Алексей Калинин - Укрощение спортивной

Девчонка совсем молодая, похоже, что студентка лесного универа, раз на снег вывалились из сумочки синие учебники и тетради. Волосы светлые, лицо симпатичное, ушки розовые — мечта студента. Да и взрослые дядьки мимо такой феи не пройдут спокойно.

От троих отморозков уже и след простыл, поэтому можно немного расслабиться. Хотя тело болит и ноет, но на душе так спокойно — выплеск эмоций, вот чего мне не хватало. Я выбросил весь негатив и теперь свободен, как пролетевшая мимо ворона.

— Да, спасибо, сейчас ещё немного посижу и побреду домой устало, — я пытаюсь показаться оригинальным. Хотя бы чуточку.

— Может «Скорую» вызвать? Не надо? Тогда полицию, они же у вас деньги украли, — девушка вынимает из сумочки телефон.

— Не надо, их всё равно не найдут, а мне сейчас так не хочется кому-то что-то рассказывать. Со мной всё в порядке, так что не беспокойтесь. У вас всё на месте?

— Да, они ничего не успели взять.

Девушка проверяет сумочку — кошелек оказывается на месте.

— Вот и хорошо. Тогда идите домой, и постарайтесь больше не выходить из своего универа одна.

— Это не мой универ, я в МЮИ учусь, а сюда меня навигатор вывел. Я решила прогуляться пешком… вот и прогулялась на свою голову. С вами точно всё в порядке?

— Да, я уже даже могу встать и идти. Но пока немного посижу. Вы идите, а я чуть позже встану.

Девушка ещё раз оглядывает меня озабоченным взглядом и потом нерешительно отходит. Впрочем, через пять метров она решает вернуться.

— Я не могу так просто уйти. Как хотя бы зовут моего спасителя?

Как там говорили агенты «007»? Надо попытаться спародировать эту вальяжно-героическую интонацию.

— Бонд, Караев Бонд.

— Что? — переспрашивает девушка.

— Боря, Караев Боря! — повторяю я, на сей раз правильно.

Девушка смеется колокольчиковым смехом и ещё раз напоминает мне Оксану. Есть между ними какая-то неуловимая схожесть.

— Спасибо тебе, Караев Боря. Чудо-богатырь и защитник всех обиженных и угнетенных, — она целует меня в щеку, а я подмигиваю в ответ.

Девушка ещё раз смеется и упархивает прочь, как цветочная фея. Правда, какая фея может быть в начале зимы? Но пусть будет фея. А я закладываю руки за голову и ложусь на спину.

Какое же красивое небо… Белые пуховые облака ползут по бирюзовой глубине. Настроение отличное, даже хочется немножко петь, но я сдерживаюсь, ибо пою громко, но противно.

Плевать, что меня уволили. Найду новую работу. Плевать!

Плевать, что забрали деньги — займу у родителей и как-нибудь перебьюсь. Плевать!

Плевать, что Юрий остается безнаказанным, рано или поздно, но кара его настигнет. Плевать!

На Оксану я наплевать не могу, как бы не старался…

— Ну, напился и развалился на солнышке. Вот отморозишь себе бубенчики и будешь мудозвоном, — слышится старческий голос.

Я поднимаю голову. На меня укоризненно смотрит старушка с потрепанной сумкой в руках. Крепдешиновое зеленовато-серое пальто напоминает осеннюю лужайку.

— Чего уставился-то? Поднимайся и домой иди, пока милицию не вызвала! — грозит она сухоньким кулачком.

— Так нет милиции, полиция давно уже! — отвечаю я.

— Всё одно нечего валяться. Вставай и иди домой.

Я уважаю старость. Поэтому пришлось подняться, несмотря на боль и ноющие мышцы. Бабулька мне ещё раз грозит кулачком, а я улыбаюсь ей в ответ и отправляюсь домой.

Улыбаюсь прохожим, улыбаюсь деревьям, улыбаюсь птицам…

Дома отключаю телефон, в ванной смываю с себя этот день и ложусь спать — наконец-то я смогу отоспаться!

Утро начинается великолепно. Пусть тело болит до кончиков волос, пусть блямба под глазом заставляет надеть очки как у Шварценеггера из фильма «Терминатор», пусть я не знаю, чем буду заниматься дальше, но утро всё равно начинается великолепно. Я жив и это не может не радовать. Я прочувствовал в полной мере всю бездну разочарования и дальше будет только счастье — иначе и быть не может.

Черепах бессовестно дрыхнет и очень похож на хоккейную шайбу. Так и подмывает запулить под тумбочку телевизора с криком: «Го-о-ол!» Он вряд ли это оценит, поэтому оставляю лежать на полу. Лишь обновил подвядшие листья салата. Если проснется, то не будет проклинать по-черепашьи того, кто его приручил.

«Бегунок» на работе оформляется быстро. Сослуживцы смотрят на меня по-разному, кто с осуждением, кто с пониманием, кто с отвращением, кто с сочувствием. Слух о том, что запись с голосом Юрия оказался подлогом, будоражит умы сотрудников, и они разделились на два лагеря. Кто-то говорил, что я такого не мог сказать, другие верят в худшее. Мне же плевать.

Дверь в кабинет Оксаны закрыта, может, это и к лучшему — с глаз долой из сердца вон. Девчонки из бухгалтерии смотрят с сочувствием, у моих «феечек» глаза на мокром месте. Но вот и всё — получена последняя подпись, и я иду к Наталье в кабинет за трудовой книжкой.

— Что случилось? — кивает она на моё побитое лицо. — Напился с горя и подрался?

— Да нет, всего лишь поскользнулся на банановой кожуре. Упал, очнулся — фингал.

— А-а, ну ты извини, что наше мероприятие так плохо заканчивается. Могу только обещать, что я не оставлю Юру в покое. Я его рано или поздно, но выведу с предприятия, как клопов со старого дивана.

Я улыбаюсь, но тем не менее подписываю бумаги и получаю на руки трудовую книжку. Цветом обложка похожа на пальто бабульки с потрепанной сумки. Я душевно прощаюсь с Натальей, выслушиваю пожелания не пропадать и переписываться. В ответ обещаю заехать на чай с тортом. Понятно, что переписываться мы не будем, да и нет такого торта, которым меня заманишь к Наталье, но вежливость есть вежливость.

— Караев, зайди попрощаться! — одергивает голос начальника логистики, когда я прохожу мимо его двери.

Хотел же потихоньку уйти и не возвращаться, так нет же…

— Что-то важное? — захожу я в кабинет и закрываю дверь.

— Да, важное. Для меня важное. В общем, Караев, я рад, что ты нас покидаешь. Работник из тебя так себе, думаю, что на твое место придет какая-нибудь симпатичная девчоночка, более покладистая и сговорчивая. А тебе на будущее урок — нечего спорить с вышестоящим руководством и тем более переходить ему дорогу.

— У тебя всё?

— У вас, — поправляет он с улыбкой.

— У тебя всё? — я стараюсь, чтобы в голосе прозвучала угроза.

— Ой ладно, ты и так уже наказан. Удачи тебе желать не буду. Но знай, что за Оксаной я пригляжу, — он делает жест рукой, будто чистит зубы, а языком оттягивает щеку. — Она у меня…

Договорить он не успевает. Мой кулак со звучным хряпаньем впивается ему в переносицу. Юрий вместе с креслом отлетает к окну и падает на пол. Волк внутри меня удовлетворенно облизывается и скалит белоснежные клыки в ухмылке. В глазах лежащего человека я вижу страх. Такой страх бывает у человека, когда на него наставляют оружие. У меня в руках ничего нет, но я сам как оружие. Я снимаю очки и показываю свои боевые трофеи разного цвета. Ласково улыбаюсь…

— Попытаешься встать — завалю. Попытаешься лезть к Оксане — завалю. Попытаешься строить мне козни… Дальше ты знаешь, Юра, — я пытаюсь скопировать интонации Данилы Багрова из фильма «Брат».

Юрий остается лежать на месте, лишь следит за мной испуганными глазами. Куда только подевался напыщенный болван, который сидел на стуле и думал, что одержал победу? Я сплевываю и выхожу из кабинета. Лишь на выходе из здания ощущаю, как от адреналина дрожат пальцы.

Холодный воздух втягивается со свистом. Нужно немного успокоиться и я не могу придумать ничего лучше, чем подойти к курилке. Там уже стоит Гарик и ещё двое ребят.

— Ну, как? Всех обежал? — спрашивает Гарик.

— Да, теперь здесь ничего не держит. Дай сигарету.

— Может, не надо? Столько держался.

— Не хочешь, не давай. Вован, — обращаюсь я к светловолосому парню со склада, — выручи сигаретой.

— Для такого дела не жалко, — Володя протягивает красный «Винстон».

Я беру эту маленькую штучку, калибра 7,62 и кручу её в пальцах. Запах табака касается ноздрей. Эх, прощай здоровье! Может, брошу в следующий раз. Я сжимаю губами фильтр и тянусь к огоньку зажигалки…

— А вот этого не надо! — из-за моего плеча выныривает женская рука и легко вынимает сигарету из губ.

Запах духов… запах тертой смородины и скошенной травы, цветущей георгины и сломанных веток. Так может пахнуть только одно божественное существо на этом адском предприятии. Она! Оксана Евгеньевна! Моя тайная любовь, мой ангел во плоти, мой фатум и моя погибель. Я оборачиваюсь и встречаю её улыбку.

— Не должен мой парень губить здоровье! — твердо произносит она и впивается губами в мои губы. На сей раз крепко, от души, так мало похож этот поцелуй на тот, который случился в карельском коттедже.

— Это тебе за сестру, Боря. Караев Боря, — улыбается Оксана, пока я хватаю недостающий воздух. — А это за меня!

На сей раз поцелуй мягок и сладок, как первородный грех. Я вновь оказываюсь на тюльпановом поле…

— Так у вас всё… — Гарик запинается.

— У нас всё только начинается, — отрывается от моих губ Оксана. — Ребята, можете нас двоих поздравить, ведь я сегодня тоже уволилась.

— Ты? Зачем? — я непонимающе смотрю на неё.

— Во-первых, я не могу больше оставаться на этом предприятии, где каждый за спиной будет тыкать пальцем и рассказывать сплетни. А во-вторых, мне давно уже предложили место финансового директора на другом успешно развивающемся заводе. И Боря, там нужен толковый начальник логистики, так что я думаю, ты недолго будешь без работы.

— Братуха, тогда нечего расстраиваться. Как устроишься на новом месте, так и нас подтянешь, — хлопает меня по спине Гарик.

Я смотрю на него, на Оксану в своих объятиях и понимаю, что сейчас счастлив до такой степени, что подойди Юрий, так я прощу его и даже расцелую. И знаю, что всё будет хорошо, и мы переживем многое. Вместе!

Вместе!

Спустя почти два года я прогуливаюсь с коляской. В ней наше маленькое счастье — Вероника. Она спит и иногда лицо её куксится, будто ей снится что-то неприятное. Осенние листья шуршат под ногами, ветер играет с ними как с разноцветной папиросной бумагой. Пока ещё теплое солнце радует остатками бабьего лета.

У нас с Оксаной всё хорошо. Кто же мог знать, что судьба-злодейка сначала окунет меня по самые уши в фекалии, зато потом предоставит воздушную зефирку? Оксана проверила запись у айтишников и те сказали, что это подделка чистой воды и вывели настоящую запись. Насколько вы помните — в настоящей записи ответы с моей стороны звучали нормально. Ну, или почти все. За аферу с карельским отдыхом мы с Натальей, крестной нашей Вероники, уже получили выговор. Стояли как два нашкодивших школьника и ковыряли носками тапок паркет.

Оксана простила, поняла, и мы сейчас вдвоем работаем на новом предприятии. Понятно, что муж с женой не должны работать в одном месте, но компания на это смотрит сквозь пальцы. Да, новая работа сначала отнимала все силы, пока не освоился и не подстроил всё под себя, зато сейчас всё работает как хорошо смазанный механизм. Под моим началом даже есть менеджер Коля, и он очень похож на меня, недавнего. На того несерьезного раздолбая, который скачивал на флешку мотоцикл и жалел себя, разнесчастного. Подумываю — может тоже его отправить в Карелию?

Кстати, пока упомянул Карелию, наверно, всем интересно, что было в том свертке, который мне передал Оскари? Я открыл его, когда разбирал чемодан. Открыл и тут же отбросил прочь… Из свертка вывалилась рука, черная рука со страшными струпьями на коже. Та самая рука, которая меня остановила в хижине колдуна. Только спустя несколько секунд я заметил, что это мастерски сделанный макет. Также из свертка вывалились фотографии…

На них довольное лицо Михаила, которого обряжают в лохмотья… Вот он с дымовой шашкой в руках, вот он возле кинопроектора… Вот фотография волка, того самого, какого видел я — он четко отражается на стене дыма. Вот я и мое перепуганное лицо. Затем шла рысь Оксаны и… Кролик! Юрию карельские аферисты подсунули кролика, а вовсе не медведя, о котором он так хвастал. И ведь напустили таинственности и мистики. Напустить-то напустили, но как же, наверное, ржали потом… Зато дали тот толчок, которого мне очень не хватало, за что я им немало благодарен. Поздравили нас на свадьбу, Оскари прокричал в трубку «чтопы пыли покаты и зторовы!»