— Готов биться об заклад, что вы немедленно отправитесь к сэру Эйдану, чтобы пожелать ему доброго здравия. Угадал?

Ричард кивнул:

— Конечно, угадали. Пора нанести визит любимой сестренке. Она будет рада со мной увидеться. Она всегда мне рада.

Несколько секунд спустя Ричард скрылся за дверью спальни, где намеревался провести брачную ночь с похищенной невестой. Он хотел побыстрее собраться, чтобы подъехать к Раткеннону еще до наступления сумерек.


Эйдан с трудом поднимался по ступенькам лестницы замка. Наконец-то он у себя в замке. А ведь в какой-то момент казалось, что он уже никогда сюда не вернется…

От ударов Гилпатрика, нанесенных тупым концом косы, грудную клетку разрывало от боли, а резаная рана на плече горела огнем, причем боль с каждым мгновением усиливалась.

Однако телесные страдания не шли ни в какое сравнение с душевными муками. Оказалось, что Раткеннон, куда он привез Кассандру, чтобы защитить ее, никакой защиты не гарантировал — ведь именно здесь девочку едва не похитили. И самое ужасное в том, что малышке по-прежнему грозила опасность…

Миновав коридор, Эйдан остановился у комнаты Норы. Немного помедлив, отворил дверь, осторожно переступил порог и замер, ошеломленный открывшейся картиной.

Освещенная мерцающими свечами, Нора лежала на кровати. Она спала и во сне прижимала к лицу его белый галстук — Эйдан тотчас же узнал этот галстук.

Стараясь ступать как можно тише, Эйдан приблизился к кровати. Теперь он увидел, что его жена плакала, перед тем как уснуть. Эта женщина проливала по нему слезы, прижимая к лицу его галстук. Она плакала из-за него, хотя он не стоил ни одной ее слезинки…

Сердце Эйдана пронзила боль, еще более острая, чем та, что обожгла плечо, когда его задела коса Гилпатрика.

Собравшись с духом, Эйдан наклонился и, прикоснувшись к руке жены, прошептал:

— Нора…

Она вздрогнула и тут же открыла глаза. Несколько мгновений она молча смотрела на него — смотрела так, словно видела впервые. Потом вскрикнула и с рыданиями бросилась ему на грудь. Эйдан обнял ее и крепко прижал к себе. Его плечо тотчас пронзила острая боль, но сейчас он не думал о боли.

Внезапно отстранившись, Нора посмотрела ему в глаза и прошептала:

— О, Эйдан, слава Богу… — Она снова всхлипнула. Он судорожно сглотнул и прошептал в ответ:

— Не плачь, дорогая, со мной все в порядке.

— А ты нашел людей, пытавшихся похитить Кассандру? О, тебя так долго не было, и я…

— Я нашел Гилпатрика. Но он ни в чем не виноват. Он только пытался нас предупредить.

Нора с удивлением посмотрела на мужа:

— Я полагала, что вы враги…

— Нас сделали врагами. Но все же он хороший человек, Нора. Я бы хотел, чтобы такой был со мной рядом, если бы мне пришлось отправиться на войну. Такому я бы доверил свою жизнь. Он сделал все, что мог, чтобы спасти мою дочь.

— О, Эйдан… — Она вдруг нахмурилась, и он понял, что ее что-то тревожит.

— Но это еще не все, дорогая. Я должен найти того, кто замыслил злодеяние. Гилпатрик кое-что сообщил мне и пообещал, что и впредь будет сообщать обо всем, что узнает. Тот, кто затеял со мной эту игру, — хитрый мерзавец. Он заключил пари, что уничтожит меня. Якобы существуют три ставки… Одна — это Кассандра, а вторая — ты.

— Три ставки? Что это за ставки?

— Я ничего не знаю, но в одном убежден: этот человек очень опасен.

— Он должен ненавидеть тебя. Ты кого-то подозреваешь? Может, догадываешься?..

— Нора, таких негодяев очень много. И любой из них из-за карточного долга с радостью перережет мне горло. Я долгие годы провел среди этих людей и прекрасно их знаю.

— Эйдан, я не верю…

— Не веришь, что я общался с подобными мерзавцами? Но я сказал тебе об этом в первый же день твоего появления в замке. О Боже, я и сам почти ничем от них не отличаюсь, поверь мне, Нора. Я вел такой образ жизни… Ты совсем меня не знаешь, дорогая. И я молю Бога, чтобы никогда не узнала.

Тут Эйдан вдруг отодвинулся от жены, словно боялся, что, прикасаясь к нему, она испачкается. О, как же он ненавидел себя в эти мгновения, ненавидел и презирал…

Нора же вскрикнула в ужасе и побледнела. Уставившись на плечо мужа, она прошептала:

— Эйдан, ты ранен…

Он покосился на свое плечо — рубашка была пропитана кровью — и с невозмутимым видом проговорил:

— Это всего лишь царапина, не беспокойся.

Но Нора вскочила с постели и, строго глядя на мужа, заявила:

— Я с таким трудом поставила тебя на ноги, после того как ты отравился цыганским зельем, а ты снова подвергаешь себя опасности?!

Она принялась стаскивать с Эйдана рубашку. Увидев рану, снова вскрикнула. Затем увидела ужасные синяки на груди и на ребрах и до боли закусила губу.

Эйдан улыбнулся и пробормотал:

— Дорогая, рана не опасная. Она просто так страшно выглядит. Поверь, у меня бывали и более серьезные ранения.

На глаза Норы навернулись слезы, и губы ее задрожали. С трудом сдерживая рыдания, она спросила:

— Эйдан, но почему же тебя ранили? Ведь ты сказал, что Гилпатрик хотел помочь…

— Видишь ли, некоторые из разбойников не разделяют взгляды своего предводителя. А что касается поединка с Гилпатриком, то я сам вынудил его со мной драться. Так получилось… И повторяю, дорогая, не беспокойся. Надо только промыть рану, потом перебинтовать ребра, и все будет в порядке.

Он подошел к кувшину с водой и поднял его, чтобы наполнить тазик. Боль острой стрелой пронзила грудь, и Эйдан тихо застонал. Нора тут же выхватила у него кувшин и сама налила в таз воду. Потом взяла мужа под руку и усадила в кресло.

Он сидел, откинув назад голову, а нежные пальчики Норы осторожно обрабатывали его рану.

«О Господи, какое же это блаженство — ощущать ее прикосновения, — думал Эйдан. — Какое блаженство чувствовать ее любовь…»

Она верила в него, хотя он этого не заслуживал. Она любила его, хотя он ничего не мог дать взамен. Она дарила ему волшебство, в то время как в его душе царили мрак и ужас.

Нора — подлинное сокровище, которое следовало беречь. И ей ничто не угрожало бы, если бы у нее был другой, более достойный мужчина.

При мысли о том, что жене грозит опасность, Эйдан вздрогнул и в ярости стиснул зубы. Она внимательно посмотрела на него и спросила:

— Дорогой, о чем ты думаешь?

Он промолчал, и Нора вновь заговорила:

— Ты сказал, что я совсем тебя не знаю. Но я хочу узнать. Мне это необходимо. Расскажи о себе.

Ему захотелось вскочить и накричать на нее, сказать, что правда о нем ее уничтожит и что ей нужно держаться от него подальше, во всяком случае, не заглядывать ему в душу, ибо то, что она там увидит… Господи, что она может там увидеть?

Но тут он посмотрел в ее чудесные глаза и вдруг почувствовал, что ему хочется выговориться, хочется открыть свою душу — впервые в жизни Эйдан ощутил такую потребность. И тотчас же на него нахлынули воспоминания, и полились слова — слова, которые он прежде не посмел бы произнести.

— Нора, у меня временами возникает такое чувство… мне кажется, что я впервые вышел на поле боя и меня уносят в темноту потоки крови… Я задыхаюсь, я не в силах слышать стоны умирающих, которым ничем не могу помочь. О Господи, что, если я не смогу спасти тебя или Кассандру? Что, если я…

— Тебя за храбрость возвели в рыцарское достоинство, Эйдан. Ты спас всех, кого мог спасти. Мне Кассандра писала…

— То, что писала Кассандра, — красивые сказки о герое, увенчанном лаврами. Да, я действительно спас своих солдат. Но при этом я спас и майора, заносчивого мерзавца. И меня возвели в рыцари за то, что я спас его. Напрасно я это сделал. Черт, лучше бы я выпустил в него пулю.

— Не понимаю…

— Видишь ли, этот негодяй думал лишь о своей карьере. И он отправил моих людей на бойню, чтобы по кровавой горе трупов вскарабкаться повыше… К сожалению, я только потом узнал о том, что именно он отдал такой приказ.

— Значит, ты не виноват, Эйдан. Ведь ты ничего не знал…

Он криво усмехнулся и пробормотал:

— Да, не знал, но все же… А после войны… Я вернулся в Англию и женился, и война по сравнению с моей супружеской жизнью казалась водевилем. Когда Делия поняла, что беременна… Боже, как я радовался! Впервые в жизни я поверил, что судьба мне улыбнулась, что я получил шанс начать все сначала, все исправить и искупить…

— Это и впрямь был твой шанс, Эйдан, и ты им воспользовался. Кассандра замечательная девочка.

— Да, верно, замечательная… Но знаешь ли ты, что в первые пять лет я видел дочь всего лишь один раз? Дело в том… Делия потребовала, чтобы я держался подальше от дочери, и я подчинился. А ты можешь себе представить, что я узнал о рождении Кэсси лишь через три недели?.. Я тогда находился в Лондоне, метал кости за игральным столом. И вот один из знакомых ее родителей поздравил меня с рождением дочери. Именно таким образом я узнал о том, что стал отцом.

— Да, вероятно, тебе было очень тяжело… — пробормотала Нора.

Тяжко вздохнув, Эйдан продолжал:

— Я скакал всю ночь, чтобы побыстрее добраться до поместья Марчей, родителей Делии. А моя жена уже уехала на воды отдыхать. Полагаю, ей не терпелось возобновить знакомства со своими прежними поклонниками.

— Она оставила ребенка? — удивилась Нора.

— Она забыла о существовании Кассандры сразу же после того, как начала подниматься с постели после родов. Казалось, что ребенок значил для нее не больше, чем букет увядших цветов.

Эйдан снова вздохнул — было очевидно, что ему очень тяжело вспоминать прошлое.

— И вот я поднялся в детскую и увидел Кэсси, лежавшую в колыбельке. На ней был маленький кружевной чепчик, и она была чертовски хорошенькая, такая невинная и беспомощная… Я даже боялся прикоснуться к ней, боялся сделать ей больно.

— Ты уже тогда ее любил, — сказала Нора. — Как ты мог ее оставить?

— Я оставил ее… чтобы спасти от такого отца, как я. От такого, каким я был тогда.

— Но, Эйдан…

— Мать Делии ненавидела меня. Она считала, что я дурно влияю на ее дочь. И все же в тот день она подошла ко мне. Гордая леди Марч снизошла до того, чтобы обратиться ко мне с просьбой. Она просила оставить Кэсси у нее.

— Но Кассандра — твоя дочь. Ты любил ее и хотел, чтобы она была с тобой.

У Эйдана подозрительно заблестели глаза, и он на мгновение отвернулся.

— Леди Марч пообещала, что если я передам Кассандру в ее руки, то девочка ни в чем не будет знать отказа. Сказала, что у нее малышке будет гораздо лучше, чем со мной. И конечно же… — Эйдан судорожно сглотнул. — Черт побери, конечно, я не мог взять ребенка в свою комнату над таверной, правда? Так что пожилая дама рассуждала весьма здраво. Тот образ жизни, который вели мы с Делией… Впрочем, я уже подумывал о том, чтобы начать новую жизнь. Но что я мог предложить дочери? Полуразрушенный замок в Ирландии — именно таким он был тогда. Помню, как я стоял над колыбелью и смотрел на Кэсси, пытаясь запечатлеть в памяти ее образ… А она так забавно морщила носик и сосала крохотный пальчик…

Нора вдруг всхлипнула, и Эйдан почувствовал, что сам едва удерживается от слез.

— В конце концов мне пришлось покинуть Кассандру. В то время у меня не было другого выхода.

Нора утерла слезы и пробормотала:

— Это она во всем виновата… твоя первая жена.

— Пять лет я держался в стороне, а Делия тем временем переспала с половиной Лондона. Я ужасно ревновал, ревновал до тех пор, пока чуть не убил на дуэли одного из любовников Делии. Вероятно, я в конце концов понял, что она не стоит того, чтобы убивать из-за нее человека. И как раз в то время случилось невероятное: я перестал проигрывать за игорным столом и теперь только выигрывал, постоянно выигрывал. Я знал, что Раткеннон — единственное, что я смогу оставить Кассандре в наследство, именно поэтому я привел замок в порядок — теперь у меня были на это средства. И я даже создал для Кэсси идеальную комнату; мне тогда казалось, что это единственный способ показать ей, что я ее люблю, что неустанно думаю о ней, что она всегда в моих мыслях и в моем сердце. Однажды, когда я проезжал в экипаже неподалеку от имения Марчей, у меня отлетело колесо. К счастью, отлетело, — добавил Эйдан с улыбкой. — Разумеется, я мог бы отправиться на ближайший постоялый двор, нанять другой экипаж и распорядиться, чтобы починили мой. Но я этого не сделал и зашел к Марчам. Конечно же, мое появление их не обрадовало. Но я сказал, что хочу увидеть Кассандру, только увидеть — и все. И я действительно не собирался вмешиваться в ее жизнь, я просто… просто хотел взглянуть на нее и убедиться, что с ней все в порядке. Там я и познакомился с миссис Бриндл. Она тоже считала, что именно я развратил Делию, но все-таки проводила меня в сад, где находилась в это время моя дочь.

Знаешь, Нора, говорят, что дети невинны, но они могут быть невероятно жестокими. Так вот, я нашел Кассандру на каменной скамеечке… Она горько плакала, потому что ее двоюродные братья и сестренки, с которыми она играла, издевались над ней, утверждали, что она не нужна своим родителям. Кэсси даже не знала, кто я такой, когда я пытался ее утешить.