Антон Ярев - Цветом света

– У вас замечательная девочка.

Дина совсем струхнула, смешалась, достала из сумочки ключ и попятилась:

– Иди домой, Миля!

Миля поскакала на одной ножке к подъезду.

– Подождите, – Женя сунула руку в карман пиджака, сжала ладонью янтарное сердечко, но передумала. – Подождите.

Открыла дверцу машины, вытащила свой портрет, укутанный в гардину, и вручила Дине:

– Передайте это Евгению.

– Евгению? – несколько успокоилась Дина. – Но… его нет…

– Он есть. Правда, есть.

Взрослая девочка растерялась:

– Вы извините… Это так странно… А что здесь?

– Картина, – Женя садилась в машину. – И будьте поласковей с мужем…

– А от кого передать? Кто вы?

– Никто… Теперь – никто…

Дверца захлопнулась. По радио задушевно кривлялось, со сведенной ногой: «…платочки белые, платочки белые, платочки белые…»

– Уезжаем! – крикнула Женя.

Таксист, едва не подавившись картофельной трухой, завел мотор. Машина рванула по проспекту в сторону канала Грибоедова. Они уносились все дальше от запыленного желтого дома, от оставленной в полном замешательстве и нелепой позе жены художника, и становилось так просто и легко, вот только почему-то темно в глазах и тело словно вросло в обшивку сидения.

«Ничего. Теперь все будет. Все будет! – ворошила себя Женя. – Каждый возьмет свое. И это справедливо. Да – справедливо… Он… он… Почему он не сказал правду?! Потому что боялся… Дура! А отчего ты бежишь? Оттого, что не хочешь прятаться? Оттого, что столкнулась лицом к лицу с этими девочками? Оттого, что никогда не почувствуешь необыкновенное, необъяснимое в своем вовеки плоском животе, никогда не станешь матерью?.. Отчего бежишь? Ты от неверия бежишь!.. Да, ты права. Это самое страшное – не верить. Не верить никому. Но самое надежное. Теперь ты все знаешь. Знаешь, что делать, и знаешь, как будет. Он… Он художник, ему полезны переживания. Эта фантомная Диночка – не такое уж она и дитя… – Женя вспомнила, что о ней рассказывали ребята из ансамбля Вальки-Гомера – тот случай, когда Дина напилась – попыталась представить ее пьяной, но ничего не получилось. – Видать, ей очень хреново было. Но теперь все позади. Они простят друг друга, утешат… У них есть замечательная Миля… Да, птахи, это без меня. Цветочки, бабочки… – она усмехнулась. – Я получила свободу… и власть… Я сделаю… Я построю себе замок. Крепкий. Вечный. Неприступный. Я никого не пущу к себе. Я одна. Я спокойна. Я заслужила это. У меня есть все… У меня будет все! Я, черт возьми, буду танцевать!.. Я выучу английский! Я буду читать Шекспира в оригинале! Уайлда!.. Моэма!..»

– Я буду читать Моэма, – сказала она сквозь слезы.

– А я люблю Веллера, – невозмутимо вставил таксист.

– Что? – опомнилась Женя.

– Я говорю: Веллер мне нравится.

– Кто это?

– Писатель, наш…

Лесков открыл дверь из квартиры и чуть не сшиб с ног девочку:

– Милька? – отшатнулся он. – А где мама?

Миля задрала кверху голову и, шепелявя, отрапортовала:

– Мама в Кииве! Длаштуте, дядя Жея!

– То есть, тебя бортанули. В сотый раз.

Девочка утвердительно кивнула:

– Болтанули.

– Ну, проходи, – усмехнулся Лесков. – Где ж тогда тетя Дина?

– На улише ш длугой тетей…

– С тетей?..

Евгений обернулся на звонкий кашель натягиваемой пружины парадной двери. В подъезд вошла Дина. Подняла глаза, прислонилась к стене, и губы ее задрожали:

– Женька…

Евгений открыл было рот, но увидел в ее руках знакомый сверток и забыл, что хотел сказать:

– О, нет… – ни слова не кинув жене, пробежал мимо и выскочил на улицу.

Желтая машина была далеко, подкатывала к Декабристов. Лесков, не раздумывая, помчался за ней. Такси остановилось у светофора. Задыхаясь от пыли, он добежал до машины и увидел, что в ней едут другие люди. Светофор открыл зеленый глаз. Художник по инерции пролетел дальше и чуть не угодил под колеса, когда таксист поворачивал направо.

– Придурок! – крикнул незнакомый шофер через открытое стекло.

Лесков дышал как запущенный дифтеритик, голова разрывалась от колотящегося в ней сердца. А где-то там, у площади Тургенева, поворачивала еще одна желтая точка, в направлении Вознесенского проспекта мелькала третья…

– Женя!.. – услышал он за спиной далекий истошный крик.

Но что он мог сказать? Что устал не доказывать ей свою любовь, а убеждать себя в том, что ее любит?..

Евгений медленно побрел домой.

Вечером того же дня. «…Из далека-а-до-о-лга течет ре-ка-а Во-о-лга-а…» Горючая смесь: покер и Зыкина. Играли на квартире некоего Ефима Королевича. Ставки обычные. Играющих пятеро: естественно, сам Королевич, Александр Сергеевич – наша надёжа на то, что Двуликий Янус культуры и бизнеса все-таки презреет свою аномалию и переродится в единое полноценное (культуризнес, что ли?), а также были Грек, небезызвестный Вымпел, и человек, имя которого по ряду соображений упоминать не будем. «…Среди хлебо-ов спе-э-лы-ых, среди снего-ов бе-э-лы-ых…» Греку до неприличия везло, карта сама шла в руки. За полтора часа он всего три раза сбросил, но вовремя и не прогадал. Тем не менее, музыка раздражала.

– Котик, сделай потише! – крикнул Королевич в соседнюю комнату через закрытую дверь.

Невидимый котик послушался.

– Откроемся.

– Стрит, старшая – дама, – объявил Гречишников.

Партнеры покидали карты рубашками кверху.

– Постный день, – философично заметил Александр Сергеевич.

– Кому как.

Заверещала трубка Гречишникова. Квадратноголовый Пашок, сидевший все это время здесь же, в углу, с красочно оформленной Воронинской книжкой, поднес трубку хозяину.

Грек довольно кивнул:

– Да, я слушаю.

– Привет, – услышал он знакомый голос, но не поверил.

– Кто это?

– Женя. Перчик, если угодно.

– Не понимаю… Тебе делать нечего? Я отключаю трубку!

– Не спеши, Грек. Неужели не ясно: если я звоню, то не все ладно в Датском королевстве.

В этом действительно было что-то странное.

– Ты откуда?

– Тебе без разницы. Главное в другом. И постарайся понять меня правильно и отнестись к этому очень серьезно.

– Подожди минутку, – Грек отвлекся на остальных игроков: – Не возражаете?

– Небольшой перерыв на пользу, – улыбнулся Королевич, затягиваясь сигарой.

Грек поднялся и отошел к окну, подальше от игрового стола, и стал так, чтобы лицо его загораживал фикус:

– Что еще?

– Мне одиноко, Грек…

– Твои шутки уже осточертели!

– А я не шучу, я говорю чистую правду. И мне нужна помощь. За соответствующее вознаграждение, естественно.

– Значит так – звонка этого не было! Теперь скажи мне спасибо, и баиньки!

– Спасибо, дорогой, ты мне скажешь! – неожиданно рявкнула Женя. – Кретин! Недоносок! Я тебя из могилы тащу!.. «Спасибо»!..

– Я ничего не слышу, – флегматично проронил Александр.

– Деньги Ташана.

«Бензиновый король» насторожился.

– Прочистил уши?

– Подожди. Я перезвоню.

– Куда ты перезвонишь? – захохотала Женя.

– Так ты… – поперхнулся мыслью Грек.

– Да, как обычно. Бегать – мое хобби! Хотя, честно говоря, я устала. Ну, ты понимаешь…

– Что тебе известно?

– Достаточно, чтобы прикрыть твой зад.

– Ну, я слушаю.

– Э-э, нет! У любой сделки есть обоюдные условия.

– И мне стоит тратить на это время? – окрысился Александр.

– Откуда я знаю? Миллион долларов – ведь это пустячок… А двенадцать с половиной миллионов? – двенадцать с половиной пустячков?.. Я не ошибаюсь в расчетах?

– Что ты мелешь?

– Деньги, деньги, милый! Твои плачущие деньги! Если я до сих пор тебя не убедила, давай поиграем в другую игру: у тебя ведь есть бухгалтерия?.. Я о твоей «внутренней» бухгалтерии. Е-эсть, дорогой, – засмеялась Женя, слыша, как он молчит. – Запиши себе на бумажку, чтобы в спешке не забыть: «эй», «би», один, ноль, семь, три, два, два, шесть, пять, «эф». Ну и, конечно же – «би» два, что соответствует, если не ошибаюсь, банку Нью-Йорка. На досуге проверь, не было ли у тебя такой купюрки с физиономией Франклина.

– Подожди, на что ты намекаешь? – всерьез заволновался Грек.

– Я подросла, Саша. Я больше не намекаю. Насчет денег не беспокойся: вскрыла всего одну пачку – расплатиться за сервис. Великодушно приму в счет своих будущих законных. Итак, сколько времени тебе нужно?

– Десять минут.

– Всегда верила в твою деловую порядочность и последовательность.

Голос Жени пропал. Грек тут же перезвонил в офис:

– Кто это? Ворохов? А где Гревин? Черт!.. – вскричал он, но вспомнил, что не один в комнате и зашептался. – Это Александр Эмильевич говорит. Да, здравствуй. Слушай, Ворохов, включай «матушку». Можешь, я разрешаю. «Невидимку» запустил? Вот, молодец! Командной, конечно, черт возьми! «Алекс». Да, – Гречишников нервничал, по ту сторону трубки долго ничего не было слышно, потом Ворохов заматерился, опять тишина. – Что? Попал? Умница. Слушай код: «мама мыла раму»… Да, просто и со вкусом. Получилось? Теперь проверь следующее… – он продиктовал номер банкноты, который наговорила ему Женя, и минуты через три услышал ответ. – Есть? Блядь!.. Так, Ворохов, компьютерный ты мой гений, убивай «маму». Да убивай, убивай! Все в порядке. Сколько у тебя оклад? Не возражаешь, если я повышу ставку вдвое? Бывай!

Грек взглянул на часы – оставалась минута сорок. Он перевел дух, попробовал что-нибудь сообразить по возникшему поводу, но ничего не получилось. Королевич отсутствовал, остальные игроки мирно беседовали, никакого внимания к персоне Гречишникова не проявляли. Ровно через одну минуту и сорок секунд трубка зачирикала.

– Да! – гавкнул Александр и услышал сочувствующий голос Жени:

– Проблемы?

– Рассказывай.

– Так вот, об условиях: с твоей стороны одно – ты его поставил, с моей стороны их очень много, перечислять не буду, а то запутаюсь. Приезжай – поговорим.

– Куда?

– Ты пересечешь мост Александра Невского, а с правого берега пойдешь пешком обратно, аж до Лаврского моста. Представляешь, где это? Вот, батенька! Это тебе за то, что ты слишком мелко меня ценишь! Кстати, забыла сказать: придешь совершенно один…

– Как один?

– Ты знаешь, что такое «совершенно»? Вот так и придешь.

– Я не могу один!

– Боязно? Ничем помочь не могу. Никому из твоих мордоворотов я не доверяю… как и тебе…

– Да пойми ты!..

– Понимаю, но извини – вешаю трубку…

– Стой!..

– Впрочем, – вдруг сжалилась девушка, – возьми с собой Майка.

– Майк в отпуске.

– Твои проблемы, Грек.

– Мне нужно время.

– Так попроси. Подсказать волшебное слово?

– Пожалуйста, – слипшимися губами забубнил Гречишников, – дай мне часа четыре.

– Ух ты! Ну ладно, в полночь. И если – вот это вот задолби в свою голову – если тебе дорога жизнь, то не разболтай о нашей маленькой тайне кому ни попадя, тем более – ублюдку Хеллеру. До встречи.

Александр присел на стульчик возле окна, секунду подумал, набрал номер Майка.

– Ну, где же ты, родимый? – и облегченно вздохнул, когда услышал сухое: «алло».

– Грек?

– Извини, Майк. Ты мне срочно нужен.

– Обойтись нельзя?

– Одна важная встреча. Мне вообще сказали одному приходить.

– О-о, серьезно?

– Да потом разрешили с тобой. Представляешь, какое доверие?

– Кто это такой бурый?

– Ну-у… – протянул Грек и, приложив ладонь к трубке, шепнул. – Женька…

– Кто?!

– Кто, кто… Глухой?

– Перчик?

– Да.

Майк замолчал.

– Ну, где ты там? – не выдержал Грек.

– Я буду… Через два часа.

– Порядок. Встреча в двенадцать.

– Где?

– Ты заедешь за мной к Королевичу.

– Хорошо. Уже в пути.

Гречишников отдал трубку Пашку, потом передумал, отобрал и положил в карман своего пиджака, отдыхающего от хозяина на спинке стула.

– Еще раз извиняюсь, – вернулся Александр к прерванной партии.

Тот, чью фамилию мы не называем, милостиво развел руками:

– Ждем Ефима.

Но Королевич не заставил себя долго ждать. Игра возобновилась. Греку везло по-прежнему, только он этого не замечал…

Майк появился в двадцать два двадцать восемь. Капитан не пробыл в своем домике на Вуоксе и трех часов, только успел расслабиться – и вызов с «большой горы», поэтому был он ужасно злым: ничего не спрашивал, односложно отвечал и казался намного холоднее и спокойнее обычного.