Лесия Корнуолл - Цена обольщения

— Ты слышишь, Реншо? Французы едут за тобой, — сказал Синджон, не обращая внимания на Эвелин.

Филипп вздохнул.

— Господи, как же я ненавижу героев! Вы так надоедливы, так предсказуемы. Ты ведь не оставишь ее, не так ли? И виной всему нелепые принципы, по которым ты живешь. Ты будешь стоять здесь и ждать, пока я не подстрелю тебя. У меня есть знамя, Радерфорд. С ним я непобедим. А ты все равно умрешь и не сможешь никого спасти.

До слуха Эвелин доносился топот копыт и крики всадников. Филипп направил пистолет в дверной проем.

— Эвелин, ступай посмотри, что там происходит, иначе я пущу ему пулю в лоб.

Эвелин не двигалась.

Синджон усмехнулся:

— Позволь рассказать, что там происходит. Офицер, что скачет впереди, полковник Жан-Пьер Д’Аграман. У него есть приказ стрелять в тебя без предупреждения. Он руководит отрядом отменных стрелков, отобранных самим Наполеоном.

Капля пота скатилась по щеке Филиппа, однако он запрокинул голову и расхохотался.

— Наполеон? Здесь я император! — Он развернул знамя и накинул его на плечи, подобно королевский мантии. — Увидев знамя, эти стрелки преклонят предо мной колени. Они не станут в меня стрелять. Не осмелятся осквернить этот священный кусок материи.

У Эвелин заложило уши от топота ног по лестнице. Синджон же не сводил глаз с Филиппа, который распрямил плечи и ждал. Знамя развевалось за его спиной, поблескивая на солнце.

В дверном проеме появился первый солдат. Он остановился, посмотрел на знамя, а потом опустился на одно колено и перекрестился. Остальные последовали его примеру, и Филипп рассмеялся.

— Видишь, Радерфорд? Я же сказал, что они упадут передо мной на колени.

— Не перед тобой, Реншо! Не обольщайся! — прорычал Синджон.

Подъехал Д’Аграман и, стоя позади своих людей, наблюдал за происходящим.

— Прикажите им открыть огонь! — в отчаянии закричала Эвелин. — Он предатель! Неужели вы позволите такому мерзавцу держать в руках святыню?

— Верните знамя, лорд Реншо, и мы вас отпустим, — попытался торговаться Д’Аграман.

Губы Филиппа растянулись в улыбке.

— Вы не встали на колени, полковник. Вы неверующий? Я могу пройти сквозь пламя, закутавшись в это знамя, и останусь невредим! — бесновался Филипп. — Спросите своих людей. Прикажите им открыть огонь. Они не последуют вашему приказу. Я уйду и заберу с собой знамя. Я проеду по улицам Парижа, набросив его себе на плечи, и буду проклинать Наполеона перед Богом и людьми! — Он протянул руку. — Идем отсюда, Эвелин!

Эвелин медлила.

— Ты же не думаешь, что я оставлю тебя здесь с ним, не так ли? Победитель получает все, дорогуша, а проигравший — ничего!

Эвелин перевела взгляд на Синджона. Он умрет, если рану не перевязать. Если Филипп уйдет, полковник сможет оказать ему помощь, а потом переправить в Англию. Она взглядом призналась Синджону в любви и сделала шаг по направлению к мужу.

Однако Синджон с силой схватил ее за руку.

— Нет! Если ты уйдешь, Реншо, тебе придется отказаться от Эвелин и поклясться, что больше не приблизишься к ней.

Филипп насмешливо склонил голову.

— Ты влюбился в мою жену, Радерфорд?

Эвелин затаила дыхание, но Синджон молчал.

— Очевидно, нет. Бедная Эвелин, — насмешливо протянул Филипп. — Ты любишь его, или он просто был развлечением в мое отсутствие?

— Я совсем по тебе не скучала, — ответила Эвелин. — Я хотела, чтобы ты…

Синджон сжал руку Эвелин, прежде чем она успела закончить.

— Вот как? — Филипп нахмурился. — Что ж, в таком случае мне будет даже интереснее убивать тебя, Радерфорд. — Он махнул рукой стоящим на коленях солдатам. — Никто здесь меня не остановит. Не потому, что это знамя — святыня, а потому, что супружеская измена — грех.

Он буравил взглядом Синджона.

— Представьте этого человека в постели с вашими женами, mes amis[11]. Я уверен, что вы согласитесь убить его вместо меня. Ты… — Филипп указал пальцем на одного из солдат. — Во имя святого знамени Карла Великого приказываю тебе убить любовника моей жены.

Эвелин в ужасе наблюдала за тем, как солдат, перекрестившись, потянулся за саблей.

— Видишь, Эвелин? С этим знаменем в руках я могу делать что хочу. А теперь смотри, как умрет твой любовник!

Эвелин слышала прерывистое дыхание Синджона. Он не выдержит долгой битвы.

— Опустите оружие, — приказал солдату полковник Д’Аграман, но тот лишь покачал головой и снова перекрестился.

— Эвелин, отойди, — сказал Синджон.

Он оттолкнул женщину в сторону и поднял саблю, готовясь к сражению.

Филипп самодовольно улыбался, уверенный в том, что владеет ситуацией. Он не остановится. Убьет всех ради собственного развлечения.

— Остановись! — взмолилась Эвелин, когда Синджон отразил первый удар.

В мгновение ока противник выбил саблю из его рук, и Синджон пошатнулся.

Эвелин видела, как Филипп поднял пистолет и положил палец на спусковой крючок.

Эвелин схватила саблю Синджона и с яростным криком бросилась на мужа в тот самый момент, когда в воздухе прогремел выстрел.

Филипп вскрикнул, когда клинок пронзил его тело. Эвелин ощутила, как он задрожал в ее руке. Она отпустила рукоятку, и ее ужас отразился в глазах Филиппа. Обхватив клинок обеими руками, он в оцепенении смотрел на него. Потом попятился и уперся ногами в парапет. Какое-то время он балансировал на краю, пытаясь спастись. Знамя взлетело в воздух, подхваченное ветром, и теперь реяло над башней, взирая с высоты на разыгравшуюся внизу драму. Филипп упал вниз, не сводя взгляда со знамени.

Синджон выхватил саблю из ее рук и прижал Эвелин к груди, чтобы она не видела смерти Филиппа. Даже теперь он пытался ее защитить.

— Я в порядке, — дрожащим голосом произнесла Эвелин.

Синджон коснулся ее щеки.

— Не в порядке, — возразил он, и в то же самое мгновение его глаза закатились, а тело обмякло.

— Полковник! — закричала Эвелин, сжимая в объятиях любимого.

Д’Аграман подхватил Синджона и осторожно опустил его на пол.

Эвелин упала на колени, рванула куртку на груди Синджона и пропитанную кровью сорочку.

— Разыщите знамя! — приказал полковник своим людям и присел рядом с Эвелин. — Необходимо вернуться ко мне в замок.

Синджон покачал головой и попытался подняться на ноги, превозмогая боль.

— Нас ждет корабль. Меня повесят, если я не вернусь. Я должен отвезти Эвелин домой.

Полковник посмотрела на Эвелин.

— Берег в четырех часах езды отсюда. Мой дом — всего в двух.

— Домой, — слабо произнес Синджон.

— Я о нем позабочусь, — поспешно произнесла Эвелин.

Полковник знаком приказал своим людям снести Синджона в экипаж. Потом он поднял с земли саблю и внимательно посмотрел на нее.

— Я подарил эту саблю капитану Радерфорду за спасение моей жены, — обратился Д’Аграман к Эвелин. — В моей семье она передавалась из поколения в поколение. Ее пускали в ход лишь для благих дел, и я благодарю вас за то, что вы сделали сегодня. Это было непросто.

— Я не могла позволить ему умереть, — пробормотала Эвелин, глядя на окровавленный клинок.

— Вы необыкновенно смелая женщина, именно такая нужна капитану Радерфорду. — Полковник поклонился и подал ей саблю. — Вернете ее капитану вместе с моими благодарностями?

Осторожно взяв саблю из рук полковника, Эвелин кивнула.

Люди полковника промыли рану Синджона с помощью бренди и еще добрую порцию влили ему в горло, чтобы боль немного притупилась. Они перевязали рану и предупредили Эвелин, что ее необходимо как можно скорее зашить. Синджон смотрел на любимую потемневшими от боли глазами.

— Ты свободна, Эвелин, — пробормотал он, прежде чем впасть в забытье у нее на руках.

Она свободна. Только что это значит?

Синджон проснулся от плеска бьющихся о борт корабля волн. Эвелин сидела рядом. Он почувствовал сладковатый аромат ее кожи, прежде чем открыть глаза, и ощутил, как щекочут грудь ее волосы.

Он обнажен?

Синджон открыл глаза, когда в его кожу впилось что-то острое.

— О! — протестующе воскликнул он.

Но Эвелин даже бровью не повела.

— Лежи смирно.

— Какого черта ты делаешь?

Эвелин взглянула на Синджона, и ее глаза вспыхнули точно изумруды в свете лампы.

— Зашиваю твою рану. Это следовало сделать еще несколько часов назад.

— Зашиваешь… — Голос Синджона сорвался, когда он почувствовал очередной укол. — Ты делала подобное раньше? Разве на корабле нет доктора?

Эвелин высокомерно вскинула бровь.

— Я вышиваю всю свою жизнь. Я даже шила одежду для солдат.

— Но никогда самих солдат!

Эвелин успокаивающе посмотрела на Синджона.

— Я почти закончила. Если будешь лежать спокойно, я сделаю все гораздо быстрее. У тебя наверняка были раны и пострашнее. Как, например, вот эта.

Эвелин провела пальцем по шраму на ключице. Прикосновение было нежным и чувственным, однако следующий стежок испортил все впечатление.

— Насколько все плохо? — спросил сквозь стиснутые зубы Синджон.

— Пуля задела ребро, но не повредила жизненно важных органов.

— Я смотрю, ты не только портной, но еще и доктор? — спросил Синджон.

Свет от раскачивавшегося под потолком фонаря превратил волосы Эвелин в копну переливающихся золотисто-медных нитей.

Она бросила на Синджона еще один красноречивый взгляд.

— Это мне сообщил настоящий доктор.

— Стало быть, он здесь, на корабле?

Эвелин усмехнулась:

— Нет, но полковник настоял, чтобы тебя осмотрел доктор, прежде чем мы уедем. Он не хотел, чтобы новоявленный герой Франции умер от потери крови… Позволь мне все же закончить, — попросила она, вновь вонзая в кожу Синджона иглу.

Он лежал смирно и смотрел на любимую. Ее лицо было покрыто синяками и царапинами, а на шее виднелись темные отметины, оставленные пальцами Филиппа. Желудок Синджона болезненно сжался. Эвелин не рыдала, забившись в уголок. Он держалась совершенно спокойно и зашивала его рану.

— Эвелин, а тебя доктор тоже осмотрел?

Эвелин поднялась со стула, взяла чистую тряпицу и начала яростно рвать ее на ленты.

— Ты должен сесть, чтобы я могла тебя перевязать, — решительно произнесла она.

Синджон позволил ей перевязать раны, чувствуя себя слабым и беспомощным, точно ребенок. Он наклонился вперед и уткнулся лицом в шею Эвелин, пока она туго бинтовала его грудь.

Синджону хотелось уложить ее рядом с собой в постель, успокоить, но Эвелин стояла слишком далеко с непроницаемым лицом, а у него не хватало сил дотянуться до нее.

Она была смелой и красивой. В ней было все, что Синджон хотел видеть в своей любовнице. Он хотел защищать ее, любить, почитать и никуда от себя не отпускать.

Только вот у него не было ни гроша за душой. Ни дома. Ни семьи. Он все еще был преступником и предателем, несмотря на письмо с показаниями сержанта О’Нила.

А Эвелин совсем недавно овдовела, пережила похищение, ложь, жестокость и убила собственного мужа, чтобы спасти его, Синджона. Стоил ли он такой жертвы?

Эвелин вновь принялась бинтовать его грудь.

— Ну и что ты будешь теперь делать? — спросила она. — Куда отправишься?

Синджон видел на ее глазах слезы, но она не позволяла им пролиться. А еще он прочитал в глазах Эвелин надежду.

Нужные слова вертелись у него на языке, но он не имел права произнести их вслух.

Вместо этого он улыбнулся своей самой дерзкой, сводящей с ума улыбкой.

— Так далеко я не загадывал.

Перевязав рану, Эвелин позволила ему поспать, а потом села рядом и долго смотрела, стараясь запечатлеть в памяти черты его лица. Синджон проснулся, когда они достигли Лондона.

Он целовал ее мокрые от слез глаза, но не спрашивал, почему она плачет. Эвелин молча отвечала на поцелуи, беседуя с Синджоном без слов, ибо знала, что если заговорит, то начнет умолять его остаться с ней и смутит обоих. Он не хотел видеть ее в своей жизни. Для него их роман закончился. Эвелин гладила шелковистые волосы любимого, его покрытый колкой щетиной подбородок, вдыхала его аромат, пытаясь запомнить навсегда. Ведь другому мужчине в ее жизни не место.

Ее сердце едва не разорвалось на части, когда они подъехали к Реншо-Хаусу. Синджон попросил кучера отвезти Эвелин домой и только потом доставить его в Декурси-Хаус. Он не собирался оставаться. Эвелин высвободилась из его объятий, тут же ощутив холод.

— Эвелин, приедешь повидать меня завтра? — спросил Синджон. — Мне нужно кое-что тебе сказать.