На те, не на те. Стыд и срам!

— Борис. Не обращайся ко мне без крайней необходимости, — я не успеваю открыть рот, как она добавляет, — пожалуйста.

Завтрак проходит в гнетущей обстановке. В обед нам нужно уезжать и Оскари из кожи вон лезет, чтобы поднять нам настроение. Но всё напрасно. Я погружен в свои мысли, Оксана в свои. Попытки пошутить звучат глупо и пошло. Мы уходим собираться.

— Порис, ты очень хороший человек. Прости, что так получилось. Я натеюсь, что у вас всё получится и вы путете счастливы, — ко мне в комнату заходит Оскари со свертком в руках.

В таких газетных свертках раньше носили вяленую рыбу, разделывали её на скамеечке в парке, попутно читая относительно свежие новости и попивая немилосердно разбавленное пиво. Но рыбой от свертка не пахло и масляных пятен не наблюдалось.

— Спасибо, Оскари. Вы тоже душевные и открытые люди. Извините, что так получилось, и мы с Юрием испортили весь отпуск. И спасибо за холостые патроны.

— Мы с Мартшааной тревошились и перешивали за тепя. Ты коразто лучше этоко противноко Юрия, та и Наталья нам наковорила мноко хорошеко о тепе. Мы отправили часть за Юрия опратно, Наталья толшна путет оттать тепе по приезту. Это потарок от нас с Мартшааной, только развернешь тома. Мошет, это потнимет тебе чуточку настроения, — Оскари протягивает пакет.

Внутри что-то твердое. На ощупь действительно похоже на рыбу, или же на вяленый кусок мяса. Я кладу сверток с остальными вещами и закрываю крышку чемодана.

— Оскари, у меня был самый лучший отдых, я буду вас советовать всем своим друзьям. Чудесно отдохнули, спасибо вам за это, — я пожимаю крепкую руку и слышу, как в коридоре разговаривают Оксана и Марджаана.

Мы выходим вместе, но словно чужие. На улице уже фырчит заведенный «Уазик». Михаил снова что-то подкручивает под капотом. Я машу на прощание вышедшим хозяевам коттеджа, они улыбаются и машут в ответ. Оксана прощается коротким кивком.

Михаил захлопывает крышку и садится в машину. Немножко тоскливо покидать это место, где было столько романтики и столько приключений. Тоскливо на душе ещё и оттого, что Оксана отвернулась и делает вид, будто любуется видами природы. Я же слушаю шансон, наблюдаю за дорогой и злюсь на себя. Злюсь за то, что не смог просчитать действий Юрия и разоткровенничался с ним.

Так проходит поездка. Михаил поглядывает на нас с усмешкой и изредка подмигивает мне. Но молчит. У меня тоже нет желания разговаривать. Оксана — снежная королева. Мы прощаемся с Михаилом у желтого здания аэропорта — обычные пожелания удачи и здоровья. «Уазик» откатывается в сторону, чтобы подождать следующих клиентов.

Мы же проходим процедуру оформления и ждем объявления посадки. Твердые стулья холодят спину, тревожные мысли холодят разум. Оксана достает свою книгу и погружается в неё. Отгораживается от всего мира. И от меня.

— Мы можем поговорить? — спрашиваю я, когда молчание становится невмоготу.

— О чем? — не поворачивая головы, отвечает Оксана.

— О сложившейся ситуации. Я должен попросить прощения за свои слова, которые…

— Не надо, Борис. Не извиняйся, — Оксана закрывает книгу и на меня с обложки смотрят два пронзительных глаза девушки-оборотня. — Ты всего лишь мужчина, такой же как и остальные. Я знаю, зачем ко мне лез ухаживать Юрий — ему светило повышение до генерального директора и он мог пойти на всё ради этого поста, даже на женитьбу. А вот зачем ухаживал ты? Ради повышения, ради дополнительной премии или чтобы «отомстить за её прошлые выговоры и нарекания»?

— Нет, всё не так. Я в самом деле давно к тебе неравнодушен и…

— Опять ложь? Не надо, я прекрасно всё слышала.

— Но это же не совсем так.

— А как? Борис? Как иначе? Я могла ожидать такого от Юрия, он редкостный бабник, но от тебя… Ведь я тебе поверила и тут такое…

— Я люблю тебя и не мог поступить по-другому. Запись сфабрикована Юрием, он переставил мои ответы и добавил от себя другой смысл.

«Я люблю тебя» — слова сказаны прямо в голубые глаза Оксаны. Они сами собой срываются с языка и повисают в воздухе. Оксана прерывисто вздыхает и отворачивается.

— Не надо делать мне ещё больнее. Это для вас, мужчин, всего три слова, а для нас они много значат.

— Они много значат и для меня. Это не те слова, которыми разбрасываются направо и налево.

Оксана поворачивается ко мне и передо мной вновь оказывается финансовый директор. Она подняла холодный щит, которым отгораживается от мира злых людей.

— Караев Борис, благодарю тебя за организацию поездки. По возвращении я компенсирую половину твоих затрат.

— Не надо. Мне было приятно находиться рядом с тобой… вами, — фразу я заканчиваю, глядя в обложку книги.

Больше ни слова в ответ. Словно я превратился в призрака или же совершенно незнакомого мужчину. Так проходит полет. Несколько часов тяжелого молчания. Оксана начинает говорить лишь после приземления. И сказанное меня отнюдь не радует.

— Борис, мне лучше поехать одной. Выбери, пожалуйста, другое такси.

Я смотрю, как ладная фигурка садится в желтое с черными шашечками авто и испытываю то самое ощущение, когда внутренности сжимает огромная рука.

Так вот ты какая — тоска зеленая. Подъехавший таксист пытается что-то говорить, но я отвечаю невпопад, и он бросает своё занятие, полностью переносит внимание на дорогу. Я уже успел отвыкнуть от такого количества света и фонарей. Рядом проносятся машины, гудят моторы, кипит жизнь, а я словно один в своем мирке.

Съемная квартира встречает тишиной и затхлым запахом непроветриваемого помещения. На столе лежит записка с просьбой оплатить за ноябрь. Значит, приезжали владельцы квартиры, хорошая семейная пара с веселым маленьким ребенком. А у меня на кармане осталось только на поход в магазин, но это ничего страшного, ведь завтра на работу, а там Наталья отдаст.

— Эй, черепах, ты как тут без меня? Телок не водил? — я вижу в центре квартиры своего питомца.

Увы, черепах бессовестно дрыхнет, на мои призывы поговорить и обсудить жизнь не отзывается. По телеку кого-то где-то снова убили… Тоска такая, что хочется напиться.

— Да всё нормально, мам. Приехали, отдохнули хорошо. Ну какие оттуда могут быть сувениры? Мам, перестань. Это же Россия, какая заграница? Магнитиков в аэропорту набрал, потом заскочу и отдам. Да всё нормально у меня с голосом. Нет, не простыл, подустал немного. Сейчас лягу спать, а потом созвонимся. Хорошо, целую. Папе привет! — отчитываюсь я перед мамой и вешаю трубку.

Хоть кто-то обо мне беспокоится. Позвонить Гарику? Да нет, не буду, увидимся завтра, вот тогда всё и расскажу. А пока делаю так, как сообщаю маме, то есть ложусь спать. Перед глазами стоит холодное лицо Оксаны. Ладно, утро вечера мудренее. Чемодан разбирать настолько лень, что решаю оставить это занятие до завтрашнего вечера.

Утром созваниваемся с Гариком и едем вместе на работу. Электричка как всегда забита народом, но это не мешает нам общаться. Я ему рассказываю о своих приключениях, вкратце, чтобы уместилось в полчаса. Он не перебивает, лишь иногда сочувственно покачивает головой.

От него я узнаю новости с предприятия. Похоже, что Юрий сумеет выкрутиться, а вот Квадратов пойдет под суд за свои хищения. Схема отработана — списывали налево хорошие материалы как мусор на утилизацию, а знакомый строитель их забирал за полцены. В итоге всем хорошо, но убытки капали и капали, пока не прорвались. Вот и решили пожертвовать мелкой сошкой, чтобы головы более ценных людей не полетели.

— О-о! Вот и Казанова мытищинского разлива! Какое чудное явление. Надо же, даже глаза не опускает, — приветствует меня главный инженер Семен Васильевич.

Он только что поставил машину на стоянке и встречает нас на ступеньках у проходной. Седая голова укоризненно покачивается. Острые глаза пытаются нащупать во мне хотя бы каплю раскаяния, но я смотрю прямо. Ведь я ни в чем не виноват!

— А с чего мне их опускать? Вины за мной нет никакой. Есть клевета, и есть люди, которые поверили в эту клевету. Так что еще неизвестно — кому именно нужно опускать глаза! — четко, разделяя каждое слово, отвечаю я.

Трое ребят тоже смотрят на меня сквозь оргстекло курилки. Я машу им рукой, но они не отвечают. Ясно — тоже поверили записи. Давно известно, что люди такие существа, которые легче поверят в плохое, чем в хорошее. Выручай постоянно и будут принимать как данность, но если раз откажешь или ошибешься, то всё — репутация растоптана навеки.

— Да? Лучшая защита это нападение? Эх, Боря, не ожидал я от тебя такого, — голова ещё раз качается и главный инженер заходит в проходную.

— Я пойду покурю и обосную ребятам, что они ошибаются, — говорит Гарик и отправляется в сторону курилки.

Я же отправляюсь в офисное здание. Впереди идет главный инженер, даже его спина выражает глубокую укоризну. Вот надо же так уметь — вроде бы просто идет, а я почти ощущаю муки совести.

— Здравствуйте, девушки! — наигранным голосом я приветствую своих «феечек». Двое сидят за своими столами, а Александра что-то показывает на компьютере Карине.

Ответом мне служит молчание. Что же, я другого и не ожидал. Достаю заготовленные магнитики и кладу перед каждой на стол. Они даже не смотрят на меня. Игнорируют. Но стоит мне подойти к своему столу, как слышатся шлепки по полу, будто со стола падают ручки. Это скинули мои магнитики. Жест презрения. Что же, тем лучше — меньше будут досаждать.

Ай!

Я вскакиваю со стула, куда только хотел присесть — что-то острое впивается в пятую точку. Переворачиваю стул. Так и есть — шесть обойных гвоздей вбиты снизу в сиденье. Тихое хихиканье громче всяких фанфар. Похоже, что мне придется носить с собой подушку… или попытаться объясниться? Попробую второе.

— Милые женщины, дорогие сослуживицы, вы можете делать вид, что меня не существует. Можете вбивать гвозди, можете заливать кофе важные документы, можете хоть говном весь мой стол измазать — но вы не сможете сделать мне больнее, чем сейчас. Да, я знаю, что вы обо мне думаете, что я гандон и прочее. Но это не так. На самом деле я неравнодушен к Оксане и пошел на такую хитрость с розыгрышем, чтобы иметь возможность узнать её поближе и показать ей, что я не только косячник и раздолбай, но ещё и мужчина. Мужчина, который думает о ней. Ведь только ради неё я терплю вас все эти годы, только ради неё ещё не разбил морду Юрию и не уволился, только ради неё я и продал машину, чтобы отправиться в это путешествие.

Мои слова подействовали на «феечек», по крайней мере, пальцы перестали щелкать по клавиатурам, хотя взгляды всё ещё устремлены в мониторы. Так, уже хорошо. Я поднимаю магнитик с пола. Озеро Среднее Куйто, то самое, где Оксана вытащила огромную щуку.

— В одну из ночей ко мне пришел Юрий и начал выпытывать по поводу Оксаны. Я отвечал ему правдиво, что буду бороться за неё и что мне наплевать на его угрозы. К сожалению, я не учел, что он будет записывать наш разговор, а потом ещё подвергнет его редакции. Я не сомневаюсь, что у вас есть эти записи, и вы спокойно сможете услышать неестественные паузы и щелчки на заднем фоне. Это очень грубая подделка и мне искренне жаль, что вы на нее повелись. Теперь вы можете думать обо мне всё, что хотите. Я всё сказал.

Я кладу магнитик на стол Олеси Абиковой и поворачиваюсь к ним спиной.

— Боря… — окликает меня Карина.

— Да?

— То, что ты нам сейчас рассказал… Правда?

— Я никогда не был более искренен, чем сейчас. Девчонки, это одна сплошная подстава. Одна большая…

— Ты будешь на нас сейчас ругаться, наверное, — подает голос Олеся. — В общем, мы поверили Юрию и написали на тебя «служебки». Ты прости нас, но мы были злы из-за Оксаны…

— Значит, он всё-таки вынудил вас. Эх, и я дурак не позвонил вам. Ладно, прорвемся как-нибудь.

— Нет, ты в самом деле ничего такого не хотел, как было на записи?

— Это подстава чистой воды. Я даже не знаю, кому ещё объяснить. Но чувствую, что объяснять придется многим. Фиг с ним, если меня уволят, но вот Оксану жалко, Юрий же ей потом прохода не даст.

— Мы сейчас пойдем и заберем свои служебки. Правильно, девчонки? — Александра поднимается с места.

— Правильно. Не дадим нашего Борю в обиду! Только мы можем над ним издеваться! — встает и Карина.

— Я согласна, вот сейчас… — Олеся обрывает речь на полуслове.

Её взгляд направлен за мою спину. Я уже знаю, кто там стоит — спиной чую радостный оскал.

— Бунт на корабле? Поздно вы захотели исправиться, я уже отдал ваши «служебки» генеральному и… Караев, зайди ко мне!

Не нужно объяснять, кто был за моей спиной. Я подмигиваю девчонкам, все-таки что-то хорошее и доброе в них осталось. Хоть и «штучки крашеные», но это мои «штучки крашеные», занозы, к которым успел привыкнуть. Я выхожу следом за Юрием.