки, но теперь он отбросил полотенце в сторону и весь превратился во внимание.

– И сколько же он взял?

– Восемьдесят наших лучших кораблей.

– Он взял восемьдесят кораблей, чтобы захватить двадцать? – эхом переспросил Этельстан. – И король позволил ему это? Он что, сошел с ума?

Эдмунд предложил ему чашу эля, но он жестом отказался.

– Брихтрик утверждал, что искусство мореплавания, которым владеют люди из Сассекса, дает Вульфноту большое преимущество, – сказал Эдмунд. – Он настаивал, что без большого численного преимущества у него будет мало надежд захватить такую добычу. Они отплыли пять дней назад, и с тех пор от них нет никаких вестей. А позапрошлой ночью здесь разразился ужасный шторм, настоящий ад, местные жители такого не припомнят. Одному господу известно, как они справились в такую бурю. Король направил своих людей по суше, чтобы они прошли через все гавани вдоль побережья в поисках известий о флоте.

Этельстан молчал, переваривая информацию. Больше всего его тревожило обвинение в подготовке мятежа. Возможно, обвинение Вульфноту бросил и Брихтрик, однако за всем этим определенно стоял Идрик. Мог он каким-то образом проведать о том, что Вульфнот встречался в Корфе со всеми сыновьями короля?

– А Брихтрик больше никого не обвинял? – наконец спросил он.

– Нет, насколько я знаю. Но лишь одному богу известно, о чем Идрик говорит королю, когда они остаются наедине. Однако мы с тобой знаем, что единственным преступлением Вульфнота до сих пор было то, что он ненавидит Идрика.

– Верно, – согласился Этельстан. – Впрочем, своим побегом он сам приговорил себя к смерти, а это передаст в руки Идрика еще больше власти. Черт! – Он вскочил и стал взволнованно расхаживать по палатке. – Теперь у нас совсем мало надежд восстановить короля против него и еще меньше шансов как-то спасти шкуру Вульфнота. И нам очень повезет, если он не утянет вместе с собой и нас тоже.

Эдмунд сделал долгий глоток эля, утерся тыльной стороной ладони и пробормотал себе под нос проклятия.

– Это моя вина, Этельстан, ведь это я вызвал Вульфнота в Корф прошлой осенью. Впрочем, возможно, мне удастся исправить положение, если я расскажу королю, что там произошло – что я поддерживал Вульфнота, а ты наотрез отказался иметь что-либо общее с его планами.

Этельстан остановился и хмуро посмотрел на брата.

– Не вижу, какую пользу это могло бы принести, – сказал он. – Это не только не исправит ситуацию, а лишь настроит короля против нас обоих. Если же он будет продолжать хорошо думать о тебе, это станет нашим преимуществом. К тому же мы даже не можем быть полностью уверены, что он не знает о случившемся в Корфе, – за исключением смерти Эдгара. Об этом мы можем только догадываться.

Эдмунд проворчал что-то невнятное, и Этельстан принял это за согласие, хотя и недовольное.

– А что тебе удалось узнать про Идрика в Мерсии? – спросил Эдмунд.

Этельстан скривился.

– Вульфнот был прав, когда говорил, что там его не любят. Он деспотичный чиновник, который собирает налоги и подати гораздо более высокие, чем в Сассексе и Нортумбрии, а разницу кладет себе в карман. Его состояние растет за счет великого множества танов, многие из которых являются родней Эльфхельма, а значит, имеют достаточно оснований его ненавидеть. Они называют его Идрик Хапуга. Король точно не знает обо всем этом, иначе Идрик не ходил бы в его фаворитах. – Он потер шею, которая у него сейчас постоянно болела, и, взглянув на брата, тяжело вздохнул. – Однако, если я выступлю с обвинениями против Идрика после всей этой истории с Вульфстаном, король, скорее всего, даже не станет меня слушать.