После того как рана зажила, еще много недель ушло на восстановление сил, необходимых, чтобы скакать на коне или крепко стоять на ногах, орудуя мечом. В течение этого времени Этельстан злился и досадовал, получая сообщения от Эммы о поражениях английского войска в одном графстве за другим. После того как викинги решили разделить свои силы, стало вообще невозможно предугадать, где они ударят в следующий раз, чтобы организовать оборону. Для Англии это лето превратилось в одну непрерывную и долгую цепь катастроф. Королевство стояло на краю разорения, проходя горький путь, о котором предупреждала провидица. Этельстан и сам не мог понять, чего ждет, обращаясь к ней опять. Она никогда не обещала ему хорошей судьбы, и он боялся: то, что он услышит от нее сегодня, окажется ничем не лучше. И все же он чувствовал необходимость найти ее и еще раз взглянуть в лицо этой представительницы древних язычников, стоящей в кругу из камней. Возможно, он просто нуждался в каком-то утешении – если эта древняя раса смогла выжить тут, для его собственного народа еще не все потеряно и он не обречен.

Эдмунд, которого, видимо, злило столь длительное молчание, прервал его долгой вереницей проклятий. Затем он спросил:

– И сколько раз ты беседовал с этой коварной женщиной?

Этельстан заколебался, потому что, если он признает это, Эдмунд захочет узнать больше.

– Сегодня будет в четвертый раз, – в конце концов произнес он. – Но я не скажу тебе, что она говорила мне.

Эдмунд снова выругался, но больше вопросов не последовало.

Вдалеке впереди них Этельстан наконец заметил веху – каменный столб на гребне холма, выделявшийся бледным пятном на фоне зловещей темноты неба. Все неровные, зазубренные камни были на своих местах, чернея на белом снегу. Но на этот раз, впервые за все время, она не ждала его среди них.

Он нахмурился, оглядывая камни, а затем стал внимательно осматриваться вокруг. Среди дубов, окружавших каменное кольцо, где когда-то стояла ее хижина, – стены, сплетенные из прутьев, обмазанные глиной, соломенная крыша, – сейчас остался только холм снега под деревьями, чьи голые ветви почернели от огня.

– Должно быть, датчане побывали и здесь, – заметил Эдмунд. – Проклятье, как они нашли это место? Это ведь полная глухомань. Этельстан, если у нее на самом деле есть дар предвидения, она должна была увидеть надвигающуюся беду и убежать. Мы теряем понапрасну время, и скоро наступит ночь. Я хотел бы сегодня все-таки ночевать в кровати, пусть даже в промозглом полуразрушенном доме – вряд ли нам найти тут что-то получше после всех ужасов этого лета.

Но Этельстан слушал его вполуха, направив своего коня между деревьями, окружавшими круг из древних камней, к сугробу, который он заметил на другой стороне. Он надеялся, что Эдвард окажется прав и что, в отличие от многих других, она получила предупреждение свыше и смогла ускользнуть. Вещей, чтобы забрать с собой, у нее было мало, и среди них уж точно не имелось ничего такого, что жаждала бы получить свора грабителей с датских кораблей.

Добравшись до чернеющих деревьев, он спешился и пошел к снежному холму. Местами снег стаял, и под ним виднелось обугленное дерево разрушенных стен. Эдмунд присоединился к нему, и вдвоем они растащили то, что осталось от присыпанных снегом столбов, составлявших остов маленькой хижины.

Когда Этельстан увидел, что находится внизу, он с проклятиями отшатнулся, хотя даже ожидал найти там нечто подобное. Он подозревал, что то же самое лежало под бесчисленными руинами, усеявшими землю Англии прошлым летом: мертвые тела с невидящими глазами, полуобгоревшие трупы, настолько изуродованные, что трудно было определить, кто здесь погиб, мужчины или женщины.

Тут огонь был недостаточно жарким, чтобы превратить кости в пепел. Он смотрел на обугленную разлагающуюся человеческую плоть, сдерживая дыхание от невыносимого смрада. Она лежала так, как упала, погибнув, видимо, когда на нее свалилась балка перекрытия крыши.

Неужели они заперли ее и сожгли в доме заживо? Господи, он очень надеялся, что ошибается.

– И что теперь? – спросил Эдмунд с угрюмым выражением на лице. – Похоронить мы ее не можем. Земля слишком твердая от мороза.

– Мы все-таки должны что-то сделать, – ответил Этельстан. Судя по состоянию тела, как он заметил, ее уже успел найти какой-то зверь. Нельзя было оставлять ее так. – Она всю жизнь прожила среди камней. И мы, конечно, сможем найти их тут достаточно, чтобы укрыть ее.

Он сделал знак своим людям, и они прошли широкой полосой, выбирая самые большие камни, какие можно было поднять, чтобы здесь, под старыми дубами, сложить пирамиду на месте, где она лежала.

И все это время в ушах его навязчиво и неустанно звенели последние слова, которые она тогда сказала ему, и в конце концов он начал бояться, что они сведут его с ума.

«Я вижу огонь, – говорила она, – и дым. И больше там ничего нет».

Что она предсказывала этими словами? Свою смерть? Или судьбу всей Англии?


Когда они через два дня приехали в Кингсхольм, было уже почти темно. Зайдя в предоставленную им комнату, Этельстан и следовавший за ним по пятам Эдмунд нашли там Эдвига, уютно расположившегося на одной из кроватей. Спиной их брат опирался на груду подушек, одна нога прямо в сапоге лежала на постели, а в руке у него, как обычно, была чаша с элем.

– Напиваешься в одиночку? – резко бросил Этельстан, которого раздражал один только вид Эдвига. Его брат превратился в преданную тень Идрика, и ему становилось все труднее ладить с ним где бы то ни было, не говоря уже о том, чтобы делить с ним ночлег.

Он пересек комнату и, осторожно присев на край кровати, вытянул ноги. Он очень устал, рана до сих пор беспокоила его; к тому же он опасался, что у него не хватит терпения, чтобы общаться с захмелевшим Эдвигом.

– А тут не с кем пить, – ответил Эдвиг, с трудом выговаривая слова, из чего Этельстан понял, насколько тот пьян. – Король объявил тайный сбор, а меня туда не пригласили.

Эдмунд, который сразу же направился к горящему светильнику на высокой ножке, теперь с интересом посмотрел на Эдвига.

– А чему посвящен этот сбор?

– Условиям мира, – фыркнул Эдвиг. – Архиепископ Эльфех только что прибыл из Кента, где он встречался с этим негодяем Торкеллом. – Он неопределенным жестом поднял свою чашу – за здоровье датчан, как решил Этельстан. – И король призвал к своей груди всех своих ближайших советников, чтобы Эльфех мог рассказать им, во что нам обойдется этот мир.

– Тогда что же ты делаешь здесь? – спросил Этельстан. Пьяный Эдвиг или трезвый, он все равно был этелингом и поэтому должен находиться с королем.

– Меня прогнали, – ухмыльнулся Эдвиг. – После того как застукали с девицей в покоях, предназначенных для архиепископа.

На лице Эдмунда отразились недоверие и отвращение одновременно.

– Боже мой, какой же ты дурак! Что ты там делал? Затащил какую-то служанку в постель к архиепископу?

– Она сама этого хотела, – возразил Эдвиг, – а комната была пуста! Откуда мне было знать, что туда ворвется Эльфех, который чуть в обморок не грохнулся при виде моей славной голой задницы? – И он расхохотался пронзительным пьяным смехом.

Эдмунд выразительно посмотрел на Этельстана:

– Может, мне врезать ему? Если он отключится, нам по крайней мере не придется его слушать.

– Судя по его виду, он и сам достаточно скоро отключится. А я хочу узнать, что ему известно о предложении мира. Эдвиг! Какие условия перемирия король предложил Торкеллу?

– Обычные отвратительные условия, – ответил Эдвиг и, казалось, даже немного протрезвел. – Двадцать четыре тысячи фунтов серебра и провизию на всю зиму. Взамен они должны убраться отсюда, как только вскроются ото льда морские пути, и поклясться, что больше никогда не вернутся снова.

– Чтобы достичь этого, потребуется больше, чем двадцать четыре тысячи фунтов серебра, – раздраженно бросил Этельстан. – Торкелл уже поставил нас на колени и прекрасно понимает это.

– Но это же и так гигантская сумма денег! – возразил Эдмунд.

– И все же он потребует еще больше, – сказал Этельстан, – а король будет вынужден заплатить.

Эдвиг сел и сбросил ноги на пол.

– Этельстан, по-видимому, прав, – сказал он, слегка покачиваясь. – Но приободритесь: есть и кое-какие хорошие новости. Наш северный друг Моркар нашел леди Эльгиву.

– Дьявол это, а не леди, – сказал Эдмунд. – И где же она?

Эдвиг снова поднял чашу, как для тоста.

– Умерла и похоронена на церковном кладбище в Линдсее.

Этельстан перехватил взгляд Эдмунда: похоже, что они одновременно подумали об одном и том же. Была ли Эльгива убита по приказу короля?

– Каким образом она умерла? – спросил Этельстан.

– Во время мора. Божья карающая рука в действии, – сказал Эдвиг, насмешливым жестом перекрестив воздух. – Она отправилась к своей кузине – как там ее? Ну, жена Сиферта? Такая высокая, с большими глазами?

– Альдит, – пробормотал Эдмунд. – Ее зовут Альдит.

Эдвиг щелкнул пальцами:

– Точно! Итак, Эльгива поехала прошлой зимой к своей кузине, заболела там и умерла вместе с половиной местных домочадцев. Эта самая кузина до последнего времени все скрывала, и Сиферту лишь недавно удалось это из нее вытащить. Похоже, он сам сейчас болеет, так что новость привез Моркар. Не повезло Сиферту, поскольку за это король отвалил его брату прекрасный надел земли в Пяти городах.

– Как будто ему нужна эта земля! – заметил Эдмунд. – Им с Сифертом там принадлежит практически все. А теперь к ним еще отойдут и земли, которые раньше принадлежали Эльгиве.

– За эти земли им придется платить налог, – напомнил ему Этельстан. Его отец был большим мастером обменивать землю на серебро и золото – один из немногочисленных его талантов.

– А налоги там будут немалые, – согласился Эдвиг, неуверенно вставая, чтобы налить себя эля. – Король, вероятно, постарается выжать все до последнего пенни, с каждого хайда английской земли, лишь бы спровадить отсюда датчан.

– Его таны еще взвоют от этого, – сказал Эдмунд.

Эдвиг вновь рассмеялся:

– Да уж, взвоют обязательно, жалкие трусы! Вы сами увидите их в зале королевского дворца. Эта зала сейчас напоминает псарню, забитую разъяренными рычащими собаками. Лают друг на друга по поводу того, как лучше остановить датских мерзавцев, но ни один не горит желанием поднять свой меч против них. Король проклинает их, проклинает дьявола, проклинает даже Бога, – но, конечно, не в присутствии духовенства. – Он сделал большой глоток из своей чаши и расплескал эль, когда вновь тяжело рухнул на кровать. – Он проклял бедного Ульфкителя за то, что тот проиграл битву при Рингмире. Кричал, что нашу сестру понапрасну отдали за этого лорда из Восточной Англии, у которого не хватило ума умереть после того, как он проиграл сражение, и он даже угрожал отобрать у него Эльфу и отдать ее за кого-нибудь другого. – Он снова помахал своей чашей. – Ваш приезд, милорды, будет встречен с большой радостью, обещаю вам, – новое мясо, на которое смогут накинуться эти псы. Будьте готовы к тому, что они попьют вашей крови.

Этельстан нахмурился и встал. Он уже услышал от Эдвига все, что хотел.

– Спасибо за предупреждение, – сказал он и повернулся к Эдмунду. – Думаю, пора дать знать королю и своре его псов, что мы уже здесь.

Глава 28

Декабрь 1010 годаКингсхольм, Глостершир

Этельред внимательно изучал стоявшего перед ним человека – архиепископа, королевского эмиссара, его советника на протяжении многих лет. Затем он перевел взгляд с усталого лица Эльфеха на массивный золотой крест у него на груди и епископский посох с инкрустацией из серебра и золота, на который тот опирался.

Боже милостивый! Если бы этот человек вырядился подобным образом и встречаясь с Торкеллом, датчане удвоили бы сумму требуемой дани и при этом еще и посчитали бы, что их надули.

Почувствовав себя неуютно, он перевел взгляд с архиепископа на остальных, кто собрался в королевской зале, – своих родственников и ближайших советников. Эдвард, наследник трона, сидел по правую сторону от помоста, разодетый в золото, соперничающее с нарядом архиепископа. «Эдит постаралась, – догадался он, – и очень глупо поступила».

Напротив Эдварда в левой половине залы сидела Эмма, одетая в темное платье, более подходящее к данному случаю: единственным украшением на ней была серебристая вуаль, скрывавшая ее красивые волосы. Рядом с ней, потупив глаза и избегая взгляда короля, сидели его дочери. Он отдал их замуж за влиятельных людей; вероятно, они побаивались предстоящей стычки между их мужьями и отцом, которая вполне могла произойти. Но Этельред всю жизнь осыпал их золотом, и, если они хотели доказать ему свою благодарность, им следовало определиться, на чьей стороне окажется их преданность в этой ситуации.