– Ты сделаешь то, что должна, – отрезал отец.

– Я не…

– Ты поступишь так, как тебе будет велено!

Каждая мышца в моем теле напряглась; замолчав, я стиснула зубы. Внезапно легкая испарина выступила на лбу под моей низко натянутой шапкой.

Дэймон.

Это все ради Дэймона. Только ради него я осталась в этом доме. Я должна помнить о конечной цели: найти брата, вернуть домой и не подпускать к нему Кая и остальных ублюдков.

Бездушные глаза отца смотрели куда-то мимо. Он практически перестал обращать на меня внимание. Кай был прав в одном: моя ценность для Гэбриэла Торренса оказалась не так уж и велика. Я поняла это еще в тот момент, когда покинула офис Кая в додзё, и знала это, когда вошла в офис Гэбриэла час спустя. Мне всегда было известно, какое место я здесь занимала.

В этом доме женщины мало для чего годились, и я прикладывала максимум усилий, чтобы отец и брат забыли, что я тоже женщина.

Гэбриэл встал и медленно обогнул стол. За окном завывал ночной ветер. Остановившись передо мной, отец со спокойным видом присел на край столешницы и покровительственно посмотрел на меня.

– Ты была полезна, – сказал он, выдохнув струю дыма, и развернулся, чтобы положить сигару в пепельницу. – Ты умная. Тебе потребовалось много времени, чтобы завоевать мое доверие, но ты это сделала. Я знаю, что могу на тебя положиться, ведь весь твой мир заключен в Дэймоне.

Услышать подобное было не так уж лестно. Брат и правда стал для меня целым миром. Но, несмотря на то, что я любила его больше всего на свете, формулировка отца была мне противна.

Словно я для Дэймона ручная собачонка.

– Но сейчас, – продолжил Гэбриэл, – у тебя появилась возможность по-настоящему доказать свою полезность. Свою незаменимость.

И значимость в этом доме.

Как бы я ни ненавидела отца, как бы ни презирала Кая Мори, Майкла Криста, Уилла Грэйсона и Эрику Фэйн, все равно не смогла сдержать прилив гордости.

Я действительно незаменима. Мой отец пока не видел этого, но обязательно увидит. Даже если это будет последнее, что он увидит в своей жизни.

Гэбриэл глубоко вздохнул и поднялся с довольным выражением лица.

– Вообще-то, это идеальный вариант, – вернувшись на свое место за столом, произнес он практически жизнерадостным голосом. – Ты сможешь следить за ним. Подготовишь его дом к приезду Ванессы. Будешь проводить время в додзё, работать на него, тренироваться и тому подобное… Ты будешь рядом с мальчишкой и сообщишь мне, если возникнут какие-либо поводы для беспокойства. Из-за него или остальной кучки этих сосунков. – Отец взял сигару и несколько раз затянулся. – А если твой брат перестанет прятаться и снова их спровоцирует, ты его защитишь. Верно?

Я отвела взгляд. Конечно, защищу. Как всегда. Только мне бы не хотелось, чтобы так произошло, ведь я не смогу все время быть рядом с Каем.

Во мне нарастала ярость.

Я могла бы начать возражать, даже могла бы уйти. Отца я не любила, и мне, наверное, было бы лучше без него. Но у меня не получится защищать Дэймона без места за столом Торренсов. К тому же, если уйду, то останусь ни с чем. Я тоже нужна отцу. Он никогда не признавал данный факт, но точно об этом знал.

Когда Дэймона арестовали и посадили в тюрьму, я взяла ситуацию под контроль раньше Гэбриэла, подкупив столько громил за решеткой, сколько было возможно, чтобы моего брата никто не тронул. А после его освобождения год спустя разгребала все его проблемы. Каждая попытка отца удержать сына в узде проваливалась, Дэймон не поддавался контролю, и тогда я делала то, чем занималась всегда: изматывала своего старшего брата тренировками, пока он не падал без сил. Тогда его злость отступала. Правда, только на время. Она всегда возвращалась.

Дэймон, единственный сын и наследник Гэбриэла, лучше всего функционировал, находясь под моей заботой. Только в присутствии своей хранительницы.

Вдруг глянув на меня с редкой заинтересованностью, отец спросил:

– Сколько у тебя было мужчин?

Я ничего не ответила, сохраняя спокойствие, хотя мое терпение иссякало. Господи, почему он задал этот вопрос?

Гэбриэл опять подошел ко мне практически вплотную, заставив посмотреть на него. Я подняла глаза, даже не утруждаясь скрыть свое отвращение.

– Ты умеешь трахаться? – требовательно поинтересовался он, сразу перейдя к сути. – Знаешь, как его ублажить?

Его. Кая.

У меня внутри все сжалось. Я вырвалась из его хватки и снова отвела взгляд.

Однако отец не отступил. Он медленно стянул с меня шапку, бросил ее на пол и начал расстегивать мою куртку. Я не сопротивлялась – оцепенев от страха, просто наблюдала за ним из-под длинной завесы своих темных волос, упавших на лицо.

Гэбриэл никогда не трогал меня, хотя мне было известно наверняка: причина заключалась не в том, что я его дочь, а в том, что Дэймон не хотел, чтобы ко мне хоть кто-нибудь прикасался.

Он стянул куртку с моих плеч и откинул пряди, закрывавшие глаза. Я резко вздохнула; запах дизельного топлива, въевшийся в мои волосы после работы над одним из пикапов, ударил в ноздри.

Кончики его пальцев скользнули вниз по моей коже. Гэбриэл приподнял мой подбородок и принялся разглядывать лицо, словно не видел меня практически каждый день на протяжении последних одиннадцати лет.

Обойдя вокруг и обвив рукой мою талию, он приподнял старую футболку Дэймона, чтобы разглядеть живот. Я стиснула зубы. Отпустив ткань, Гэбриэл перевел взгляд на мою грудь, одобрительно кивнув.

– Ты ведь уже не девственница? – спросил он, видимо что-то заподозрив, когда я не ответила. – Дэймон об этом давно позаботился, верно?

Желчь подступила к горлу, и я оттолкнула его руку.

– Ты омерзителен, – процедила я тихо. В глазах жгло от накативших слез.

Как отец мог быть таким гнусным?

Он просто засмеялся, вернувшись за стол.

– Этот мальчишка и кирпич трахнул бы, если бы тот был достаточно влажный. Не думай, будто мы не знали, что происходило в той башне.

Я чувствовала, что из глаз вот-вот польются слезы, но вместо ответа лишь зарычала и, подхватив свою куртку с пола, выбежала из комнаты.

Ярость кипела внутри из-за грязных намеков отца. Я умела стрелять, драться, могла бы убедить любого мужчину потратить тысячу на двадцатидолларовую шлюху, если бы захотела… И не позволю передавать себя из рук в руки, словно имущество, которым можно распоряжаться, как вздумается. Я достойна большего, я могу быть полезна. Все же это мой дом…

К тому же мне не хотелось находиться в обществе Кая Мори и его друзей.

Свернув за угол, я рванула вверх по лестнице, услышав откуда-то снизу голос Давида:

– Бэнкс, мне нужно с тобой поговорить.

– Позже.

Я добежала до второго этажа, перепрыгивая через несколько ступенек, резко свернула направо к темной деревянной двери, быстро достала из кармана ключ и открыла ее.

Светильники-бра мягко освещали еще одну лестницу, которая находилась внутри. Заперев за собой дверь, я быстро поднялась наверх и вошла в круглую спальню – единственную комнату на третьем этаже.

Прошла по блестящему паркетному полу и распахнула окно. Необычно теплый для октября вечер немного охлаждали внезапные порывы ветра. Закрыв глаза, я вдохнула запах земли и горящих листьев, витавший в воздухе.

Голова словно гудела, но я уже чувствовала себя лучше. Эта комната была другим миром. Нашим с Дэймоном.

Я оставила окно открытым и, подойдя к ноутбуку, запустила плейлист. Из динамиков зазвучала песня Like a Nightmare. Наклонившись, я взяла подушку с кровати, поднесла к носу и вдохнула. В ноздрях защекотало от слабого аромата кондиционера для белья. Я знала, что не почувствую запаха брата, но все равно испытала разочарование. Слишком много времени провела без него и уже устала от одиночества.

Постельное белье было чистым. Я сменила его несколько месяцев назад и регулярно делала уборку в комнате, чтобы поддержать идеальный порядок на случай возвращения Дэймона. И хотя он не спал здесь уже больше года, я не оставляла надежду обнаружить следы его пребывания в доме каждый раз, когда переступала порог этой комнаты.

Вернув подушку на место, я расправила хрустящую наволочку и простыни в серо-черно-белых тонах, чтобы не осталось складок.

Все должно быть безупречно.

Затем окинула спальню взглядом: сверкающий пол, темные стены, золотые бра, черно-белые фото, которые брат развесил, когда учился в школе… На них были только женщины с сияющей кожей и женские ноги. Не пошлые, но все же сексуальные снимки.

Мне не нравилось на них смотреть.

Подняв глаза, я взглянула на узкий лестничный пролет в углу комнаты. Утопавший в тени, он вел в «башню» – так мы называли маленький альков, расположенный наверху. С окнами по всему периметру он напоминал маяк, и оттуда были видны деревья на километры вокруг. Когда я здесь жила, это место принадлежало мне.

Мой матрас, лампа и кое-какая одежда до сих пор оставались в комнатке. На всякий случай, вдруг это помещение опять когда-нибудь мне понадобится. Даже живя здесь, я не особо часто им пользовалась. Дэймон предпочитал держать меня поближе к себе.

Я опять подошла к окну, прижалась спиной к стене и сползла на пол. Собрав волосы, начала скручивать их, натянув, как канат, потом подняла и снова спрятала, надев сверху шапку.

Я расслабилась и опустила плечи. Закрыла глаза, чувствуя себя в безопасности теперь, когда знала, что меня никто не видит.

Не то чтобы я часто становилась объектом чьего-то внимания.

Однако мне самой нравилось следить за другими людьми. Как и Каю.

Когда-то давно я наблюдала за ним самим. Какая-то часть меня так сильно хотела его, думая, что этот парень добрый, преданный, милый.

Но порой Кай вел себя даже более пугающе, чем Дэймон.

А мой брат, Дэймон Торренс, был сущим кошмаром с момента нашей первой встречи.

Прекрасным кошмаром.

* * *

– Подтяни носок, – приказывает мама, захлопнув пассажирскую дверь.

Нагнувшись, я подтягиваю свои выцветшие гольфы. Мы стоим у нашей машины, припаркованной перед большими черными воротами. Они открыты; другие автомобили почти непрерывным потоком проезжают дальше по дороге. Мама сказала, сегодня там вечеринка. Удачное время, чтобы встретиться с ним.

– Помни, о чем я тебе говорила, – наставляет она, поднимает меня, застегивает верхнюю пуговицу кардигана и одергивает мою блузку. Я смотрю в сторону, теряя терпение. Мне двенадцать, а мама одела меня, как пятилетнего ребенка.

– Если он начнет сердиться, – продолжает она; ее голос и руки одинаково дрожат, – ты должна будешь мне помочь, ясно? Скажешь ему, что нам нужны деньги. Если мы не получим помощь, Ник, тебе придется покинуть квартиру, свою комнату, оставить все свои вещи и спать в чужих домах. Они могут забрать тебя у меня. – Мама сжимает мои плечи, тяжело дыша. – Ведь ты хочешь вернуться домой сегодня, да?

Я киваю.

– Тогда красиво улыбайся, – кричит из открытого окна Джейк, ее бойфренд, сидящий за рулем.

Мне нужно красиво улыбаться. Быть приветливой с тем, кто никогда не проявлял доброты ко мне. С тем, кто не хотел меня видеть. От этих мыслей в животе все переворачивается. Я не могу даже сжать кулаки – настолько слабой себя чувствую.

– Поторапливайся, Люс, – говорит Джейк маме.

Я знаю, почему он хочет, чтобы мы поторопились, и для чего ему нужны деньги. Им обоим. Разумеется, если нам повезет получить хоть что-то, меня накормят и, может, купят поношенную одежду и обувь. Мои носки настолько старые, что уже стали малы. И я мою голову обычным мылом вот уже месяц.

Но остальное мама с Джейком прокутят. Каждый раз, когда у нас появляются деньги, я не успеваю моргнуть, как они улетучиваются.

Мать берет меня за руку. Войдя через ворота, я следую за ней по длинной подъездной дорожке. Сердце щемит, когда я оглядываюсь по сторонам. Тут так красиво. Целые акры зеленого газона с обеих сторон от асфальта, деревья, кусты, и так пахнет цветами… Боже, интересно, каково будет просто пуститься бегом по этим просторам? Делать колесо, взбираться на красные дубы, устраивать танцы под дождем?

Впереди я замечаю дом. Белый камень выглядит ослепительно на фоне голубого неба. Машины едут по круговой подъездной дорожке. Перед домом виднеются красные пятна – наверное, это розовые кусты, хотя мы еще довольно далеко, поэтому я не могу их разглядеть.

Чем ближе подходим, тем больше я начинаю нервничать. Мне хочется остановиться, а если будет нужно, и упереться пятками в землю. Затем развернуться и сказать: «Я буду воровать еду из маленького магазинчика на нашей улице, если придется, только не заставляйте идти в этот дом». Мне не впервой. Нам были нужны молоко и хлопья, и мама сказала, чтобы я их достала. Если меня поймают за кражу, будучи несовершеннолетней, я отделаюсь легче, чем она.