Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

Они резко обернулись. Мария шла через комнату со слезами на глазах. Она держала за ноги птицу.

– Ее убил кот. Посмотрите – тот самый дрозд, который недавно пел на яблоне.

– Бедняжка. – София взглянула на птичку. – Не надо плакать.

– Он для меня так много значил, – рыдала служанка. – И вы знаете, что бывает, когда умирает дрозд…

– Мария! Перестань.

София вывела Яна на улицу.

– Завтра утром в одиннадцать, – прошептал тот.

Он уронил на землю свою сумку. София нагнулась вместе с ним, чтобы поднять ее.

– У моста на…

Ян произнес название улицы.

– Я закопаю его в клумбе, – пробормотала служанка.

Льет дождь. Я быстро иду по Сырной улице в сторону гавани. В магазинах лежат огромные сырные головы, они словно провожают меня осуждающим взглядом.

Наверное, сегодня он не придет – в такой дождь. Может, совсем меня не любит? Плохо, что на улице мало прохожих. В толпе всегда безопаснее, а теперь я одна и беззащитна. И все-таки мое сердце колотится от радости.

За последнюю неделю город изменился. Даже если Ян сегодня не придет, все равно он существует, дышит воздухом, ходит по этим улицам. Каждый дом мне дорог потому, что его видел он. Но город полон опасностей. Здания конвоем выстроились вдоль улиц: они просматривают их из конца в конец. Столько окон, дома буквально кишат окнами: большими окнами вровень с улицей, рядом со мной. Окнами, сгрудившимися в верхних этажах. Целые ряды шпионских окон и смотровых люков на самом верху, у гребешков крыш. Некоторые ставни закрыты, другие открыты. В сумраке невидимых комнат мелькают чьи-то тени. За открытой створкой – почему она открыта? – шевелится занавеска.

А еще есть перекрестки. Они будто начинены порохом, опасность поджидает за каждым углом. «София! Не ожидала увидеть вас здесь». Как легко меня может выдать даже тот, кто не желает никакого вреда.

Я свернула за угол. Ветер хлещет мне в лицо. Я упрямо нагибаю голову, но он толкает меня назад, обратно в Геренграхт, где живу. Сейчас март, но зима вернулась: мое лицо немеет от холода. Я быстро иду вдоль канала, соленый воздух щекочет ноздри. Дома торговцев высокие, в шесть этажей. Наверху открыта дверь, под ней висит лебедка. Она болтается на крюках у меня над головой.

И тут я вижу его. Впереди мостик; Ян спешит мне навстречу с противоположной стороны канала. Он машет мне рукой, сердце у меня прыгает. Я знала, что он придет. Ускоряю шаги. Приближается лодка. Через несколько минут мостик разведут и он разлучит меня с возлюбленным. Я со смехом бегу вперед.

Ян остановился. В первую секунду я не поняла почему. Потом заметила троих мужчин в черном, выходивших из склада. Один из них был мой муж. Он отделился от группы и направился ко мне.

– Дорогая, что ты тут делаешь? Ты промокла.

Я быстро соображала. В конце улицы торчал знак лекаря: три полосы – красная, синяя и белая. Красная означала кровопускание, синяя – бритье, белая – лечение переломов и удаление зубов.

– Надо выдернуть зуб, – ответила я. – У меня ужасная боль.

– Но почему ты ничего мне не сказала? И почему не пошла к лекарю на Принзенграхт?

– Госпожа Майхтинс рекомендовала мне этого.

– Я тебя провожу. – Корнелис повернулся к мужчинам: – Будьте добры, подождите меня в конторе.

– Нет, не нужно, возвращайся к своей работе.

– Но…

– Прошу тебя. Со мной все в порядке. Смотри, дождь закончился.

– Но ты не можешь идти домой одна. Тебе будет нехорошо, и…

– Мария за мной зайдет. Пожалуйста, ступай.

Корнелис помолчал, поглаживая бороду. Его спутники нетерпеливо топтались рядом. Я поняла, что выиграла. Муж поцеловал меня в щеку, и они ушли. Я направилась в переулок к лавке лекаря. Позади послышались шаги. Это был Ян. Он взял меня под локоть и завел в таверну. Мы сели за столик. В зале было малолюдно, и я никого не знала. К тому же я редко посещала подобные заведения, тем более далеко от дома.

– Что нам делать? – спросила я. – Если я буду ходить в твою студию, меня заметят. Рано или поздно это случится.

– Ты очень красива. – Ян пожирал меня взглядом, вытирая мне лицо носовым платком. – Идем ко мне, в постель.

– Я не могу! Меня увидят.

– Тогда подождем, когда стемнеет.

– Все равно увидят.

– Милая, я не могу жить без тебя.

Девушка принесла нам бокалы с пивом. На стене висела клетка с птицей. Попугай ходил по своей жердочке, переступая с лапы на лапу. Он подошел к нам, склонил голову набок и уставился одним глазом.

– А теперь я еще должна выдернуть зуб, – продолжила я.

– Любовь моя, я готов выдернуть для тебя все свои зубы.

– Не вздумай! У меня уже есть один старик, зачем мне второй?

Мы невольно рассмеялись. Потом вдруг замолчали, опустив головы. Высмеивать собственного мужа? Я буду гореть в аду.

– Как он смеет тебя целовать?

– Прошу тебя…

– Хватать своими костлявыми руками? Я этого не вынесу…

– Перестань!

Но это правда. Его неприятное дыхание… серая, морщинистая кожа… и другие части тела, о которых не хотелось даже думать… Но я молчала. Зачем усугублять свое предательство?

Ян взял меня за руку под столом.

– Приходи ко мне сегодня вечером.

Я взглянула на него: влажные растрепанные волосы, синие глаза. И не смогла устоять.

– Почему ты не одета? – спросил Корнелис. – Уже шесть часов.

– Я не хочу идти.

– Но тебе всегда нравилось играть в карты с Кониксами. В прошлый раз ты выиграла, помнишь? И они прислали тебе спинет. Кажется, ты говорила, что хочешь на нем поиграть.

– Зуб еще болит.

– Ох, бедняжка… дай я посмотрю…

Я отшатнулась.

– Нет.

– Ты так страдаешь…

– Камфорное масло помогает, но все-таки мне лучше остаться дома.

– Тогда я останусь с тобой.

– Нет!

– Без тебя все равно не будет никакого удовольствия.

– Я хочу побыть одна, – возразила я. – Так лучше. Правда, милый, я лягу спать пораньше. А ты иди – ведь это твои старые друзья. Прошу тебя.

Корнелис накинул плащ и направился к двери. Внезапно я бросилась за ним и обвила руками его шею. Он удивленно обернулся, и мы столкнулись носами. От удара мы чуть не потеряли равновесие.

– Прости, – пробормотала я в его бороду.

– Простить? За что? За то, что ты так мила со мной?

Корнелис крепко обнял меня. В это мгновение я пожалела о том, что произошло. Если бы только можно было повернуть стрелки часов обратно, снова оказаться теми, кем мы были раньше: мирной супружеской четой в надежном доме. Я не узнавала той женщины, которой стала: обманщицы, притворщицы. Ее следовало с позором выгнать из дома.

– Я тебя не стою, – прошептала я.

– Как ты можешь такое говорить? – Муж погладил меня по волосам. – Ты радость моей жизни.

Мы снова обнялись, и он ушел.

Сгущались сумерки. Виллем шагал в сторону Геренграхта. Ветер стих. А до этого бушевал настоящий ураган, налетевший с Балтики. В море не вышла ни одна рыбачья лодка. Говорили, что недалеко от города на берег снова выбросился кит. В отличие от Марии Виллем счел это добрым знаком. Он зарабатывал на жизнь продажей рыбы – и вот вам! Именно сегодня море извергло свою лучшую добычу. Значит, Бог на его стороне.

Виллем шел быстрым, энергичным шагом. Сколько раз он проходил по улицам, волоча свою тяжелую корзину. А сегодня его единственный груз – это кошелек в кармане куртки. Ему не терпелось увидеться с Марией. В тот раз, когда они беседовали во дворике, она ему не поверила. «Скажу так – это будет нечто вроде делового предприятия».

Виллем и сам еще не оправился от шока. Раньше он никогда не отличался склонностью к азарту, но теперь настали иные времена. До сегодняшнего дня – дня, когда все так переменилось, – он называл таких людей дурачками, сумасшедшими. А сегодня сам спекулирует луковицами, и кто назовет его дураком?

Деньги могут расти как на дрожжах. Вот чудо! Всего несколько встреч, пара новых друзей, разговор в клубах табачного дыма… кучка бессмысленных цифр, написанных мелом на доске… свертки, передаваемые из рук в руки… Все это было поразительно легко, словно он ставил наугад и каждый раз выигрывал. Еще вчера Виллем добывал деньги в поте лица: флорин там, стювер здесь, жалкая горстка монет. Работал до изнеможения, вставал ни свет ни заря, чтобы еще затемно идти на рынок, – не важно, под снегом или под дождем, в любую погоду. Виллем никогда не жаловался, потому что это было не в его характере, но кто, как не он, был тогда дурачком? Ледяные рыбины, их скользкие кишки, которые он вытягивал замерзшими руками… Согнувшись под своей корзиной, Виллем ходил по улицам под пронизывающим ветром, стучал в двери и пытался улыбаться застывшими от холода губами. Лишь мысль о Марии согревала его.

Мария! Забудьте про китов: вот его истинный трофей! Она говорила, что любит его, а он все никак не мог в это поверить. Виллем был неопытен с женщинами. Они не принимали его всерьез. Наверное, из-за его лица: оно заставляло их хихикать. Нет, они были не прочь пофлиртовать, но когда он хотел заняться с ними любовью, помирали со смеху. Дразнили его «скоморохом», и пока Виллем смотрел на них с унылым видом, хохотали громче, говоря, что так он еще забавнее. Это задевало его чувства.

Теперь у него была Мария. Хотя была ли? Может ли она его любить? Мария милая – сочная и спелая, как фрукт. А уж какая шутница! «Зеленщик показывал мне свою морковку». Мужчины на нее оглядываются, и она отвечает им дерзким взглядом. Можно ли ей доверять? «Конечно, я тебя люблю. Когда я вижу тебя, меня бросает в дрожь…» Правда, она не хочет выходить за него замуж, пока у них нет денег. Но это понятно: Мария практичная женщина. Что ж, посмотрим, что она скажет, когда он откроет кошелек!

Мария его не ждет: он сделает ей сюрприз. Вечером ее хозяева играют у кого-то в карты, она останется одна. Но на всякий случай Виллем все-таки решил зайти со стороны переулка, через боковую дверь: таким путем он попадал в дом после наступления темноты.

Он замер. Из дома появилась темная женская фигура. Женщина закрыла за собой дверь и торопливо зашагала по переулку. Это была Мария. Точно тень, она скользила между зданий. Виллем хотел ее окликнуть, но что-то его остановило. Мария казалась такой решительной, целеустремленной. Он последовал за ней, держась на расстоянии. В ее поведении было нечто странное. Добравшись до Кайзерграхт, Мария огляделась по сторонам. Виллем разглядел ее получше. Под платком у нее был белый чепец с длинными фалдами, закрывавшими лицо.

Она повернула направо и поспешила дальше, держась поближе к домам. Надо же, какая прыткая! Мчится как ветер: Виллему пришлось прибавить шаг, чтобы не упустить ее из виду. Это совсем не похоже на Марию. Обычно она ходит не торопясь, высоко вскинув голову и покачивая бедрами.

На мгновение он ее потерял. Мария метнулась влево, на Беренстраат. За дверью дома залаяла собака. Куда она идет и почему торопится? Уже стемнело. Мария явно избегала открытых мест, жалась к узким улочкам и переулкам, летя над мостовой как привидение. В первом этаже за окном, закрытом ставнями, захохотал мужчина. На нее упали блики из освещенной комнаты. Потом она снова ушла в тень, растворившись в ночной мгле.

Теперь Мария почти бежала. Какая легкая, летящая походка! Виллем, запыхавшись, следовал за ней, стараясь не приближаться. Но она ни разу не обернулась – мчалась вперед как одержимая. На кухнях гремели горшки, запах жареного мяса смешивался с уличной сыростью и вонью из канав. Люди в домах садились ужинать, но Виллему казалось, будто он попал в другой мир. Словно он и эта невесомая фигура выпали из жизни города. Все на свете исчезло, и остались только они, увлекаемые куда-то стремительным потоком. Его легкие горели, тяжелый кошелек больно колотил в бедро.

Они были уже на Бломграхт. Мария постучала в дверь. Виллем спрятался за деревом. Он услышал, как под ним кто-то тихо чихнул, словно человек. Это был щенок, игравший на земле. Он подбежал к его ноге, Виллем отодвинул его ботинком.

Дверь открылась. На Марию упал свет от канделябра, и она вошла внутрь.

У Виллема бешено стучало сердце. Он пересек улицу и подошел к окну. Нижнюю половину закрывали ставни. Верхняя часть была освещена. Виллем задумался: возможно, здесь живет доктор? Кто-то заболел, и Марию позвали на помощь. Или в доме работает другая служанка, ее подруга, которой она одолжила что-нибудь из домашней утвари. А теперь надо ей поскорее вернуть вещицу, пока хозяева не вернулись из гостей.