Королевское сельскохозяйственное общество. Энциклопедия садоводства

Клас ван Хогхеланде был помешан на тюльпанах. Он выращивал их в своем доме на Весперзийде, забыв про еду и сон. Раньше Клас был сборщиком налогов, но потом, к неудовольствию жены, оставил службу и начал возделывать свой сад. Это был маленький и скромный садик, но он превратился в центр его вселенной. Там, под жирной почвой, вдали от света, в кромешной тьме росли его маленькие «детки».

Настоящие дети Класа спали наверху, но теперь у него не хватало на них ни времени, ни сил. Под страхом порки он запретил им выходить в сад, и они играли на улице. Когда Клас о них вспоминал – что случалось редко, – они представлялись ему в виде «дочек» на тюльпанной луковице: новыми ростками, угнездившимися в теле матери. Вообще все, что он видел, напоминало ему тюльпаны. Миловидные женщины были цветками, а их юбки – лепестками, под ними скрывались пестики ног. Налоги, которые он прежде собирал, казались ему драгоценными почками, выраставшими из пухлой плоти годовых доходов.

Клас сходил с ума по почкам. Чем больше почек, тем тяжелее луковица. Чем тяжелее луковица, тем дороже она стоит. Вот почему он выдерживал свои тюльпаны в почве дольше конкурентов – других садоводов-любителей, чьи садики уже давно опустели. Они выкапывали свои растения в июне, а Клас держал их еще несколько недель. Зато скольких нервов ему это стоило! Несмотря на все предосторожности – крепкую изгородь, круглосуточное дежурство, – оставлять луковицы в земле было опасно. Им угрожали воры, собаки и улитки. Клас всегда был плотным, хорошо упитанным мужчиной с прекрасным аппетитом: перед началом сезона он едва пролезал в собственную дверь. Но теперь не мог ни есть, ни спать. Одежда висела на нем мешком, и жене приходилось подшивать ее. Он страдал сердцебиением и пил настойки с мятой. Раньше они с женой спали под лестницей, на своей большой кровати в задней части дома. Но на деньги, вырученные за последний урожай, Клас купил легкую походную кровать и перенес ее наверх, поближе к окну. С этой позиции он наблюдал за своим садиком.

Его главным секретом являлся компост. Всю осень Клас готовил землю, колдуя над волшебной смесью: коровий навоз, помет домашней птицы, тонко просеянный песок, костная мука со скотобойни. Все это трижды в неделю вносилось в почву. Он вычислил нужную пропорцию из расчета на квадратный фут и записал ее в книгу, хранившуюся в сейфе.

– Ты своих детей готов закопать, лишь бы удобрить этот чертов компост, – ворчала жена.

Она ничего не понимала. Порой Клас ловил на себе ее косые взгляды. Он любил сидеть на корточках в саду, растирая землю между пальцами и вдыхая ее запах. Она казалась ему вкуснее любых сладостей. Клас жалел, что не может ее есть.

– Дорогой, может, тебе сходить к доктору? – однажды спросила его жена.

Ладно, посмотрим, что она скажет, увидев новые цены на тюльпаны. Шестьдесят тысяч флоринов за четыре месяца – вот сколько заработал один парень на другом конце города. Это в шестьдесят раз больше, чем его годовой доход. Да, посмотрим, что она скажет. А садик у того парня поменьше!

К середине лета Клас уже выкопал и убрал часть луковиц: «миракли», «эмеральды» и свой главный козырь – «гауды». В этом году он добился огромного успеха: вывел несколько собственных гибридов, у которых пока не было названия. Один из них мог похвастаться пятнами цвета бледного индиго – будто в молоко капнули чернила. Клас отделил луковицы-детки, взвесил их и упаковал в солому. Затем отнес урожай в подвал и запер на ключ: надо подождать, пока поднимутся цены. Его «адмиралы» – «адмирал ван экхайзен» и «адмирал ван эйк» – лежали в почве. Вчера ночью Клас сунул руку в землю и пощупал луковицы, плотные и теплые. Чувство возникло странное: приятное и в то же время постыдное, словно он трогал собственные яйца. Когда за таким делом заставали матросов, их зашивали в мешок и бросали в море. А какое наказание ждет тех, кто щупает «адмиралов»?

«Может, тебе сходить к доктору». Зачем? Он просто потерял голову от любви. Как прекрасны они в цвету – пышные, обольстительные, чуть дрожащие на ветру! И как огромны их роскошные бокалы, впитавшие его тайную питательную смесь (сажа и собственная моча). Это были его любимые детишки. Стайка ангелов, трубивших в свои беззвучные трубы. Он обожал их всех, но больше всего – самых ценных. Финансовый рейтинг был таким: сначала желтые на красном («гауды»), потом пурпурные на белом и, наконец, самые восхитительные – красные на белом.

«Семпер августус» – это название Клас шептал с благоговением, точно прихожанин в церкви. Царь царей, святейший из святых. Пять ценнейших луковиц еще спали в глубине земли. Он вырастил их из маленьких деток, купленных в прошлом году: только пять, на больше не хватило денег. Пять ослепительных цветков – белых, как кожа девственницы, в тонких рубиновых прожилках, похожих на веточки вен, и с бархатистым ложем цвета небесной лазури. Сам Соломон не мог бы воспеть их с большей страстью. «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, и любезна! И ложе у нас – зелень…» Вот они, его пять прекрасных дев! «Как лента алая губы твои… Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе… Пленила ты сердце мое…»

Теперь они засохли – осталась лишь горстка праха. Вся их красота ушла в землю, чтобы вскоре снова выйти на свет. Завтра большой день. Завтра он выкопает луковицы. Тогда они восстанут, как Христос, после долгой спячки, и их воскресение сделает Класа богатым.

Он спал. Видел, как во сне разверзлась земля. Из ее недр вышли воины с блистающими копьями. Вздохнув, он повернулся, прижался к телу жены и опять погрузился в сон. Ему приснился враг – большая черная собака. Она огромными прыжками неслась по улице… легко перемахнула через стену… приземлилась в его саду… Хищно оскалив зубы, чудовище огляделось по сторонам, бросилось к грядкам с тюльпанами и начало копать. Его когти вырывали из земли маленькие ручки и ножки – все, что осталось от любимых деток.

Зазвенел колокольчик. Клас резко вскочил с кровати. Подбежал к окну и крикнул: «Кто там?» Внизу снова звякнул колокольчик. Клас уловил какое-тот движение – сгусток промелькнувшей тени.

Через минуту он находился уже в саду, путаясь в собственной проволоке и натыкаясь на сбившиеся колокольчики. Они оглушительно гремели, будто церковный набат, призывающий грешников к покаянию. Клас внимательно осмотрел землю. На грядках отпечатался чей-то след. Слава богу, все цело. Грешнику удалось сбежать. Класа вновь спасла его сигнализация.

33. София

Всем этим простофилям нужны тюльпанные луковицы.

Петрус Гондиус, 1621 г.

В дверь постучали. На пороге стоял Геррит, слуга Яна, и протягивал мне письмо.

– Что случилось? – У меня упало сердце. – Что-то с Яном?

– Нет, госпожа.

Геррит – сама невозмутимость: всегда хмурый, флегматичный, с ничего не выражающим лицом. Он был родом из Маркена, где крестьяне всю жизнь вяло копошатся в густом тумане. Ничто на свете не могло пробудить в нем любопытство, и я была ему благодарна за это. Я дала Герриту на чай. Он ушел, и я открыла письмо. Наверное, Ян передумал. Не стал ввязываться в эту авантюру.

«Уничтожь это письмо, когда прочитаешь». Я ошиблась. Ян писал, что ночью пытался ограбить садовода. Разумеется, одно преступление влечет за собой другое. Но ему помешали. Хозяин проснулся. К счастью, Яну удалось сбежать. «Нам придется купить луковицы».

Что ж, это проблема, но мы справимся. Нужно раздобыть побольше денег. Мы должны купить как можно больше луковиц, чтобы расширить бизнес и возместить неизбежные потери. Поднявшись наверх, я открыла шкатулку с драгоценностями. Жемчужные серьги, жемчужное ожерелье, сапфировые браслеты и подвеска. Не так уж много. Корнелис всегда был щедр ко мне и к моей семье, однако не любил разбрасываться деньгами, когда речь шла об украшениях. Его не интересовали безделушки. Он предпочитал тратить средства на картины, на обстановку комнат, на одежду. Главным образом, на свою. В этом отношении он был на редкость расточителен. Помню, как я удивилась, впервые заглянув в его бельевой шкаф и обнаружив, что он набит вещами. Тридцать подштанников, семьдесят рубашек, двадцать пять воротничков, сорок пар гофрированных манжет, тридцать брыжей, девяносто носовых платков… Ящики буквально ломились от белья. На прошлой неделе пришлось вызвать плотника, чтобы подтянул петли.

Я взяла из шкатулки несколько вещей и положила на кровать. Заложить все сразу было нельзя – Корнелис мог заметить, – но я собиралась тайком вынести их из дома. Вошла Мария. Разумеется, она знала о нашем плане. В конце концов, все вертелось вокруг нее. Она согласилась, но, кажется, до сих пор не могла прийти в себя. Я рассказала о неудачном ограблении. Мария посмотрела на драгоценности, рассыпанные на покрывале. Вид у них был скромный и даже жалкий, словно у маленьких птичек, подстреленных неумелыми охотниками.

– Мне страшно, – пробормотала она.

Странно было слышать это от Марии. Ее всегда отличали трезвый разум и практичность. Я сделала вид, будто не поняла.

– Не волнуйся, денег хватит, – заверила я. – Мы накупим еще луковиц и заработаем гораздо больше.

– Я опасаюсь не этого.


Наступила ночь. Я вышла во двор. Цветы вдохнули в меня смелость. Нет, я не боялась вкладывать в них деньги, хотя знала, что их пышная красота быстро отцветет. Они были красивы, но бесчувственны. Что они знают о суетности жизни, о тщетности наших желаний, – они, пришедшие в этот мир, чтобы распуститься и сразу умереть?

Я остановилась, вдыхая их сладкий запах. Любовь к цветам невинна и чиста – в ней нет выгоды или корысти. Но тюльпаны являлись исключением: как только я начинала думать о них, во мне вздымалась жаркая, постыдная волна жадности и похоти. Я говорила себе: на следующий год посажу здесь несколько тюльпанов. И лишь потом поняла, что следующего года уже не будет.

Я расхаживала по двору как обреченная узница. В темноте под ногой у меня что-то хрустнуло. Готовясь к замужеству, я часто слышала пословицу про улитку: мол, она хорошая домохозяйка, потому что всегда носит свой домик с собой.

А теперь на одну улитку стало меньше. Она исчезла, и ее домик тоже.

34. Ян

«Петер. Я тебя очень люблю, Ян. Поэтому хочу предложить одно выгодное дельце. Делаю это бескорыстно, из чистой дружбы.

Ян. Слушаю внимательно, дорогой.

Петер. У меня есть луковица тюльпана „арлекин“. Это очень красивый сорт и вдобавок очень ходовой на рынке.

Ян. Но я же никогда в жизни не занимался цветами. У меня и сада-то нет.

Петер. Ты ничего не понимаешь. Прошу тебя, выслушай меня внимательно, не перебивай. Кто знает, может, именно сегодня счастье постучится в твои двери. Могу ли я продолжать?

Ян. Да, да, конечно.

Петер. Так вот, луковица „арлекина“ стоит сто флоринов. Во имя нашей ничем не запятнанной, как я уже говорил, дружбы я готов отдать тебе ее за пятьдесят флоринов. Без всяких усилий ты сможешь заработать кучу денег.

Ян. Действительно, очень интересное предложение! Такой истории со мной еще, пожалуй, в жизни не случалось. Ты только объясни, что я должен делать с этим „арлекином“? Не буду же я стоять с ним на перекрестке.

Петер. Я открою тебе секрет… Хорошенько запомни, что я говорю. Ты чего вертишься?

Ян. Слушаю, только в голове у меня слегка мутится…

Петер. Сделай точно то, что я тебе скажу. Пойди на постоялый двор „У льва“. Спроси у хозяина, где собираются торговцы тюльпанами. Войдешь в указанную комнату. Кто-то скажет очень грубым голосом (но ты не робей): „Здесь кто-то чужой!“ В ответ ты должен закудахтать курицей. И тогда тебя включат в число торговцев…»

Современная пьеса, процитированная З. Хербертом в книге «Натюрморт с удилами»

Прошла всего неделя, и вот уже Ян – дело происходило в его студии – пытался заключить сделку с тем самым человеком, которого недавно чуть не ограбил. Ему было не по себе от того, что они оказались в одной комнате при свете дня, хотя вряд ли этот человек мог его узнать. Ян слышал о нем от собутыльника в Петушьей таверне, и тот заверил, что у Класа есть хорошие запасы, которые к тому же надежно охраняются. В последнем Ян убедился на собственном опыте.

Садовод ерзал на месте. У него был такой вид, будто он чувствовал себя не в своей тарелке и мечтал поскорее удрать домой. Он сказал Яну, что уже выкопал все свои луковицы и теперь хранит их под замком. В его глазах мелькал нездоровый блеск.

– У меня есть пять луковиц «семпер августус», – говорил он хриплым от волнения тоном. – Но они вряд ли вам по карману.

Проблема заключалась в том, что и остальные луковицы, которые он принес, оказались художнику не по карману. В его распоряжении имелись деньги, вырученные за драгоценности Софии, а также собственные сбережения и то, что он занял у Маттеуса. Но все равно этого не хватало. Однако Яну надо было покупать, и покупать очень много. Он заказал мешок «гауд» – желто-красных, самых дешевых, – и корзину с «адмиралами», их точное название Ян не запомнил. «Я потратил уйму времени на сбор налогов, – пошутил Клас, – а теперь вступил в морской флот». Ян нуждался в больших закупках, чтобы сколотить состояние, которое в буквальном смысле стало для него вопросом жизни и смерти.