Патриция Брейсвелл - Цена крови

– Эмма, он ведь архиепископ Кентерберийский, так что он может запретить выплату любого выкупа.

– Но почему? Это просто немыслимо! Кто-то должен поговорить с ним и…

– Я уже делал это. Пытался урезонить его, но он решительно настроен не выполнять требований датчан. Он настаивает на том, что, если мы заплатим выкуп, это будет равноценно признанию его вины в смерти Хемминга. И он не может этого допустить. Что же касается цены за его голову, он говорит, что Кентербери уже платил, и не один раз. И он не будет просить людей вновь идти на жертвы.

– Но если выкуп заплатят другие, а не жители Кентербери? Или если король задержит последнюю часть дани, пока они не освободят Эльфеха?..

– Если король сделает это, датчане ударят по другому городу, затем по третьему, и этому не будет конца. Этельред не может вмешиваться в этот вопрос! Это касается только архиепископа и датчан, разве вы не понимаете? По правде говоря, – тут он снова тяжело вздохнул, – мне кажется, что Эльфех не хочет, чтобы его освободили.

И опять его слова поразили и озадачили ее.

– Это он вам сказал?

– В каком-то смысле да. Миледи, я знаю Эльфеха, а вы знаете, что он во всем видит руку Господа. В своем пленении он видит возможность донести до вражеской армии слово Божье или даже выторговать продолжительный мир с ними. Он сам хочет этого, Эмма. Это его выбор.

Она была ошеломлена. Да, она понимала, что Эльфех способен в этой ситуации договориться с датчанами. И могла допустить, что король позволит это, потому что у него нет другого выбора.

Но пока Эльфех проповедует перед их врагами, тем самым он лишает короля своего мудрого совета на это время. Высокая цена, и ради чего? Что, если усилия Эльфеха найти общий язык с датчанами окажутся напрасными? Что, если они вновь проявят свой жестокий нрав в последующие месяцы, пока не будет полностью выплачен гафол? Что бы там ни говорили датчане, их нападение на Кентербери означало нарушение перемирия, которое они заключили с Этельредом.

– А какие у нас гарантии, что они опять не нарушат мир?

– Никаких, – ответил Эльфрик. Он взял ее за руки и посмотрел в глаза с выражением такой любви и тревоги за нее, что у нее навернулись слезы. – Именно поэтому я хотел бы обсудить с вами один вопрос, который занимает мои мысли уже много недель.

– Милорд, – сказала она, – мы с вами старые друзья. И вы знаете, что можете говорить со мной о чем угодно, и я всегда вас выслушаю. – Она подумала, что дело, видимо, касается короля, и надеялась, что Эльфрик может дать ей какой-то мудрый совет.

– Это по моему настоянию, миледи, ваш брат согласился отправить вас в Англию, чтобы выдать замуж за Этельреда. И я чувствую ответственность за вашу безопасность, как если бы вы были моим собственным ребенком. Нет, – остановил он ее, видя, что она хочет возразить, – выслушайте меня, прошу вас. Англия сейчас – слишком ненадежное место для вас и ваших детей. Датская армия, ставшая лагерем в Кенте, необузданна и творит беззаконие. Она – словно безумное чудовище без мозгов и без сердца, и мы не можем предвидеть, какое злодеяние они совершат в следующий момент. Поэтому я прошу вас найти пристанище у вашего брата в Нормандии, по меньшей мере до тех пор, пока не будет выплачен гафол и весь этот сброд не покинет наше королевство. Причем сделать это нужно быстро, пока не наступила зима и морские пути не стали предательски опасными.

Она молчала, вновь и вновь прокручивая в голове его слова. Как бы она ни переживала по поводу ужасов, творившихся в Кентербери, инстинкт подсказывал ей брать своих детей и бежать. Однако это был материнский инстинкт, а она должна была рассуждать как королева.

Ее и раньше подталкивали к тому, чтобы скрыться отсюда, – уехать туда, где она будет в безопасности. Но она была связана с королем и его королевством священной клятвой, требованиями долга и даже политической целесообразностью. Какое послание она отправит жителям Англии, которые борются против вражеского вторжения, голода и болезней, если покинет их в такой момент?

Она крепко сжала руки Эльфрика, понимая, что просьба эта продиктована заботой о ней. Тем не менее она не может выполнить ее.

– Я благодарю вас, Эльфрик, за ваш совет. Но вы знаете, что я не могу сейчас покинуть Англию. Мой долг – находиться здесь. – Она перевела свой взгляд с него на Годиву, которая танцевала в куче опавших листьев. – К тому же король уже сказал, что не позволит моим детям уехать.

На миг наступило молчание, а потом он сказал:

– Даже вашей дочери?

Она посмотрела на него; выражение его лица было печальным из-за той боли, которую мог вызвать у нее этот вопрос.

Память перенесла ее на год назад, и она вспомнила слова Этельреда, тогда прозвучавшие для нее как угроза. Девочка может поехать в Нормандию. От нее мало толку. Она тогда пересказала этот разговор Эльфрику, поскольку искала его поддержки в том, чтобы удержать дочь возле себя.

Она не забыла слова короля, просто похоронила их в своем сознании. Кто в этом руководствовал ею, королева или мать? И какая мать могла позволить дочери подвергнуться риску, когда у нее была возможность отправить ребенка в безопасность?

– Миледи, – настойчивым тоном сказал Эльфрик, – на улицах Кентербери я видел детей, которых оторвали от родителей и держали в грязных сараях в ожидании выкупа. Я видел тела детей, которые погибли в горящих домах или были растоптаны…

– Прекратите! – воскликнула она. – Вы и так сказали уже достаточно. Не желаю больше ничего слушать.

Она встала и отошла от него в сторону; мысли ее были в смятении. Она еще не говорила королю, что беременна, но, когда она скажет ему об этом, он, скорее всего, заберет у нее Годиву, как когда-то забрал Эдварда, и определит ее туда, куда сочтет нужным. Намного лучше послать сейчас свое дитя в Нормандию, где Годива не только будет в безопасности, но и услышит, как о ее матери говорят с любовью, вместо того чтобы обливать ее грязной ложью. И все же путешествие через пролив таило опасности, и, как правильно заметил Эльфрик, хорошая погода продержится еще недолго.

– Как мы можем отправить ее отсюда? – спросила она, по-прежнему не сводя глаз со своей дочери. – Ведь выход из Темзы все еще блокируют вражеские корабли. – Теперь это было единственной сложностью. Она знала, что Этельред не станет препятствовать отъезду Годивы.

Когда она поднялась со скамьи, Эльфрик поднялся тоже и теперь подошел, встав сбоку от нее.

– Они поставили свой флот на якорь вдоль правого берега Темзы, – сказал он. – Если Годива сядет на корабль в Бенфлите, ей никто не помешает и она, при условии хорошей погоды, за один день сможет достичь Фландрии. А уж оттуда будет совсем легко вдоль берега добраться до Фекана.

На это она промолчала. Ее собственное путешествие в качестве невесты Этельреда от Фекана до Кентербери по пути, которым следуют киты, легким назвать было никак нельзя. Тем не менее другого выхода она не видела.

Она нашла его руку.

– Вы сможете сопровождать ее? – спросила она его. – Дабы я была уверена, что она доберется до двора моего брата в безопасности?

– Вы могли об этом и не спрашивать, миледи. Разумеется, я сделаю это.

Успокоенная этими словами, она жестом позвала Уаймарк. Нужно было многое сделать, чтобы подготовиться к этому путешествию.

День отъезда наступил в начале октября. С дочкой на руках, которую она крепко прижимала к груди, Эмма подошла к двум кораблям, которые должны были отвезти Годиву и ее сопровождающих в Нормандию. Был праздник, День ангелов-хранителей, и, хотя утренний бриз, дувший с воды, казался холодным, небо было совершенно чистое – лишь чайки кружили высоко у них над головой.

Все уже погрузились, только Эльфрик и Годива еще оставались на берегу. Эмма понимала, что задерживать отплытие больше нельзя, поэтому она нагнулась и на прощанье в последний раз обняла свою девочку, закутанную во множество теплых одежек. Причину отъезда Эмма объяснила ей накануне вечером, но до сих пор не была уверена, насколько ребенок ее понял. Прошептав благословение, она в последний раз поцеловала девочку. Эльфрик поднял ее на руки и по трапу отнес на корабль. Там он передал Годиву на руки ее няни, после чего трап был переброшен через планшир и уложен на борту.

Оставшись на берегу рядом с Уаймарк, Эмма видела, как Годива протянула к ней свою ручку, и слезы комом подкатили к ее горлу.

– Не знаю, смогу ли я удержаться и не заплакать, – прошептала она.

– Эмма, ей будет намного тяжелее, если она увидит вас плачущей, – сказала Уаймарк.

Она кивнула. Уаймарк права, она не должна плакать. Еще несколько мгновений, пока корабль отчаливал от пристани, она продолжала смотреть, пока все перед глазами не начало расплываться от слез. Тогда, быстро отвернувшись, она взяла Уаймарк за руку и пошла с ней по дороге к деревне под названием Бенфлит, плотно сжав губы от горя.

Внезапно шум ветра и вопли чаек заглушил пронзительный крик Годивы. Казалось, он схватил Эмму за самое сердце и выжал из нее слезы, которые она так долго и с таким трудом сдерживала. Однако она продолжала идти вперед и, хотя искушение было очень велико, так и не обернулась.

Ноябрь 1011 годаРедмир, Холдернесс

Эльгива стояла возле своей кровати и, подняв руки вверх, любовалась замысловато вьющимися виноградными лозами, вышитыми золотыми и серебряными нитками на ее широких рукавах. Она даже представить себе не могла, сколько может стоить это платье, сшитое из темно-синего годвебба с позолотой на рукавах, шее и по краю. Свен Вилобородый знал толк в щедрых подарках, нужно отдать ему должное в этом.

Он прислал ей и другие дары – серебряную повязку для волос, три цепочки на шею, украшенные драгоценными камнями, вышитый золотом пояс с усыпанным драгоценными камнями кинжалом в ножнах и даже кожаные туфли, которые сейчас были на ней, – и все в награду за сына, которого она наконец-то родила Кнуту.

С ее точки зрения, все это было заслуженно и к тому же очень вовремя. Сегодня вечером, когда соберутся люди, поддерживающие Кнута, она предстанет перед ними не просто как леди Эльгива из Нортгемптона, наследница обширнейших земель в Пяти городах и хозяйка этого дома, но как жена датского принца в роскошном наряде.

Тира держала перед ней шкатулку с золотыми украшениями, пока Эльгива выбирала браслеты, которые она наденет, когда в комнату вошла Катла, сопровождаемая, как обычно, тянувшейся позади нее гурьбой своих детей. Эльгива ожидала возгласов восхищения при виде ее платья, но Катла даже не взглянула на него. Ее внимание было слишком занято сыном Кнута, который спал на руках у своей няни.

«Глупая женщина, – подумала Эльгива. – Все дети выглядят одинаково».

«За исключением того, – поправила она себя, – что Свен, сын Кнута, намного красивее всех отпрысков, которых нарожала Катла».

Она подождала, пока Катла устроится на кровати с одним из своих детей.

– Что скажешь? – спросила Эльгива.

Катла внимательно посмотрела на нее, потом нахмурилась и нервно закусила губу.

«Завидует», – с раздражением подумала Эльгива. Но слишком труслива, чтобы сказать это прямо.

– Ну давай уже, Катла, не тяни, – бросила она. – Я в доме моего господина выставляю напоказ слишком много золота? Или, может быть, ты боишься, что мой внешний вид лишит его людей рассудка?

Это было шуткой лишь наполовину. На самом деле ей хотелось, чтобы от ее вида все мужчины вспыхнули. Такова была ее задача.

– А Кнут знает, что вы будете в зале во время совещания? – спросила Катла почти шепотом. – Турбранд сказал, что женщины там не нужны, они будут обсуждать свои мужские дела.

Эльгива пренебрежительно фыркнула.

– Дела Кнута – это мои дела, – сказала она.

Многие из тех, кто окажется там сегодня, когда-то были танами ее отца, людьми, которые испытывают ненависть к королю и Идрику. Кнут не приглашал ее присутствовать там, но он не настолько глуп, чтобы прогнать ее, особенно после того, как она покажется там с сыном Кнута – и внуком Эльфхельма и Свена – на руках. А если Турбранду это не нравится, он может катиться ко всем чертям.

– А где сейчас Турбранд? – спросила она у Катлы.

– Он разговаривает с Кнутом и другими людьми, которые приехали с нами.

– Какими еще другими? – Она посмотрела на свою талию и сказала: – Тира, затяни пояс потуже, чтобы он не соскользнул и я не споткнулась из-за него. – Затем, снова обернувшись к Катле, она продолжила: – Так кто там приехал вместе с вами?

Катла к этому времени переключила свое внимание на ребенка у себя на коленях, который все норовил нырнуть головой на пол.

– К пристани, ниже нашего имения, сегодня причалили два датских корабля, – рассеянно сказала она. – Это люди Кнута. Вы их всех знаете. Они здесь бывали раньше – Арнор, Эрик, вся команда.