Габи тепло улыбнулась груму. Тот придержат стремя, и она забралась на лошадь, как ей показалось, весьма удачно. Луис натянул свое кепи и вскочил в седло. Это легкое грациозное движение заставило сердце Габи затрепетать. Было очевидно, что перед ней искусный наездник. Интересно, существует ли такое дело, которое этот мужчина делает плохо? Впрочем, не мужчина, а просто ее кузен. Ей следовало бы привыкнуть и даже в мыслях использовать именно это определение, хотя между ними и нет кровного родства.

Габи натянула поводья, с силой стиснув коленями гладкие бока лошади. Она подумала, что не вынесет позора, если свалится и упадет прямо в пыль, а эти глаза цвета олова будут смеяться над ее неловкостью. Когда Луис выехал со двора, она пришпорила свою кобылу и решительно последовала за ним.

— Гасиенда называется «Маргарита», вторым именем моей матери, Елены Маргариты. — Мысль об этом не давала Габи покоя со вчерашнего дня. — Значит, гасиенда названа в ее честь?

Лошади Габи и Луиса шли рядом по узкой дороге между двух белых изгородей, за которыми пасся скот.

— Нет, Маргарита — это имя ее матери. Она и Рамон приехали сюда из города более пятидесяти лет назад, после того как поженились. Тогда здесь был непроходимый лес, а затем вот… — Он указал в сторону горизонта, где на фоне неба возвышались голубовато-зеленые деревья. — Они вместе возделывали эту землю. Конечно, у деда есть деловая хватка, но и бабушка работала с ним бок о бок до самой смерти.

— Когда это произошло?

— Когда Елена была еще ребенком.

— А сколько лет было вашему отцу? — спросила Габи после некоторой паузы. Тон Луиса не располагал к общению, но она вдруг почувствовала, что ей нужно как можно больше узнать о своей семье, про которую она ничего не знала.

— Семь. — Голос Луиса был лишен какого-либо оттенка. — Она умерла от желтой лихорадки.

— О, я не знала.

Луис пристально посмотрел на нее.

— Елена тебе ничего об этом не говорила?

— Нет, ничего. Она никогда не упоминала о своей семье. — Габи прикусила губу. — Бедный дедушка. Потерять двух детей в совсем молодом возрасте. Удивительно, как он смог все это пережить.

— Не думаю, чтобы он смог когда-либо полностью с этим смириться. Но вы же видели его, он борец. Последние сорок лет посвятил своему имению и сделал его таким, каким вы видите его сейчас.

— Сельское хозяйство — ваше семейное дело?

Луис пожал плечами.

— За последние несколько лет, после того как он с большой неохотой, конечно, передал мне дела, я вкладывал деньги в разные отрасли: в бокситные месторождения, в издательское дело — мы купили несколько газетных и журнальных концернов в Латинской Америке и Соединенных Штатах. Ну и в недвижимость, конечно.

— Конечно. Отсюда и ваша дружба с Питером Троятом, моим домовладельцем, — натянуто произнесла Габи.

— Верно. — Луис спокойно посмотрел на нее. И поскольку они проезжали мимо группы мужчин, грузивших сахарный тростник на тракторный прицеп, он придержал лошадь и перекинулся с рабочими несколькими словами.

После того как они тронулись дальше, Габи спросила:

— Что они вам сказали?

— Похоже, хороший урожай. — Он резко повернулся в седле. — Почему ваша мать не научила вас испанскому?

— Точно не знаю, — уклончиво ответила Габи, — думаю, что после дедушкиного письма она решила порвать со своей семьей и поэтому никогда не говорила по-испански, даже со мной. Она порвала со своим прошлым.

— Но вы ведь все-таки собирались восстановить эти связи.

Габи сначала покраснела, потом побледнела, причем не столько от самих слов, сколько от тона, которым они были произнесены.

— Что вы имеете в виду?

— Я думаю, это очевидно. — Он улыбнулся неприятной улыбкой. — Вы — честолюбивая молодая женщина, достигшая в своем деле успеха. Но, безусловно, крупное финансовое вливание наличными вам бы не повредило?

Руки Габи так крепко сжали поводья, что они врезались в ее ладони.

— Позвольте мне вам сказать…

— Нет, это вы позвольте мне вам сказать. У меня много планов относительно имения «Маргарита». Но в эти планы не входит сооружение массажных кабинетов для утомленных бизнесменов.

— Да как вы смеете?! — Лошадь Габи мотнула головой и метнулась в сторону, словно разделяя негодование своей хозяйки. С трудом справившись с лошадью, Габи продолжила независимым тоном: — Как вам хорошо известно, я не принадлежу к массажисткам подобного рода. У меня вполне респектабельная клиника. Луис небрежно пожал плечами.

— Ну, если вы на этом настаиваете.

— Да, настаиваю. И успехом, которого я достигла в своей жизни, я обязана только себе. Если вы думаете, что мне нужен хотя бы пенни от доходов с поместья «Маргарита», то вы… вы очень ошибаетесь. — Габи задохнулась от нахлынувшего на нее негодования.

— Тогда зачем было связываться с посольством?

— Я не собиралась приезжать сюда. Кстати, позвольте вам напомнить, что вы едва ли не силой вытащили меня. И я готова в тысячный раз повторить, что просто хотела узнать… — Тонкие губы Луиса насмешливо изогнулись, и Габи ударила кулаком по луке седла. — Вы можете верить или не верить, но я даже не знала, живы ли вы, не говоря уже о том, каково ваше материальное положение.

— Итак, это были исключительно сентиментальные причины?

— Если хотите, да!

— Какая новость! А я и не знал, что членам нашей семьи присуща подобная сентиментальность…

— Но это совсем другое дело! — укоризненно воскликнула Габи. — Вы же не сказали мне, кто вы такой!

Луис пожал плечами.

— Мне показалось, что вам нравится относиться ко мне как к посыльному вашего деда.

Габи уже успела пожалеть о своей насмешке, которая, должно быть, нанесла удар по его самолюбию. Да и тон Луиса говорил, что она еще не сполна заплатила за свои слова… Но она не позволит подчинить себя.

— А как насчет вашего имени? Вы сказали, что вы — Эстрадо. Очевидно, знали, что с Луисом Руэрро я никуда не поеду, даже под угрозой шантажа. — Габи метнула на него пронзительный взгляд. — Значит, опять ложь!

Пришпорив лошадь, она яростным галопом рванулась вперед по дороге, словно все демоны ада гнались за ней.

Устремившись вперед, Габи успела заметить, как Луис негодующе сдвинул брови, и решила, что он догонит ее и стащит на землю. Но когда она отважилась бросить на него через плечо быстрый взгляд, то увидела, что он не только не собирается догонять, но даже не смотрит в ее сторону.

Наконец, одолев крутой подъем, Габи замедлила головокружительную скачку. По ее спине струился пот, когда она, наконец, остановилась в саппановой роще. Луис следовал за ней, не ускоряя шага. И когда она увидела, что он уже близко, опустила голову. Ей действительно не хотелось продолжать ссору. Луис был несправедлив к ней, и после всего, что произошло, она не могла оставаться здесь дольше нескольких дней. Может быть, если она вернется в Англию, он ей, в конце концов, поверит.

Луис остановился позади нее, и Габи улыбнулась ему.

— Спасибо, что привезли меня сюда. Здесь замечательно. — Она показала на яркую зелень, окружающую их, и живописные группы деревьев, алым пламенем сбегавшие вниз по холму. В зарослях порхали птицы, оперение и клювы которых напоминали яркие мазки акварельной краски. — Я никогда не думала, что здесь так красиво, — просто добавила она.

— И я тоже, — неожиданно мягко сказал Луис. И Габи заметила, что он смотрит прямо в ее восхищенное лицо так, словно видит его в первый раз.

На мгновение они оба замолкли, а затем Габи продолжила уже более будничным голосом:

— Так где же кончаются земли деда?

— Им нет конца, — Луис грациозно спрыгнул на землю. — По крайней мере, они простираются во все стороны — насколько хватает глаз.

— Боже! — Габи нервно засмеялась. — Я и представить не могла…

— Конечно, это трудно представить.

Габи искоса посмотрела на него, но лицо Луиса напоминало непроницаемую маску. Она тоже решила спешиться, но, зацепившись носком ботинка за стремя, упала, и, прежде, чем Габи успела опомниться, Луис подхватил ее, растерянную, со все еще широко раскрытыми от потрясения глазами, на руки.

Габи показалось, что пение птиц постепенно замирает где-то вдали, а она слышит лишь неровное биение своего сердца, к которому присоединились и резкие удары сердца Луиса. Из густой тени деревьев выпорхнула какая-то дикая птица, словно вобравшая в себя краски тропического солнца. Когда Луис опустил взгляд на Габи, его глаза потемнели и из серебристых стали такими же черными, как зрачок. Хотя они стояли в тени, Габи ощутила, что его взгляд остановился на ее губах… Но, когда ее губы раскрылись для поцелуя, он очень медленно выпустил Габи из своих объятий, и она, словно вода, проскользнув между его пальцами, оказалась сидящей на земле.

Руки Луиса все еще покоились на ее талии. Ей следовало бы отступить от него, но она была не в силах это сделать. Казалось, их окружал невидимый круг, который Габи не могла разомкнуть. Она беспомощно смотрела на Луиса, и ей казалось, что языки пламени лижут ее тело и плавят его своим жаром.

Неожиданно Луис отпустил ее и, резко повернувшись, склонился над стволом упавшего дерева. Габи смотрела на его спину, пытаясь успокоиться, а он так свирепо отдирал ногтями гнилую кору, что ее крошки разлетались в стороны из-под его руки.

— Ну что, мы уже достаточно насмотрелись на имение? — словно возвращаясь откуда-то издалека, спросил он.

— Да, спасибо, — покорно ответила Габи. — Если вы хотите, мы можем вернуться прямо сейчас.

Она бросила прощальный взгляд на изумительный пейзаж, стараясь запомнить его и впервые почувствовав укол боли. Не с завистью, конечно, а с печалью, вспомнив о тесной, лишенной всякой растительности лондонской улице, на которой она жила со своей матерью.

— У вас, вероятно, было замечательное детство, — невольно вырвалось у Габи.

— Вы так думаете?

— Ну да. Я имею в виду эту красоту. Полагаю, что вы часто приезжали сюда на своем пони.

— Нет. Я сформировался как личность в Каракасе.

Габи с удивлением посмотрела на него. Как странно он сказал: «Сформировался как личность…»

— Как вы сказали? — переспросила она.

— Правильнее сказать, на самой окраине города. Мы вчера проезжали его. Он называется Параисо.

— Вы имеете в виду предместье с великолепными виллами? «Пэрэдайз» — это по-английски рай. Подходящее название.

— Нет, не там. — Он на мгновение замолчал. — Как раз за этим местом.

— Как раз за этим местом?.. — Габи пристально уставилась на Луиса. — Но вы же не имеете в виду…

— …Это жалкое предместье? «Эль Параисо» — рай. — Губы Луиса слегка изогнулись. — Вы скоро поймете, дорогая, что люди в Южной Америке обладают тонким чувством юмора.

— Но… Но я не понимаю, — проговорила, запинаясь, Габи. — Вы?.. — Она внезапно запнулась на полуслове, понимая, что за всем этим кроется какая-то тайна, и у нее пропала всякая охота слушать дальше.

Луис опустился на землю и, прислонившись спиной к одному из огромных деревьев, выдернул пучок травы и начал обрывать на нем травинку за травинкой. Затем, словно механически, как будто говоря сам с собой, он продолжил:

— Мои родители встретились, когда учились в университете Каракаса. Оба они изучали право. Я думаю, что это была настоящая любовь, любовь с первого взгляда. — В голосе Луиса, казалось, не звучало никаких чувств. — Но дон Рамон не одобрил бы этот брак.

— Почему?

— Потому что в его планы не входила женитьба сына на девушке из рабочего квартала, с девушкой иного круга, как, вероятно, сказали бы вы. Она вырвалась из грязного предместья только благодаря своему уму и молодому американскому учителю, который преподавал в ее школе.

Луис замолчал, и Габи робко спросила:

— Так что же произошло?

— Моя мать отказалась венчаться тайно и настояла на том, что, прежде чем отец расскажет обо всем деду, они закончат учебу. В конце концов, случилось неизбежное — она забеременела. Но даже тогда она уговаривала отца никому ни о чем не говорить. Ей не хотелось, чтобы между ними стояло что-то.

Габи осторожно присела около него.

— Похоже, она была замечательной женщиной.

— Но она не была физически крепкой, у нее начались преждевременные роды. Когда мой отец мчался к ней на машине, он врезался в грузовик. Ребенок был вне опасности, — казалось, что Луис говорит не о самом себе, — но она после этого не захотела жить.

Голос Луиса звучал как-то беззащитно, и Габи захотелось обнять его и прижать к себе. Она уже было подняла руки, но опустила их. Когда-нибудь другая женщина утешит его, но не она. Это не ее дело. Кроме того, он слишком горд и не захочет принять ее сочувствия. Но тем не менее она спокойно взяла его руку, покоившуюся возле нее.