Я отпустил её.

Боль копьями вонзается в мою грудь. Я не могу сделать чёртов вздох.

Мне нужно… мне нужно уйти.

Нет, я могу сделать это. Я могу оттрахать эту тёлку.

Это то, что я делаю. То, что я умею.

Мы в общественном туалете. Здесь должен быть автомат с презервативами. Я просто куплю пачку, трахну её, а потом пойду домой.

Минет явно не работает. Он не помогает выбросить Лилу из головы. Только трахнув кого-то другого, я смогу избавиться от воспоминаний последнего раза с Лилой.

Это обязательно сработает.

Я открываю глаза и смотрю вниз… но вместо того, чтобы увидеть брюнетку, я вижу смотрящую на меня Лилу.

Что за херня?

Большие глаза Лилы смотрят на меня. Её великолепный рот улыбается мне так мило, как умела только она.

Меня накрывает паника. Паника, которой я не чувствовал с тринадцати лет, когда моя жизнь изменилась навсегда.

В тот день я потерял всё. День, когда я стоял в стороне, не в силах остановить происходящее.

Я не могу это сделать. Мне нужно убраться отсюда. Сейчас же.

— Я не могу сделать это.

Я стараюсь отодвинуться, но брюнетка не слышит меня, снова пытаясь взять мой член в рот.

— Нет, — я крепко хватаю её за плечи, отталкивая. — Мы должны остановиться.

Она смотрит на меня с непониманием на лице.

— Я… я сделала что-то не так?

— Нет, — обходя её, я засовываю свой член обратно в джинсы и быстро застегиваю их. — Ты не сделала ничего плохого, — я втягиваю воздух, чувство вины и целая куча других дерьмовых эмоций, с которыми я даже не могу понять, как бороться, накрывают меня. — А я сделал.

Я просто открываю дверь и практически убегаю оттуда, оставляя позади растерянную и всё ещё стоящую на коленях брюнетку.

Я почти ничего не вижу, когда пытаюсь выйти из бара.

Наконец, я добираюсь до двери. Открыв её, чувствую, как воздух наполняет мои лёгкие, заставляя меня задыхаться. Давление в моей груди настолько сильное, что кажется, будто я взорвусь.

Лила сломала меня.

Она, чёрт возьми, сломала меня!

Залезла ко мне в голову и всё испортила.

Я забочусь о ней. Больше, чем забочусь. Я лю…

Нет.

Я не могу испытывать это. Не могу чувствовать подобное.

Мне нужно… Господи! Что мне нужно?

Время.

Мне нужно время. Только и всего.

Я слишком рано попытался вернуться к прежней жизни.

Мне просто нужно несколько дней, чтобы разобраться с мыслями.

Выйти из состояния киски, в которое я позволил себе упасть из-за Лилы.

Мне нравилась моя прежняя жизнь. Нет, я чертовски любил её. Перед тем как дал то обещание, пытаясь придумать, что мне изменить, чтобы помочь Джейку. Но это была чушь собачья. Теперь-то у Тру и Джейка всё отлично.

Я сдержал своё обещание. Сделал то, о чём говорил.

Но всё должно вернуться к тому, как было.

Легко. Никаких сложностей. Никаких ожиданий.

Никто не говорил мне, что любит меня.

И я… Я вернусь к тому, что не буду лю…

Заботится ни о ком, кроме себя.

Я вернусь к прежней жизни. Тогда это срабатывало. Это удерживало всё моё дерьмо под контролем.

Но, находясь с Лилой, всё, что я делал, — это чувствовал каждый день.

Чувствовал её.

Я стал человеком, которым никогда не хотел быть.

Слабым.

Я не могу быть слабым. Не могу испытывать чувств к ней. Не могу рисковать и превратиться в него.

Я не могу рисковать когда-нибудь стать таким, как мой отец.

И чтобы не стать им, я должен стать тем человеком, каким был раньше, независимо от того, насколько больно может быть отпустить Лилу.

ГЛАВА 28

Лила

Спустя две недели — Обувной магазин, Бульвар Робертсона, ЛА


Удивительно, как замирает время, когда твоё сердце разбито.

Как будто эта мышца в груди контролирует тикающие часы под названием «жизнь».

Мои часы остановились, когда Декс разбил мне сердце.

И теперь… после Тома… ну, время и всё остальное перестало иметь значение. Я просто плыву по течению изо дня в день. Ничего не имеет смысла.

Просто в том уголке моего сердца, где был Том, сейчас зияет дыра.

Он ворвался в мою жизнь и разрушил каждую оборонительную стену, выстроенную мной. Глупо было думать, что это не повлияет на меня… что он на меня не повлияет. Что он не сможет пробить путь к моему сердцу. Я знаю, какой девушкой являюсь. Связывающей чувства с сексом. Я наивно полагала, что смогу заниматься всеми этими друзья-по-траху вещами с Томом и выйти сухой из воды.

И теперь, когда я влюбилась в него, он ушёл из моей жизни. Я сломана, беззащитна и слаба, и я не знаю, как это исправить. Мне не удаётся заполнить пустоту, что он оставил в моей жизни. Не важно, насколько я погружаюсь в дела группы и стараюсь не сидеть без дела, ничего не помогает.

Его отсутствие всегда со мной. Каждую минуту каждого проклятого дня.

Я скучаю по разговорам с ним. По смеху. По борьбе. По любви.

Я постоянно чувствую эту боль, как будто от потерянной конечности. Мне просто не понятно, как он за такой короткий промежуток времени настолько глубоко пробрался в моё сердце. Интересно, почувствую ли я себя снова полноценной.

— Ты ещё не звонила ему?

Я перевожу взгляд с пятна на стене магазина обуви на Шеннон, сидящую передо мной, пока я примеряю пару туфель. И у них около сотни мелких креплений. На мой взгляд, они больше впору какой-нибудь шлюхе, но Шеннон, похоже, считает, что они подойдут к платью, купленному нами для журнальной фотосессии, которая пройдёт у нас с ребятами через несколько дней.

Шеннон наняли в качестве нашего постоянного стилиста, чему я очень рада. Единственный минус: мне приходится терпеть Эшли, но она больше фокусируется на парнях, в то время как Шеннон приглядывает за мной, и я уверена, что Эшли это только радует.

— Кому я должна была позвонить?

Шеннон смотрит на меня, туго затягивая очередной ремешок и застёгивая его.

— Ты знаешь, кому. Тому.

— Нет. Зачем мне это? — я кручусь на стуле, отводя глаза.

— Ты знаешь, зачем. Вот, — она пыхтит и застёгивает последнюю пряжку. — Я думала, что никогда не застегну эти чёртовы ремешки. Встань, — говорит она мне.

Я поднимаюсь на ноги, покачиваясь на нелепых каблуках.

— Мне казалось, что я певица, а не модель, дефилирующая по подиуму.

— Ты недостаточно высока, чтобы быть такой моделью, так что перестань ныть и иди, сестрёнка, — ухмыляется она.

Я показываю ей язык, а затем начинаю идти по проходу, направляясь к зеркалу передо мной. Я выгляжу полной идиоткой. Вообще-то, обувь выглядят жарко. Но я просто не могу ходить в них.

Они хорошо смотрятся даже с тем, во что я сейчас одета: с моими шортами и футболкой Энгри Бёрдс, как раз той, которую купил для меня Том.

Ладно, мне нравится мучить себя, нося подарок, который он купил для меня. А ещё я, возможно, храню его кожаную куртку в своей спальне, чтобы закутываться в неё ночью. Ненавижу себя за то, что до сих держусь за него после того, как он причинил мне такую сильную боль.

— Я выгляжу как идиотка, — жалуюсь я.

Шеннон подходит сзади, глядя на меня в зеркало.

— Нет, ты так не выглядишь. Ты выглядишь горячо. Мы покупаем их. А теперь верни свою задницу на место, чтобы я сняла их.

Я сажусь. Пока она работает над тем, чтобы снять одну туфлю, я занимаюсь второй, начиная расстёгивать лямки на своём бедре.

— Итак, объясни мне, почему ты не звонила Тому.

Я вздыхаю, пытаясь притворится, будто её вопрос навевает скуку, когда на самом деле, всё, что я пытаюсь сделать, — это унять боль, которая так и норовит вырваться наружу.

— У меня нет причин звонить ему.

«Между нами всё кончено».

— Враньё. Ты скучаешь по нему.

— Я совсем не скучаю.

Скучаю. Так сильно, что чувствую, будто не могу дышать, почти каждый день. И при одном упоминании его имени я хочу кричать от боли, разрывающей меня изнутри.

Помимо мучений его кожаной курткой, я каждую ночь перед сном слушаю на повторе «Я думал, что умер и попал на небеса», потому что он сказал мне, что это его песня для меня. Я анализирую текст, желая, чтобы эти слова значили для него то же, что и для меня, а не просто служили напоминанием о том времени, когда он трахал меня под сценой.

Ожесточившись, я говорю:

— Даже если и так, какое это имеет значение? Том не скучает по мне.

Он меня на дух не переносит.

— Конечно же, скучает.

Я резко поднимаю голову вверх, во рту мгновенно пересыхает.

— Скучает? Он сказал что-то тебе?

— Нет. Но вот это, — она указывает обувью на моё лицо. — Выражение твоего лица, когда ты подумала, что он соскучился, — это облегчение. А теперь сокрушительное разочарование, потому что ты знаешь, что он ничего не говорил мне, — она снова хватает меня за ноги и начинает дёргать за пряжки. — Вам двоим нужно разобраться со своим дерьмом, — она отрывается от туфли и смотрит мне в глаза. — Том, может быть, и не говорил мне, что скучает по тебе, но я видела его вчера, и выглядел он хреново. Я никогда не видела Тома таким. У него был чертовски ужасный вид. Так вот, когда я специально упомянула твоё имя, он выглядел так, будто я просто застрелила его щенка, а через минуту он ушёл оттуда.

Я больше не могу скрывать свою заботу.

— Он хреново выглядел?

Это нормально, что мысль об ужасном виде Тома заставляет меня чувствовать себя немного лучше?

— Да, он был небрит и, ну, опять начал отращивать свою чёртову бороду. Однако, в отличие от недавнего времени, он не выглядит горячо. Это выглядит ужасно, словно он не мылся целую неделю. То же самое с его одеждой. И от него несло виски. Добавь тёмные круги под глазами, которые даже я не смогла бы загримировать. Он выглядит как дерьмо, и я предполагаю, что всё это из-за того, что он скучает по тебе.

— Он не скучает по мне.

«Чем скорее я уберусь отсюда, тем, бл*дь, лучше».

Уголки моих губ опускаются вниз.

Шеннон садится на корточки и хватает меня за руки, удерживая их вместе на моих бёдрах.

— Я не знаю, что произошло между вами двумя. Знаю только о тех пикантных моментах, о которых ты рассказывала мне на протяжении последних двух недель, но очевидно, что ты заботишься о нём, а он заботится о тебе. Просто позвони ему. Что тебе терять?

Я высвобождаю свои руки и опускаю глаза. После чего опять принимаюсь расстёгивать эти чёртовы пряжки.

— Гордость. Я не буду звонить Тому. В последний раз, когда я говорила с ним, он предельно ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. В общем, даже если он передумал, уже слишком поздно. Я двигаюсь дальше.

— Чушь, — бормочет она. — Вы оба упрямые, — она хватает меня за ногу, дергает её к себе и снимает эти чёртовы туфли.

* * *

Тридцать минут спустя — Бульвар Робертсона, ЛА


— Не хочешь выпить кофе? — спрашивает Шеннон, когда мы идём к моей машине.

— Конечно, только сначала давай положим эти сумки в багажник.

Я открываю двери машины, а потом багажник. Затем бросаю в него сумки с покупками и закрываю крышку.

— Дерьмо, — произносит Шеннон.

Подняв глаза на неё, я прослеживаю её взгляд через улицу прямо до Тома. Он стоит возле чёрной машины, припаркованной у шикарного ресторана.

Мне и отсюда видно, что он выглядит усталым, не таким собранным, как обычно, и борода определённо отросла.

Но это не та причина, по которой мне кажется, будто кто-то танцует на моей груди.

Нет, причина в том, что рядом с ним я вижу стройную и великолепную брюнетку.

Они стоят близко друг к другу. И выглядят дружелюбно, как будто хорошо знают друг друга.

Даже слишком хорошо.

Во время разговора с ним она кладёт свои руки на его. Том улыбается тому, что она говорит. Он что-то ей отвечает, и она смеётся.

Я тут же начинаю её ненавидеть.

Она поднимает руку к его лицу, наклоняется и целует его в щёку.

Я перестаю дышать.

Это похоже на автокатастрофу. Я хочу отвернуться, но не могу.

А ещё мне хочется кричать.

Но я ничего не делаю.

Я просто стою здесь, наблюдая за ними, как чёртова статуя.

Том открывает для неё дверь машины. Она забирается на заднее сиденье.