Анна Дубчак - Умереть от любви, или Пианино для господина Ш.

– И она поверила?

– Нет, конечно. Но она поняла, что Андрей, так звали этого типа, не шутит, что в городе можно найти несколько десятков таких иуд, которые так помогут, что Валентина не то что уволят, а вообще посадят. Вот поэтому она и согласилась. Ей нужно было только проникнуть в его заводскую лабораторию и отвинтить несколько кранов с каким-то газом. Я в этом не разбираюсь, как и она.

– И она открыла?

– Да. Но перед этим она тайно ото всех, даже от меня, встретилась с Валентином где-то за городом, в лесу, и сказала ему обо всем, объяснила ситуацию. И тогда он сам рассказал, что именно она может сделать, чтобы и его уволили, но не посадили, и ее оставили в покое.

– Но кто он такой и почему она так испугалась?

– Потому что у этого Андрея был покровитель, некий Трегубов, генерал КГБ, человек, одного слова которого было достаточно, чтобы уничтожить кого угодно. Но он был гомосексуалистом и положил глаз на Андрея. Не знаю, что уж между ними произошло, но, скорее всего, Андрей с ним объяснился и предложил ему другую форму общения. Не уверен, что это происходило на сексуальной почве, скорее всего, у этого Андрея был более могущественный покровитель в Москве, который, кстати, устроил ему работу в Берлине, где Андрей долгое время жил. Может, это даже был его отец. Вот только непонятно, зачем ему было после Германии возвращаться в Россию, да еще и в такую дыру, как наш городок.

– А что произошло с Жуковым?

– Татьяна все сделала так, как он велел, следуя точным инструкциям, нажала на какие-то кнопки, отвинтила что-то, плеснула кислоты в какую-то большую колбу… Был скандал. Но, как Валька и спрогнозировал, его просто понизили в должности. Не уволили. Хотя он поседел за пару дней. А я, когда узнал об этом, неделю с Танькой не разговаривал.

– Скажи, ты имел в виду именно эту информацию, когда говорил, что она тебе рассказала про Жуковых спустя полгода после их смерти?

– Нет. То, что я сейчас рассказал, старая история. Дело, что называется, прошлое.

Раздался звонок в дверь. Оба вздрогнули, словно их застали за чем-то постыдным.

– Это, наверное, из похоронного бюро, я вызывал.

Наталия вся внутренне сжалась. Ее вновь вернули в реальность.

Филимонов пошел открывать. Послышался какой-то хлопок, и следом раздался стук, какой бывает при падении на пол. И тишина.

Наталия, еле переставляя ноги, сделала несколько неслышных шагов по направлению к прихожей и, выглянув, увидела лежащего ничком на полу Павла. И звук убегающих шагов. Она бросилась к кухонному окну, выходящему во двор, но ничего, кроме отъезжающих белых «Жигулей», не увидела. Машина была без номеров.

Она вернулась в прихожую и опустилась на пол перед Павлом, перевернула его на спину и увидела большое, мокрое от крови пятно на груди. Он, бедняга, даже глаза не успел закрыть. Выстрел, и снова из пистолета с глушителем. И как раз в тот момент, когда Павел собирался поведать ей о том, о чем рассказала ему жена спустя полгода после гибели Жуковых.

Она посмотрела на часы: восемь. Логинов мог уйти, но мог и остаться.

Она позвонила домой. Трубку долго не брали. «Спят, наверное». Наконец она услышала голос Игоря:

– Логинов у телефона.

– Это я.

– Ты?! – Пауза, затем вопрос: – Что случилось? Ты где?

– Я у Филимонова. Ему только что кто-то позвонил, он думал, что из похоронного бюро, пошел открывать, а я в это время находилась в большой комнате. – Она перевела дыхание, представляя Логинова, лежащего в гостиной на диване в объятиях Валентины. – Его убили. Так же, как и Родионова, как и Татьяну. Выстрелом из пистолета в грудь. Пистолет с глушителем. От дома только что отъехали белые «Жигули» без номеров.

– Оставайся там, я сейчас приеду! – Как часто она в последнее время слышит эти слова. От них веет смертельным холодом.

Дождавшись прибытия Логинова, Наталия рассказала в двух словах, что произошло, и поспешила уехать. Она боялась смотреть в глаза даже Сапрыкину, боялась, что о ней скоро будут говорить – пусть даже и в узком кругу – «приносящая смерть». И это будет правдой. Сколько смертей уже связано с ее именем? Страшно подумать!

Она вернулась домой. Застала Валентину врасплох – та как раз вышла из ванной в чем мать родила. Увидев Наталию, покраснела и снова исчезла в ванной. А когда вышла, то нашла ее плачущей на кухне.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, подходя осторожными шажками сзади, испытывая жгучее желание как-то помочь, успокоить. Они на время как бы поменялись местами.

Наталия повернулась к ней и внимательно посмотрела в глаза: как прошло утро? Было что-нибудь между ними или нет?

– Случилось… Погиб Филимонов, тот самый, чью жену убили вчера днем в поликлинике.

Валентина села на стул и опустила голову. Наталия взглянула на светлый пробор в ее волосах и подумала о том, что многое бы отдала, лишь бы узнать, что там, в этой красивой головке? О чем она думает? И есть ли там место Логинову? Ей было больно и за эти мысли, и за смерть славного рыжего Филимонова.

– Звонят, – услышала она и очнулась. Вздрогнула. Один звонок она уже сегодня слышала. И он закончился выстрелом.

– Подожди! – вскрикнула Наталия и преградила Валентине дорогу. – Я пойду сама открою. Возможно, это пришли по мою душу.

Но Валентина не поняла, что именно она имела в виду.

Увидев через глазок стоящую на пороге Оленину, Наталия облегченно вздохнула. Ольга Константиновна отвлечет ее от невеселых раздумий и даст, возможно, пищу для ума.

Она открыла дверь.

– Вы извините, что я заявилась так не-ожиданно, но мне в голову пришла совершенно дикая мысль. Только пообещайте, что не обидитесь на меня.

– Постараюсь. Проходите, пожалуйста.

Оленина выглядела более элегантно, чем вчера. На ней было строгое черное пальто и белая шляпа с широкими полями. В руках – небольшая сумка молочного цвета с позолоченными пряжками, а на ногах – белые полусапожки.

Увидев Валентину, она начала пятиться.

– Что с вами? – Наталия обернулась и, поймав ненавидящий взгляд Валентины, поняла всю свою неосторожность: она не должна была допустить, чтобы они встретились.

– Да это же та самая девица, о которой я вам рассказывала! Как она здесь оказалась? – вполголоса проговорила Оленина, чтобы Валентина, которая тотчас ретировалась в кабинет, ничего не услышала.

– Я пригласила ее к себе пожить. Ей страшно одной после смерти дяди.

– Значит, когда мы с вами вчера разговаривали, она уже была здесь?

– Нет, ее не было, – ответила Наталия, хотя прекрасно понимала, что именно имела в виду Оленина, задавая этот вопрос: ее интересовало, как долго Валентина живет у нее.

– Как-то все переплелось, вы не находите?

– Да уж… Вот я вчера узнала, что вы были знакомы с Филимоновыми, кажется, по-соседски, так?

– Так, а почему, собственно, были?

– А потому, что их уже нет в живых. Их убили. Точно так же, как и Родионова.

– Убили? Где?

– Татьяну – в поликлинике, пока мы с вами распивали чаи, а Павла сегодня утром, дома. Кто-то позвонил, он открыл дверь, и все…

– Какие страшные вещи вы рассказываете! А я ведь к вам пришла, выходит, по такому пустяковому делу.

– Да вы не обращайте внимания, жизнь-то идет, кто-то умирает, кто-то рождается… Давайте, я положу вашу шляпу вот сюда.

В гостиной Оленина то и дело смотрела на дверь, ведущую в кабинет.

– Ну и какое же у вас ко мне дело? Наверное, вы все-таки решили купить пианино? – попыталась пошутить Наталия.

– Нет, но речь действительно пойдет именно о нем. Вы не могли бы мне сказать, у кого вы его купили?

– Нет, – сразу, не раздумывая, ответила Наталия, не желая никуда впутывать несчастного Борисова, который наверняка вляпался в какую-нибудь грязную историю, прежде чем у него появился этот «экспонат». Она даже вполне допускала и то, что этот тихий алкоголик у кого-то его украл. К примеру, у знакомых или родственников Олениной.

– Вы понимаете… Таких инструментов в городе было несколько. Около пяти.

– Вот как? И откуда же они появились?

– Их привезли в сорок пятом наши военачальники из Германии. Четыре стоят сейчас на моей даче, был еще и пятый инструмент, но его украли полгода назад. Если вы не будете возражать, я попрошу вас открыть крышку. Если этот инструмент мой, то там внутри, на зеленом фетре должно быть довольно большое чернильное пятно фиолетового цвета.

– Хорошо, сейчас посмотрим…

Наталия, постучавшись, вошла в кабинет, откуда сразу же вышла Валентина и, ни на кого не глядя, заперлась в ванной.

– Какая-то она у вас дикая, – бросила на ходу Оленина, уверенно, как к себе, входя в кабинет. Однако, вовремя опомнившись, остановилась и даже спрятала руки за спину, чтобы, наверное, не опередить хозяйку. Наталия открыла крышку и увидела чернильное пятно. «Ай да Борисов! Ай да сукин сын!»

– Да, вот оно, можете сами убедиться. И раз оно действительно ваше, то я вам дарю его. Честное слово.

Ольга Константиновна снисходительно улыбнулась, показывая ровные белые зубы:

– Вы это серьезно?

– Вполне. Хотя я покупала его не для себя.

– А для кого же?

– Для одной знакомой. – Она имела в виду Елизавету Максимовну Бланш, которая обожала старинные вещи и была бы рада такому подарку. – Но когда оказалось, что его невозможно настроить, я решила от него избавиться.

– Но только вчера вы просили за него три миллиона, если мне не изменяет память.

– Правильно. Спрос рождает предложение, слыхали? А раз нет спроса, то забирайте даром. Тем более что вы мне симпатичны, во-первых, а во-вторых, вы же коллекционер… вас можно понять.

– В таком случае я тоже хочу сделать вам приятное и приглашаю вас сегодня, если это, конечно, возможно, на свою дачу. Только предупреждаю, что у меня нет транспорта.

– На дачу? Сегодня? Сейчас? – Лучшего места для человека, перенесшего утром сильнейший стресс, не могло и быть. – Я согласна. И готова выехать тотчас же. Вот только записку напишу, Валентину предупрежу и заправлю машину. Вы не пошутили?

– Нет-нет, что вы… У меня прекрасная дача с видом на Волгу, двухэтажная, с огромной верандой. Вы не поверите, но там еще сохранились астры, хризантемы и даже цинии. А рядом лес.

– Согласна и еще раз согласна. Поедемте. Мне просто необходима эта воздухо – и природотерапия. Валентина! – И она заметалась по квартире. – У меня есть одна жареная курица, две отбивных и булочки с корицей, правда, немного черствые. Но мы сможем по дороге заехать в магазин и купить что-нибудь еще.

Валентина, вышедшая из ванной на голос Наталии, посмотрела на нее вопросительно.

– Идем, я тебе кое-что скажу. – Наталия увела ее в кухню и сообщила о своей поездке. – Жалко, что у вас с ней такие отношения. А то бы поехали вместе.

– Да она меня ненавидит. Как можно вообще разговаривать с таким человеком?

– За тобой заехать? – спросила Наталия, пропустив это мимо ушей. – Как вчера?

– Нет, я доберусь сама. А если нужно будет, позвоню Игорю Валентиновичу.

– Вот как? – Жаркая волна снова обдала Наталию. «Значит, он уже дал ей свой номер телефона? Что дальше?…» Настроение было испорчено вконец. Но делать было нечего, в принципе все выглядело естественным и почти безобидным. Поэтому она даже попыталась улыбнуться: – Вот и хорошо. Но если я смогу, то все-таки заеду. Ключ у тебя есть?

– Есть. Спасибо.

– Пообедай обязательно, а то у тебя не будет сил. Ты обещаешь мне?

– Конечно. Тем более что здесь так вкусно пахнет.

…– Это государственная дача?

Проехав не больше сорока километров, они въехали в ворота дачного массива. Хвойный лес мок под дождем. Довольно широкая лесная дорога привела к большому двухэтажному особняку, огороженному металлической сеткой-рабицей. Возле крыльца действительно цвели кремовые хризантемы, бордовые и оранжевые с желтым цинии и всех оттенков розового и фиолетового астры.

– Нет, раньше была государственной, а теперь моя.

– Понятно. Результат приватизации? Вам можно только позавидовать.

– Так купите себе такую же. У нас здесь три дачи продаются, и намного лучше этой. – Оленина по-хозяйски открыла дом и стала носить туда сумки с продуктами. – Проходите, не стесняйтесь.

– Я немного подышу, хорошо? Вот, возьмите и мою сумку. Там консервы. А вы, как я вижу, собираетесь здесь остаться?

– Да, я и сегодня здесь ночевала. Тут тихо…

В доме было тепло и чисто. И если бы не большое количество пледов и подушек, напольных ваз с кленовыми листьями и деревянных, стилизованных под деревенскую старину лавок и стульев, можно было подумать, что находишься в городской квартире.

– Жалко, что вам нельзя выпить. У меня есть отличное домашнее малиновое вино. А то оставайтесь с ночевкой. Кроватей у меня достаточно, можно разместить человек тридцать.