Кейти МакАлистер - У лорда неприятности

— У вас очень красивая грудь, — прошептала она, когда негустая поросль защекотала ей нос. Больше всего на свете ей хотелось втянуть в рот его восхитительные маленькие соски и дразнить их языком и зубами до тех пор, пока он не взмолится о пощаде, но она вовремя вспомнила, что должна казаться наивной и ей ничего не положено об этом знать, поэтому пришлось удовольствоваться тем, что она поцеловала каждый сосок, а потом стала прокладывать дорожку дальше, к шее и уху.

Гарри вздрогнул и снова застонал. Его тело дрожало не переставая, грудь покрылась испариной, когда Плам укусила его за мочку уха. Она замерла и нахмурилась, глядя па золоченую дужку, заправленную за его ухо.

— Зачем вам очки?

— Только чтобы видеть.

— О! — Она осторожно сняла их, положила на прикроватную тумбочку и снова занялась его ухом. А потом негромко произнесла: — Ваша очередь.

Едва второе слово сорвалось с ее уст, как она уже лежала на спине, а Гарри навис над ней, прищурившись, чтобы лучше видеть. Ее ноги беспокойно шевелились, напряжение внутри возросло так, что стало болезненным; это была приятная боль пустоты, требующей заполнения, боль, унять которую мог только он. Его губы приближались к ее груди, горячее дыхание обжигало кожу. Спина Плам выгнулась, едва его такой жаркий рот, наверняка оставивший на ее коже след ожога, прижался к ключице. Руки Плам скользнули вверх по его мускулистым рукам, пальцы запутались в его волосах, а он целовал ее, оставляя пылающий след на тяжелой, ноющей груди, изголодавшейся по нему, просто взывавшей, требовавшей, чтобы он взял ее в рот прямо сейчас, иначе она умрет.

— Гарри! — выкрикнула Плам, когда его губы вдруг скользнули вниз, запечатлевая жгучие поцелуи уже под грудью.

— Что? — пробормотал он прямо в ее нежную плоть и пробуя ее на вкус языком.

Плам еще сильнее выгнула спину, пытаясь поднять его голову вверх, где изнывала грудь.

— Если ты не прекратишь меня дразнить, моя грудь просто взорвется!

Его волосы задели чувствительный сосок. Плам пронзила боль, смешанная с наслаждением. Гарри ухмыльнулся и, едва прикасаясь, провел языком вокруг соска.

— Чего ты хочешь, Плам? Может быть, вот этого?

Он потерся об ее грудь щекой, уже слегка колючей от щетины. Плам задергала ногами, изгибаясь и пытаясь подставить грудь под его губы. Он отпрянул, и попытка не удалась.

— Гарри!

— А может быть, — он начал длинными движениями языка обводить вокруг ее груди, не прикасаясь к ней самой, — ты хочешь вот этого?

— Гарри! — выкрикнула Плам, не в силах выразить свою жажду словами. Она снова потянула его к себе — не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы он обратил внимание.

— А, я начинаю понимать. Ты хочешь, чтобы я сделал вот это… — Его губы сомкнулись на ноющем соске и начали его посасывать. Рот был жарким и влажным. Его зубы легонько укусили нежную плоть, и Плам под ним дернулась. Огонь у нее внутри разгорелся и превратился в ревущую преисподнюю, охватившую ее с ног до головы.

— Я пылаю! — выкрикнула Плам, наслаждаясь своей свирепой смертью. — Ты меня просто убьешь!

— Милая, я еще ничего не начал, тебе не с чего пылать. — Тут Гарри выругался, и как раз в тот момент, когда Плам начала возносить самые искренние молитвы к небесам, прося, чтобы ей позволили выжить, мир рухнул.

— Гарри? — Плам заморгала, не понимая, почему его теплое, восхитительное, твердое тело вдруг отодвинулось от нее. И тут до нее дошло, что грохот ее сердца, такой громкий, что в своем безумном биении просто оглушал, не давая услышать ничего вокруг, на самом деле был грохотом в дверь. — Гарри?

Он схватил халат и задернул занавеси на кровати, спрятав Плам. Она, все еще пытавшаяся собрать мысли, наконец-то сообразила, что под дверью кто-то есть, и выглянула в щелку между занавесями.

— …а мама попробовала дать ему ячменную воду, но он ее тоже не удержал. Чистая правда, она выходит с обоих концов. Мама подумала, что нужно сказать вам.

— Сейчас? — напряженно и грубо спросил Гарри. Плам его прекрасно понимала — она и сама чувствовала себя как натянутая тетива лука и дрожала, стремясь к облегчению. — Он должен был заболеть именно сейчас? Нельзя было немного подождать, нужно было именно сейчас?

— Простите, сэр. Не думаю, что он специально заболел, очень уж бедному ягненочку плохо.

Гарри пару раз стукнулся лбом о косяк. Плам сочувственно поморщилась. Наверное, это больно.

— Сейчас?!

Плам протянула между занавесями руку, схватила свой пеньюар, надела и выскользнула из постели.

— Кто заболел? — спросила она.

Гарри перестал биться лбом об косяк и поставил свечу на высокое бюро.

— У Мактавиша что-то вроде расстройства желудка.

— Мама думает, тут что-то посерьезнее, мэм, — сказала Джордж. Ее золотистые волосы выбились из-под старомодного чепца и запутались в завязках халата. Она встревоженно ломала руки.

— Мама? — спросила озадаченная Плам.

— Герти — мать Джордж, — объяснил Гарри, всовывая ноги в синие бархатные тапочки. — Возвращайся в постель, любимая. Я проведаю Мактавиша. Уверен, это просто расстройство. Скорее всего съел слишком много недозрелых яблок.

Плам секунду помечтала, что поступит так, как предложил Гарри, но только секунду.

— Я пойду с тобой. — Гарри остановился в дверях и кинул на нее вопросительный взгляд. Плам добавила: — Теперь я его мать. Я ему нужна.

— Да, — к ее большому удивлению… и восторгу, согласился Гарри. — Ты ему действительно нужна.

Она протиснулась мимо него и вслед за Джордж стала подниматься по лестнице, ведущей в детскую, так и не услышав негромко произнесенной фразы Гарри:

— И мне тоже.

— Как он сегодня? — спросил Темпл.

Прежде чем измученный недосыпанием мозг понял вопрос, Гарри сделал еще несколько неверных шагов.

— Лучше. Съел немножко бульона. Сейчас спит. С ним сидит Том. Плам я отправил в постель.

Темпл помог хозяину добраться до ближайшего кресла, в которое Гарри опустился с благодарным вздохом.

— Вам тоже следует немного отдохнуть, сэр. Прошло уже три дня, и я очень сомневаюсь, что ночами вы спали больше двух-трех часов.

Гарри попытался поправить очки, обнаружил, что рука дрожит от изнеможения, и опустил ее.

— Не мог оставить бедного малыша. Доктор сказал, что он едва не умер. Сказал, мы были чертовски близко к тому, чтобы его потерять. Плам чуть с ума не сошла.

Темпл сделал знак лакею, веля ему поставить графин и бокал на столик в холле, рядом с креслом Гарри.

— Но она хоть не винит себя за случившееся? По-моему, доктор Тревитт сказал, что Мактавищ наелся чего-то ядовитого — то ли ягод, то ли растений.

Гарри прислонился головой к дубовой панели и закрыл глаза. Ему нужно было столько всего сделать, о стольком позаботиться, но последние дни высосали из него все силы и желание чем-либо заниматься. Он хотел лечь и проспать целую неделю.

— Плам вбила себе в голову глупую мысль, что он чересчур расстроился за тем обедом и поэтому заболел.

— Это глупо. Мактавиш не настолько тонок.

— Мм. — Гарри пытался сосредоточиться на том, что требовало его внимания, но мысли разбегались словно шарики ртути.

— Теперь, раз уж Мактавиш вне опасности, я должен заняться насущными вопросами вроде раскапывания информации, которую затребовал лорд Брайсленд. Кроме того, нужно приводить в порядок имение, Плам одна не справится.

Гарри затих и замер, Темпл на мгновение решил, что тот уснул, но он застонал, и секретарь понял, что ошибся. Речь хозяина звучала так невнятно и замедленно, будто простое произнесение слов было за пределами его возможностей.

— Я дважды благословен, Темпл. Сначала женился на Беатрис, а потом нашел Плам. Без ее неустанной заботы я бы потерял Тавви. Она не дала ему уйти, она просто не дала ему…

— Уйти, — закончил Темпл. Он поставил на столик бокал, который собирался предложить хозяину, и пошел за лакеем, чтобы тот помог отнести заснувшего маркиза наверх.

Они уложили его рядом с Плам, спавшей на кровати полностью одетой, даже в башмаках. Темпл снял с нее башмаки, с Гарри — туфли и очки, ослабил смятый галстук маркиза и накрыл обоих одеялом, а потом неслышно вышел из комнаты, чтобы они смогли наконец отдохнуть.

Десять часов спустя Гарри проснулся от срочной потребности воспользоваться ночным горшком, мучительной жажды и со смутным ноющим ощущением, что он должен сделать что-то очень важное.

— Мактавиш! — взревел он две минуты спустя, захлопнув крышку ближайшего горшка, быстро натянул бриджи и выскочил из спальни, помчавшись на верхний этаж.

Он ворвался в детскую, готовый увидеть своего младшего сына тяжелобольным или даже хуже, однако обнаружил там брызжущего весельем Мактавиша, который хохотал, ползал по кровати и играл с бело-серым котенком, словно вовсе и не он лежал при смерти всего несколько часов назад.

— Добрый вечер, Гарри. Хорошо выспались? — Плам, сидевшая в том же самом кресле у кровати, в котором провела последние три дня, когда они ухаживали за Мактавишем, выглядела как весенний нарцисс (немного увядший и потрепанный нарцисс, подумал Гарри, глядя на ее желтое платье). Нужно сказать Темплу, чтобы он пригласил в Эшли-Корт модистку, — необходимо снабдить Плам новым гардеробом. — Я к вам дважды заглядывала, но оба раза вы так крепко спали, что решила не будить вас. Теперь вы кажетесь хорошо отдохнувшим.

— Я отдохнул, — согласился Гарри и подошел к сыну, чтобы взъерошить ему волосы. — Ну, как ты себя чувствуешь, старина?

Мактавиш посмотрел на него, оторвавшись от игры с котенком — тот бегал по кровати и ловил веревочку.

— Кушать хочу. Мама говорит, что до завтра мне ничего нельзя, кроме бульона и гренок. Я не люблю, гренки и бульон! Хочу картофельного пюре!

Плам улыбнулась Гарри, глядя на него потеплевшими, нежными, бархатистыми карими глазами.

— Каждый раз, когда он меня так называет, я просто таю.

— Как, «мама»? — Она кивнула. Гарри окинул взглядом пустую детскую. Его губы сложились в кривую усмешку. — Боюсь, что очень скоро вы начнете от них прятаться, услышав, как они вопят в коридорах «мама!» и ищут вас. А ты, молодой человек, будешь делать так, как говорит мать.

Мактавиш скорчил гримасу и снова начал играть с котенком. Плам встала, поговорила с одной из горничных, снова повернулась к Гарри и, улыбаясь, отбросила с его лба непокорный завиток.

— Я велела приготовить вам ванну, муж мой. Похоже, вам не помешает освежиться после этих четырех дней. Обед будет через час.

— Такая верная долгу жена?

Она лукаво улыбнулась.

— Что-то вроде этого.

— Плам… — Гарри привлек ее к себе, не думая о том, что на кровати у них за спиной играет Мактавиш. От ее прикосновения его окутало теплым счастьем, оно усиливалось, превращаясь во что-то более примитивное, более земное. Он чмокнул ее в кончик очаровательного носа. — Плам, до сих пор у меня не было возможности вас поблагодарить, но я хочу сделать это сейчас.

— Поблагодарить меня? — Она наморщила лоб, и прямые брови сошлись вместе. — За что?

— За помощь с Мактавишем. За спасение его жизни.

Плам с минуту смотрела на него, удивленно приоткрыв рот, потом вырвалась из объятий.

— Поблагодарить? Вы хотите меня поблагодарить? Как будто я прислуга или доктор?

Что он такого сказал, что так сильно обидел ее?

— Не как прислугу, конечно, просто вы могли и не ухаживать за Мактавишем. Я же вам сказал, что сам с ним посижу.

— Потому что он ваш ребенок! — воскликнула Плам, сжав кулаки.

Гарри не понимал, почему она так рассердилась.

— Да, потому что он мой ребенок.

— А не мой!

— Нет, не ваш. И поскольку до нашей женитьбы вы ничего не знали о моих детях, я понимал, что просить вас ухаживать за ними, когда они болеют, это уже чересчур.

Щеки Плам заполыхали. Гарри уже собрался спросить ее, что он такого сказал и почему она так разозлилась, но тут она влепила ему пощечину — сильную! — повернулась и выскочила из комнаты. Он растерянно стоял, потирая щеку, и думал, что, наверное, Плам из-за недосыпания тронулась рассудком.

В двери, ведущей в комнату девочек, появилась Герти.

— Вы оскорбили леди.

Гарри недоуменно вскинул бровь.

— Вы оскорбили ее тем, что сказали, будто она не полноправная мама Тавви.

— Но ведь так и есть!

— Она так не считает. Она хочет быть матерью вашим детям, а не мачехой.

Гарри потряс головой и ущипнул себя за переносицу, чтобы прогнать головную боль, зарождавшуюся в затылке.