«Однако можешь быть уверена, что она не забыла тебя. Потому что она молится за тебя каждый вечер».

Эмма задумалась, действительно ли это так. Правда ли, что ее дочь молится за нее, или же она просто повторяет слова, подсказанные ей няней? Годиве не было еще и четырех зим. Насколько она может помнить свою мать, которую в последний раз видела шесть месяцев назад на продуваемом всеми ветрами берегу Бенфлита?

Эмма закрыла глаза, переполняемая горячим желанием, чтобы у нее была возможность видеть свою дочь, чтобы все трое ее детей были вместе с ней, а не только ее сыновья. Она никогда не думала, что дочь ее уезжает надолго, потому что вражеская армия, ставшая причиной отъезда ребенка, должна к концу этого дня покинуть их страну. И, быть может, тогда, самое позднее к середине лета, Годива вернется домой.

Она услышала, как скрипнула открывающаяся дверь, и, подняв голову, увидела, что на пороге стоит Роберт, сын Уаймарк. У этого крепкого восьмилетнего мальчика на лице было такое же приятное и доброжелательное выражение, как и у Хью – его отца, которого он никогда не видел. Взглянув на сидевших кружком женщин, он нашел взглядом свою мать и улыбнулся ей; однако после этого мальчик спешно преклонил колено перед Эммой, потому что пришел он сюда явно по какому-то важному делу.

Она была рада ему, поскольку возможность видеть Роберта и Эдварда, проживавших в течение своего временного пребывания в Лондоне в доме элдормена Идрика, выдавалась нечасто. Но сейчас лицо Роберта было разгоряченным и он немного запыхался. Что-то срочное заставило его спешно явиться сюда.

– Я вижу, что ты принес какие-то известия, – сказала она, откладывая письмо матери в сторону и полностью переключая внимание на него. – Что же это?

– К хиту у восточной стены причалил драккар, миледи. Люди с корабля хотели говорить с вами или с Этельстаном, но элдормен Идрик запретил им заходить в город. – Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. – Он намерен встретиться с ними в церкви Всех Святых. Эдвард должен пойти с ним.

Она нахмурилась.

– Это Идрик прислал тебя ко мне? – спросила она.

– Нет, миледи. Я пришел по собственному желанию. Я подумал, что вы хотели бы знать это.

Она кивнула. Она действительно хотела бы об этом знать и не была особенно удивлена тем, что Идрик пожелал скрыть это от нее. В отсутствие Этельреда главному элдормену были пожалованы полномочия короля, и после этого для него не составило большого труда заодно присвоить и власть королевы – особенно королевы, которая лишь совсем недавно родила ребенка.

Гораздо больше ее тревожил вопрос, что нужно этим людям с корабля.

Она бросила быстрый взгляд на отца Мартина, который смотрел на нее, задумчиво выгнув бровь.

– Это может иметь какое-то отношение к архиепископу Эльфеху, – предположил он. – Возможно, он наконец согласился, чтобы за него выплатили выкуп.

– Молю Бога, чтобы вы оказались правы, – ответила Эмма. Она по-прежнему испытывала гнев и чувство досады из-за того, что Идрик даже не поднял вопрос об архиепископе, когда наблюдал за выполнением последнего платежа гафола датчанам. И, если сейчас должны были состояться какие-то переговоры по поводу его освобождения, она не хотела оставлять это дело в руках безразличного Идрика.

– А еще кого-нибудь пригласили на этот разговор? – спросила она. – Быть может лорда Этельстана и его братьев или епископа Лондонского?

– Он больше ни за кем не посылал, миледи. Остальных этелингов, насколько я знаю, сейчас нет в городе. А Идрик и Эдвард со своими сопровождающими уже находятся во дворе и готовятся выехать в церковь Всех Святых.

Это означало, что, если она хочет принять участие в этом разговоре, ей нужно действовать очень быстро.

Она приказала вызвать свою охрану и седлать лошадей, а затем надела шерстяной плащ, который принес слуга.

– Уаймарк, ты поедешь со мной. Отец Мартин, пожалуйста, пошлите кого-нибудь предупредить епископа Эльфхуна. Если речь об Эльфехе, он обязательно захочет присутствовать там.

Когда они торопливо шли к внешней лестнице, ведущей во двор, Уаймарк заметила:

– Идрик попытается остановить вас и не позволить вам, Эмма, поехать с ним. Надеюсь, вы готовы к такому повороту событий.

– Я тоже предвижу это, – ответила она. – Идрик узурпировал слишком много полномочий за последние несколько недель. Должен же кто-то напомнить ему, что он здесь не король.

Как и предупреждала Уаймарк, Идрик не очень обрадовался, увидев ее, – он спешно вышел ей навстречу с поднятыми руками, чтобы не дать ей присоединиться к отъезжающей группе.

– Миледи, – вкрадчивым голосом начал он, – король не захотел бы, чтобы вы принимали участие в…

– Короля здесь нет, лорд Идрик, – перебила она его. – Я надеюсь, вы не собирались указывать мне, что я могу делать, а чего не могу.

Она намеревалась пройти мимо вплотную к нему, но он схватил ее за руку:

– Вы находитесь под моим покровительством и сделаете так, как я сказал. – В его сладком голосе слышалась скрытая угроза, а улыбка, с которой он смотрел на нее, стала ледяной.

Она ничего не ответила на это, лишь выразительно посмотрела на его пальцы, сжимавшие ее руку.

Немедленно рядом с ними возникли два нормандских охранника, и, увидев их, Идрик тут же отпустил ее и отступил в сторону с небрежным поклоном.

– Кто тот человек, который желает говорить со мной? – спросила она, быстро проходя мимо него, так что теперь он был вынужден идти позади нее.

– Это предводитель датчан Торкелл, – сказал он. – Вместе с прибывшей с ним командой корабля – пятьдесят человек, если не больше. Они представляют собой внушительную силу, и это очень опасные люди.

– Все люди по-своему опасны, милорд, – бросила она. – Что вы можете рассказать мне об этом Торкелле? Полагаю, вы встречались с ним, когда передавали оставшуюся часть гафола.

– Он считается жестоким и безжалостным даже среди датчан, при этом он почти так же могущественен, как Свен Вилобородый. Он каким-то образом действует в союзе со Свеном, хоть и отрицает это. Я не верю ему. Торкелл – лжец, но он достаточно знает английский, чтобы его ложь выглядела правдоподобной. Скорее всего, он хочет предъявить еще какие-то требования к нам, да еще и пригрозить новыми убийствами и грабежами, если мы на них не согласимся.

Какие еще требования? Стал бы Торкелл лично ехать сюда, чтобы торговаться насчет Эльфеха? Возможно, но только если ставки очень высоки. Первоначальная цена за свободу архиепископа была три тысячи фунтов, но, может быть, сейчас они запросят еще большую сумму.

Или же, если Торкелл действительно настолько бесчестен, как это утверждает Идрик, он может преследовать и какие-то темные цели, которые ни один из них пока не может рассмотреть.

Какие-то темные цели. В сознании вдруг зазвучал голос ее матери, и дурное предчувствие сжало сердце, когда она вспомнила слова старой истории. Он не разглядел темного замысла своего врага и, когда были предложены переговоры, охотно согласился на них. Они оставили свое оружие за пределами церкви, как того требовал обычай, но он не мог знать, что за несколько дней до этого внутри был припрятан меч. Видишь ли, враг его был умным и очень коварным. Увы, меч этот сделал свое черное дело, и одним ударом царствование Уильяма было прервано.

Ее дед умер от руки старого врага, чьи темные замыслы он так и не сумел разгадать. Из этой печальной истории можно извлечь два урока: всегда знай намерения врага и никогда не отдавай свою жизнь в его руки.

Отправляясь на встречу с Торкеллом, не игнорирует ли она эти уроки, за которые ее дед заплатил своей жизнью?

Они дошли до оседланных лошадей, и грум помог ей сесть верхом; Идрик продолжал протестовать, но она не обращала на него внимания, поскольку мысли ее все еще были заняты трагической судьбой деда. Она взглянула на Эдварда. Он был высок для восьмилетнего мальчика и в седле со своим кинжалом, висевшим в ножнах у него на поясе, выглядел настоящим молодым воином. На нем была простая шерстяная туника и такая же простая мантия, как земля и небо отличавшиеся, слава богу, от того роскошного одеяния, которое выбирала для него Эдит, до сих пор находившаяся в Виндзоре вместе с королем. Несмотря на скромный наряд, по нему было видно, что он прекрасно знает, что является этелингом и имеет право присутствовать на этой важной встрече.

Несмотря на это, она, помня о своем деде, испытывала большое искушение приказать ему остаться.

Эдвард ответил на ее взгляд лишь важным кивком, словно напоминая ей о том громадном проливе, который разделял их теперь. Она могла только догадываться, насколько он еще больше увеличился бы, если бы она запретила ему сопровождать ее. Он был сыном короля, и обращение с ним как с маленьким ребенком возмутило бы его. На его месте она чувствовала бы то же самое, поэтому и не сказала ему ни слова насчет того, чтобы он не ехал с ними.

«К тому же, – уверяла она себя, отвечая на его кивок, – этот разговор может быть связан только с Эльфехом». Нет тут никаких темных замыслов, нет оружия, нет и опасности.

Когда они подъехали к церкви Всех Святых, оказалось, что перед ней уже собралась небольшая толпа. Было воскресенье, и, как догадывалась Эмма, люди удивлялись, почему вооруженные стражники взяли в кольцо их маленькую каменную церквушку, мешая им поклоняться Всевышнему.

– Сколько их там внутри? – спросил Идрик одного из стражников у дверей.

– Всего шестеро, милорд, – последовал ответ. – Мы поместили внутрь вдвое больше наших людей и следим за ними.

– Вы отобрали у них оружие? – спросил он.

– Да, милорд. – Стражник большим пальцем показал в сторону лежащей у входа кучи ножей и мечей и даже одной зазубренной секиры, стоявшей прислоненной к стене церкви. Он открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, но потом, видимо, передумал и, сжав губы, отступил в сторону.

Эмма не видела смысла заполнять тесное помещение еще большим количеством людей и поэтому приказала своей страже оставаться снаружи. Затем она последовала в церковь за Идриком, который сейчас тоже снял свой меч; в нескольких шагах позади нее шли Уаймарк и Эдвард.

Внутри царил полумрак, и, пока Идрик остановился, чтобы поговорить с одним из своих воинов, выстроившихся вдоль стен по обе стороны двери, Эмма воспользовалась этой паузой, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому освещению.

В дальнем конце церкви она заметила сгрудившихся возле высокого окна датчан, отделенных от англичан длиной нефа. Они были одеты в кольчуги, выдававшие в них воинов. Какое бы дело ни привело их сюда, они заметно нервничали. Она чувствовала беспокойство в их суетливых движениях, от которых трущиеся друг о друга металлические кольца доспехов издавали тихий шелест.

Она также услышала бормотание еще одного человека и, проследив, откуда оно исходит, заметила священника, стоящего на коленях перед алтарем. Он располагался лицом к нефу и читал молитвы над чем-то, что лежало на полу перед ним.

Когда она поняла, что лежит на каменных плитах перед ступенями алтаря, она вдруг испугалась. Потому что когда-то это было алтарным покрывалом. Она знала это наверняка, потому что своими руками вышивала золотом кресты по его краям и своими же руками преподносила его архиепископу Кентерберийскому – как дар королевской семьи. Теперь же покрывало это превратилось в саван, и, наклонившись, она приподняла его угол с пугающей, ненавистной ей самой уверенностью, зная, что найдет под ним.

То, что она увидела, заставило ее зажать рот руками, чтобы сдержать крик ужаса, рвавшийся из ее груди. Она понимала, что это должен быть Эльфех, хотя его лицо было так изуродовано, что она едва узнавала его. Одна половина его головы представляла собой сплошное месиво размозженного черепа и окровавленной плоти, тогда как вторая была вся изранена. Кто-то протер ему лицо и подвязал челюсть лентой оторванной ткани, чтобы рот закрылся, но не было никаких сомнений в том, что он принял жестокую и мучительную смерть.

Она оторвала глаза от тела Эльфеха, чтобы взглянуть на датского предводителя – громадного мужчину с уродливым шрамом через всю щеку и головой, выбритой наголо, за исключением длинного хвоста волос, свисавшего ему на спину. Он настороженно посматривал на нее из-под густых черных бровей.

И не напрасно. Кровь Эльфеха возопила о мщении, и все подталкивало ее к тому, чтобы устроить резню прямо здесь, в святом доме, перед глазами Господа. И все же она не могла этого сделать, поскольку на ней лежала ответственность королевы, а эти люди пришли сюда без оружия и во время перемирия.

– Я уважила вашу просьбу о разговоре, – сказала она голосом, который срывался, несмотря на все ее усилия контролировать его, – но не рассчитывала увидеть здесь демонстрацию такого подлого предательства, как это.

Массивный мужчина сделал шаг в ее сторону, и она невольно напряглась, инстинктивно готовясь отразить нападение. Позади нее послышалось какое-то движение – видимо, это Идрик хватался за меч, которого у него не было.