Алексей Калинин - Укрощение спортивной

— Проходи, садись, подписывай, — именно с таких трех слов начинается наше общение.

— Чего подписывать? — я уже вижу приказ, где выделяются грозные буквы «п. 5 ч. 1 ст. 81 ТК РФ», но предпочитаю немного повалять дурака.

— Подписывай заявление об увольнении по собственному желанию. Хватит мне глаза мозолить, отправляйся-ка ты в свободное плавание. Я вижу, что ты уже вырос и тебе стали тесны рамки нашей организации, поэтому пиши заявление без отработки. А я уж так и быть — замолвлю за тебя словечко при рекомендациях на новом месте работы. Или же в действие вступит второй приказ, вот этот, — он подталкивает ко мне листок с «грозными буквами».

— И думаете, что эта филькина грамота у тебя пролезет?

— Не у «тебя», а у «вас». Соблюдай субординацию, Караев. Тыкание осталось в Карелии, здесь же другие условия.

— А не пошел бы ты? — я улыбаюсь, глядя в краснеющие глаза.

— Хорошо, Боря. На тебя раньше был оформлен выговор от Оксаны, когда ты флешку с отчетом забыл? Чего ты так удивляешься? Она на тебя разозлилась тогда не на шутку, даже строгач влепили, но не успели ознакомить, — Юрий достает из ящика стола листок с октябрьской датой. — А когда я принес генеральному директору ещё и три служебных записки, то он сразу постановил тебя уволить по приказу.

— Это же всё белыми нитками шито, трудовая инспекция мигом тебя раскусит. Или тебе мало одного Квадратова? — я с удовольствием наблюдаю, как дергается его щека.

— Да, с Квадратовым неудобно получилось. Но кто же знал, что этого полудурка потянет «Хонду Аккорд» покупать на честно украденные деньги? Сам виноват, почуял власть и деньги и подумал, что держит черта за причандалы. Не надо было ему Скалова увольнять… А насчет тебя вопрос уже решен, либо по собственному, либо по статье.

— Что-то мне в туалет приспичило. Минуту подождешь… — те? — я стараюсь сделать ударение на последнем слоге.

Юрий откидывается на спинку кресла, на лице довольство Александра Македонского, выигравшего очередную битву. Он чувствует себя на коне, а перед ним поверженный противник, который должен тихо уползти под кустик и сдохнуть от жалости к себе. Не дождется! Волк во мне обнажил губу и показал клыки. Похоже, что Юрий что-то почувствовал, глядя на меня, так как сел обратно и скрестил в замок пальцы.

— Да, конечно, сходи. Я подожду.

Я выхожу и чувствую, как меня пошатывает. Не то чтобы я этого не ожидал, но всё равно неприятно вот так вот, ни с того ни с сего, а лишь потому, что он начальник. Неправильно это как-то, несправедливо. И в тоже время в груди зарождается веселая злость. Наплевать, прорвемся! Вот только нужно увидеть Оксану и понять — стоит ли прорываться или постараться сберечь нервы?

Вот и её кабинет. Дверь открыта.

— Оксана, привет.

Она поднимает на меня холодные глаза. Мне кажется, или они чуть покраснели в уголках? Такое бывает, когда «Визин» не полностью устраняет эффект от плача.

— Да, Караев, что ты хотел?

— Хотел спросить…

— У тебя что-то важное? У меня много дел.

— Да… важное. Для меня важное. От твоего ответа зависит — останусь ли я здесь, или же нет. Скажи, мы сможем начать всё с начала, не как начальница и подчиненный, а как мужчина и женщина?

Сколько времени прошло, прежде чем она ответила? Десять секунд? Минута? День? Месяц? Год?

— Борис, я предпочту остаться на рабочих отношениях. У тебя что-то ещё?

— Нет, больше ничего. Прощай, Оксана.

— Всего доброго, Борис, — после небольшой заминки говорит Оксана.

Я разворачиваюсь и иду обратно. Что там говорят люди из открытых дверей? Мне не так уж и важно, я нечленораздельно мычу и иду подписывать вольную. Скоро я буду свободен от работы, от начальства, от сослуживцев. Кто меня хватает за руку? Я оказываюсь в кабинете начальницы отдела кадров.

— Борис, что там у вас произошло? Что это за дебильная запись гуляет по заводу? — обеспокоенно спрашивает Наталья. — Ого, да на тебе лица нет, в гроб краше кладут. Что с тобой?

— Да ничего существенного, увольняют меня.

— Вообще-то я тоже не последнее лицо на предприятии. Только через меня происходит увольнение. Кто тебя увольняет?

— Юрий просит написать по собственному, либо меня выкинут по статье. Да ладно, мне уже и самому незачем здесь оставаться. Так что наши с ним желания совпадают.

— Посиди здесь и подожди, — Наталья выскакивает наружу.

Я тупо смотрю на большой фикус на окне. Состояние такое… сумасшедшее и веселое, грустное и радостное. Внесена ясность и ни осталось и капли той неопределенности, которая мучила все эти дни. Всё ясно и понятно — никому не нужен менеджер Боря. Менеджер Боря может уходить.

Наталья влетает как разъяренная кошка — шерсть дыбом, когти выпущены, глаза метают искры. Ещё чуть-чуть и вцепится в кого-нибудь.

— Вот же (цензура бы запикала следующее выражение, обозначающее удовлетворенного гомосексуалиста). Я к нему и так, и этак, а он ни в какую. И наш генеральный тоже за Оксану обиделся. Надо же было тебе такое ляпнуть.

— Да не ляпал я, речь о другом была, а он повернул по своему и… Знаешь, Наташ, мне уже надоело в пятый раз объяснять одно и тоже. Это подстава.

— Слушай, но тебя же в самом деле уволят.

— Пускай. Начну на новом месте, опыт есть, голова на месте. Так что не страшно.

— Точно всё нормально? А то мы могли бы ещё побороться.

— Да точно. С Оксаной облом, на предприятии уже не отмоешься, так что лучше поищу в другом месте.

— Кстати, тут тебе Оскари переслал. Я обналичила, вот, держи.

Наталья протягивает мне конверт. В таких обезличенных конвертах любят давать взятки. Мне пригодится на первое время — за квартиру заплатить, да и на жизнь останется. Не спрашивать же у родителей…

— Спасибо. Ладно, напишу, да и домой отправлюсь — резюме обновлять. Завтра «бегунком» займусь и всё сдам. Сегодня ничего не хочется.

— Эх, Боря-Боря. Жаль, что так получилось, не переживай. Ведь, как говорится «всё, что ни делается — всё к лучшему».

Я выхожу из кабинета Натальи, прохожу несколько метров и ставлю свою подпись под документом об увольнении по собственному желанию. Юрий молчит, но я вижу, как подергиваются уголки губ. Молча выхожу.

— Боря, ну как? — меня встречает Олеся.

Такое ощущение, будто она ждала под дверью, и я подозреваю, что так оно и было. На чистом лице тревога, я ободряюще улыбаюсь.

— Всё нормально, всё в порядке. Не волнуйтесь.

— Мы так перед тобой виноваты.

— Ничего страшного, главное, что сейчас всё осознали. Найдемся в соцсетях, поболтаем по скайпу, я вам пару раз фото своей волосатой задницы пришлю, чтобы не забывали о моей вредности и коварстве.

— Да уж, я её прикреплю на дверь Юрию с подписью «От Бори с любовью», — улыбается Олеся.

Я захожу и вижу слезы на глазах у своих «феечек». Мне будет не хватать их, хоть они и вредные, но все равно, как-то тоскливо на душе, пока я собираю свои вещи в пакет. Кружка, несколько сувенирчиков, флешки с документами и программами. Небогато. Не так, как в фильмах, в которых уволенный офисник выходит с коробкой вещей. У меня всё уместилось в пакетик, в маленький пакетик, в какой заворачивают лекарства в аптеке.

— Пока, Боря, не забывай нас! — девчата целуют меня в щеку, и внутри возникает ощущение, будто огромная рука сдавила внутренности. Мне будет их не хватать.

На улице свежий воздух немного охлаждает разгоряченный лоб. Голова начинает работать и я понимаю, что не всё так плохо. Противно, неприятно, но неплохо. Что жизнь продолжается и завтрашний день наступит, не взирая ни на что.

Домой идти не хочется, и я просто гуляю по городу. Иду, куда глядят глаза. Замечаю то, чего раньше не видел, проезжая мимо на машине. Серые деревья, желтоватые двухэтажные дома, лесок недалеко от лесного университета. Гаражи. Я иду вдоль железнодорожной линии, думать ни о чем не хочется. Голова пустая, как выеденный грецкий орех.

— Помогите! — девичий крик выводит меня из состояния опустошенности.

Что ещё может взбодрить настоящего мужчину, как не женский крик о помощи? Трое парней тащат отбивающуюся девушку к гаражам явно не с целью рассказать ей о теореме Пифагора. Её красная курточка задирается и на свет показывается полоска кожи, по белизне соперничающая со снегом. Ногами девушка лягает парней, как норовистая кобылка неопытного всадника, но силы неравны и под хохоток её оттаскивают всё дальше. Ребята крепкие, молодые, силы и дури выше крыши. Вот только умом Бог видимо обделил, зато наградил излишком животных инстинктов.

Место почти безлюдное, хоть и день на дворе, но людей не видно. Что же, это то, что мне сейчас нужно, чтобы отвлечься от пустых мыслей и выплеснуть накопленные эмоции.

— Эй, уроды, отпустите девчонку. Справились с мелкой, что — на более крупного не потянете?

Раньше бы я прошел мимо. Ещё и отвернулся, чтобы не дай Бог взглядом не встретиться с жертвой. Струсил бы, чего уж говорить-то. Но это было раньше, до поездки в Карелию и до произошедших событий. А сейчас…

— Вали отсюда, полудурок. Или ты такой дерзкий оттого, что бессмертный? — отвечает один из парней. Скуластый, лицом похож на утконоса. Если утконосы бывают скуластыми. Другие два «вьюноши» словно «братья из ларца» и по печати интеллекта на лицах схожи с рисованными персонажами.

— А ты проверь. Я же не баба, могу и в ответку по щам настучать, — волк внутри меня оскаливается и показывает белоснежные клыки.

— Ну, ты сам напросился, дебилоид, — почти с сожалением говорит скуластый и кивком приказывает отпустить девчонку.

Эта дурочка, вместо того чтобы убежать куда глаза глядят и банально вызвать подмогу, отползает в сторону и смотрит испуганными глазенками, как три парня приближаются ко мне. Зрительница, блин.

А я чувствую в себе неимоверную силищу, чувствую азарт и радость от предстоящего сражения. Первый удар я наношу скуластому «утконосу» в челюсть. Я Брюс Ли! Я Ван Дамм!! Я Иван Поддубный!!!

Я огребаю по полной…

Жаль, что я так мало успел позаниматься в спортзале — повалили меня быстро и теперь трое парней напоминают футболистов на тренировке. Я только успеваю закрыть голову руками и свернуться в позу эмбриона. На незащищенную спину, руки, ноги сыпется град ударов. Я лягаюсь в ответ. Пакетик с кружкой и флешками улетел в неизведанные дали…

Продолжается это недолго, ребята тоже быстро выдыхаются. Или же замечают выпавший из конверт? Скуластый поднимает его и присвистывает.

— Ого, да мы попали на богатенького дебила. Спасибо, Буратино хренов, — ставит точку, пиная еще раз по рукам.

— Братюнь, да тут походу и на телочек хватит и на пивас останется. Хрен с ней, с этой замухрышкой и с полудурком, за такое бабло нас телочки сами оттопыривать будут. Пора в отрыв! — отзывается другой.

Я же пытаюсь лягнуть скуластого, но получаю крепкий удар по печени и чувствую, как Земля начинает кружиться, будто огромная карусель. Сквозь плотный туман вижу, как удаляются три фигуры, и чувствую, что мне в бок впивается осколок кирпича. Мозг продолжает представлять Землю в виде карусели ещё минуты две, а после я чувствую, прикосновение чьих-то руки.

— Эй, молодой человек, с вами всё в порядке? — таким голоском могут разговаривать только ангелы.

— Да, всё отлично, спасибо за беспокойство, — я сама вежливость, и это с разбитым лицом и каруселью-Землей, от прыжков которой меня вот-вот вырвет.

Но я же герой и не могу выказать слабость…

Женские руки отирают мне лицо, и я вижу, как из тумана выныривают два осколка неба.

— Оксана? Ты как здесь очутилась?

— Я не Оксана, вы меня с кем-то путаете. Встать можете?

Да, точно не Оксана, хотя чем-то похожа. Может быть, это последствие удара, или для меня сейчас любая девушка похожа на Оксану? Я пытаюсь сесть, и это с трудом, но получается. Вот гады — ещё и куртку порвали. Во рту металлический привкус крови, будто я лизал на морозе санки. Красные капли на снегу и теплая струйка на губах из носа — кровь лениво льется наружу, и с каждой частичкой я испытываю облегчение. Не зря же лекари старины практиковали кровопускание, ох не зря. Давление сбрасывается и приходит легкость в теле. Комок снега на переносице охлаждает разбитый нос.