— Перешел дорогу кому-то гораздо более влиятельному, чем он и его семья. В общем, какие-то крупные махинации в бизнесе. Эти люди не простят ему ни копейки. За каждый рубль получит по году строгача.

— Да ладно? Все настолько серьезно?

— Саша, ты как будто первый день в этом дер… этой клоаке варишься. Конечно, серьезно. Твой дружок, похоже, решил, что может гавкать на всех подряд, но и на него нашлись Церберы.

Элина взглянула на Алекса. Тень сожаления укусила его радостное до этой минуты лицо. Неужели он сочувствует этому подонку?

— Саш, тебе жалко такого монстра? — спросила девушка, надеясь, что он ответит отрицательно.

— Не знаю, Эля. Мы, люди, хитро устроены. Можем годами желать кому-то смерти или инвалидности, а получив это, разочароваться в отсутствии ожидаемого кайфа. Нет ощущения удовольствия от услышанных новостей.

— Мне его не жаль, — фыркнула она. — Он же вылитый прототип Франческо Ченчи! Еще жалеть таких.

— А кто это? — вступила в разговор Анна, все еще чувствовавшая себя лишней на этом торжестве семьи и любви.

Свою-то семью она не смогла сберечь… И даже больше: своими руками нанесла ей колото-резаные раны по всему телу.

— Герой произведения Дюма. Жуткий тип с садисткими наклонностями. Чем не Туманов?

И вновь Туманов омрачил его жизнь. Он стал мрачным символом его прошлого, лишенного доблести и чести. И вот бывший друг повержен, как и само прошлое…

***

Бывают минуты, когда слова люблю тебя настолько неуместны, что становятся почти неприличными, запомни это хорошенько.

Ги де Мопассан «Слова любви»

Мягкий свет кухни отражался улыбками на лицах собравшихся за столом людей. Алекс расплывался в счастье, как кот в сливках. Он не хотел думать о прошлом, о мотивах разрыва родителей, о своем одиночестве. Этого больше нет. Есть Эля и их ребенок. Есть мама. Есть папа. Есть счастливый он.

— Элиночка, все было очень вкусно. Я спокоен за сына. Сыт будет всегда, — похвалил ее в который раз Антон Робертович.

— Спасибо, но это не только моя заслуга. Анна тоже поучаствовала в этом великолепии.

— Да что ты, Эля, — смутилась женщина. — Только тарелки поставила на стол.

— Буду сыт, пап, буду, если деньги смогу заработать, — произнес Алекс, поглаживая руку Элину. Он и не заметил, как дотянулся до нее. Просто ему нужно знать, что она рядом. — Кстати, пойдем, я покажу тебе планы, а еще поставщиков лекарств. Я столько выгодных предложений нашел!

Анна бросила взгляд на часы. Увы, но безжалостный внешний мир не имеет сочувствия к их воссоединившейся семье.

— Саша, — нетвердо начала она, — мне скоро придется уйти. Я бы очень хотела поговорить с тобой, если ты не против.

Элина кивнула Антону Робертовичу и предложила ему пройти в кабинет сына, где он сможет посмотреть бумаги. Оставшись с матерью наедине, Алекс не знал, куда деться. Словно исполнилась мечта всей его жизни встретить кумира, и в этот грандиозный момент он не знает, что сказать. Глупо.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, мой мальчик, — тихо произнесла мать и робко обняла его. Ее родной. Дорогой. Так похожий на нее. И брошенный ею. Первые секунды Алекс сопротивлялся, но все же сдался. Проще сдаться этому демону сейчас, чем позволить ему воткнуть в него ножи позже. — Прости меня. Прости нас. Но, конечно, в первую очередь виновата я. Я оставила тебя.

Тишина кухни тикала у него сознании таймером бомбы. Это его сердце, что сейчас кровавыми кусками разлетится по стенам.

— Расскажи, почему. Я имею право знать, почему каждую ночь проклинал себя, винил в развале нашей семьи.

Анна отпустила его и вернулась на диван. Момент истины. Сквозь года. Через всю причиненную боль.

— Во всем виновата только моя глупость и не готовность к серьезной жизни. Я была очень молода, когда ты появился. Твой отец был сильно старше. Я искала удачную пару, ставку, которая сыграет. Любовь тогда не имела значения вообще. Только деньги, перспективы, статус в обществе. У Антона это все было.

— Любовь так и не возникла?

— Откуда ей было возникнуть, сынок? Мы с твоим отцом жили разными жизнями, но на одной огромной жилплощади. Мы могли даже не видеться в этом особняке. Он пропадал на работе, строил свою империю, я — на светских мероприятиях, в окружении таких же молодых и пустоголовых девиц, какой была я сама. В итоге мы стали, как две реки, текущие в разных направлениях.

— И появился я? — горько усмехнулся Алекс.

— Да. я забеременела случайно, опять же по своей глупости. Только не думай, что ты был ошибкой. Ошибкой было мое решении оставить тебя в прошлом и начать будущее без тебя. Прости, Саша.

— Продолжай, мам.

Ее слова скатывались в шипованный ком в горле. Еще чуть-чуть — и он начнется давиться кровью.

— Аборт я не стала делать по нескольким причинам. Мне было страшно, к тому же, это первая беременность. Да и я не видела проблемы в твоем рождении: деньги есть, все есть. Теперь я понимаю, что не было самого главного — любви, в которой и должны рождаться дети. Антон был не против ребенка, ему все равно нужен наследник.

Алекс молча глотал эту едкую дрянь — признания матери. Вот кем, точнее, чем он был — наследником, живым выкидышем. Он стерпит эту боль, проткнет иглой этот гнойный пузырь. Раз и навсегда.

— На какое-то время ты объединил нас, но надолго этого плацебо не хватило. Мы начали снова отдаляться друг от друга. За мной ухлестывали молодые и богатые мужчины, твой отец вечно светился в желтой хронике с моделями. Мы стали ссориться на пустом месте, даже из-за такой ерунды как, например, в какую школу в будущем тебя отдать. Он не соглашался со мной ни в чем: ни какой кашей тебя кормить, ни какого цвета подгузники покупать. Мы стали бесить, ненавидеть друг друга. Никому не хотелось возвращаться в этот проклятый дом. А там ты, плачешь и чего-то требуешь.

— Маму и папу, а не их вечную базарную брань, — вставил Алекс.

— Все так. В итоге мы дошли до точки кипения и решили расстаться. Развод был болезненнее операции без наркоза. Мы собачились днями и часами, делили каждую помятую десятку. Я пыталась оттяпать у твоего отца как можно больше, он старался отобрать у меня каждый ржавый рубль. Он сразу сказал, что не отдаст тебя. Засудит меня, упечет за решетку, в психушку, но сына я не получу. А я… — женщина смахнула слезинку, — не стала и бороться. Тогда еще у меня не было этого материнского инстинкта. Врут, что он есть с рождения у каждой женщины. Я была дикой кошкой, которая не нагулялась. Мне нужны были свобода, деньги, ночные тусовки, всякие выкрутасы, а не пеленки и круглосуточный крик. Я оставила своего сына и просто сбежала в другую страну к новому мужику.

— Я вижу, что с ним все сложилось.

— Не с ним. Мужчина, с которым я живу сейчас, был вторым после того, с кем я сбежала от тебя. Я долго искала себя прежде, чем осесть и остепениться. Постоянно порывалась куда-то бежать дальше, искать, сравнивать. Потом возраст взял свое, и мне захотелось покоя и семьи. Какое-то время я поздравляла тебя с днем рождения, а потом… Потом у меня появились другие дети, и постепенно я ушла с головой в новую жизнь, надеясь, что и Антон женился на хорошей женщине, которая заменила тебе мать. А он все так и спал со своими деньгами и моделями, — выплюнула она.

— У тебя есть дети?

— Две дочки. Одна как раз сейчас беременна, и… Знаешь, я провожу с ней так много времени, переживаю за ее ребеночка, как за своего. Совесть стала мучить меня сначала ночами, но я принимала таблетку снотворного, и все проходило. Но когда я стала сходить с ума и днем, думая о своем сыне, который уже мужчина, о сыне, которого я так же вынашивала в себе, а затем, как глупая скотина просто бросила на дороге и ускакала к лучшей доле, я поняла, что нужно что-то делать. Позвонила твоему отцу, после традиционной перепалки мы все-таки нашли точки соприкосновения.

— Когда я ехал тогда к тебе в Питер, оставив больную беременную Элю, я ждал, что мама обнимет меня, поцелует сразу, как увидит. А мама впихнула мне в рожу бумаги и ждала спасибо.

Боль снова оскалилась, проступая морщинами на лице Алекса. Анна встала и подошла к сыну, взяла его за руку и закрыла глаза.

— Я знаю, я сука. Так и есть, Саша. Я не женщина и не мать. Я просто существо без ума, но с инстинктами. И… — Она всхлипнула, сжимая его руку. — Мы с тобой чужие люди, я это понимаю. Я не знала, как вести себя. Мне было страшно, что ты оттолкнешь меня, и я этого не вынесу. Проще было сообщить тебе новости и сделать вид, что я бездушная тварь. Но увидев твое лицо, я увидела не мужчину и не человека вообще, а свою жизнь, тридцать лет своей жизни в тебе одном. В моей крови и плоти. В моем слегка курносом носе, в моих шоколадных глазах. — Анна коснулась его скулы, и слеза не удержала равновесие на ресницах, покатившись вниз. — Все мое.

Она плакала перед ним, и глаза Алекса увлажнились. Только единожды он позволил своим глазам намокнуть — когда узнал, что Эля в больнице. Тогда он боялся потерять самую дорогую женщину на свете. А сейчас вторая самая дорогая женщина плакала по прошлой жизни, которую не вернуть, не стереть ластиком и не нарисовать новую. Знала ли он тогда, тридцать лет назад нося его под сердцем, во что все выльется? В какую ненависть и злобу превратится его жизнь? Знала ли она, что эта непотребная жизнь приведет его к величайшей любви и нескончаемому счастью? Должно быть, Эля окупила всю его боль. Когда-то он потерял, чтобы найти. Лишился покалеченной руки, чтобы она выросла снова, но целая и здоровая. Сделав шаг вперед, он заключил мать в объятия и услышал еще более громкие всхлипывания.

— Я люблю тебя, мам.

— И я… Я тебя люблю, сынок.

Складывалось ощущение, что любви здесь не место. На выжженной траве не растут благоухающие цветы. В борделе не заикаются о гордости. На поле боя не страшатся крови. Но тем не менее его закат сменился долгожданным рассветом, и так хотелось подставить лицо под эти проливные лучи майского солнца после затяжных декабрьских снегопадов.

Из-за угла тихонько выглянули Элина и Антон Робертович. Он обнимал ее за плечи, скорее, для собственного равновесия. Казалось, что ноги не выдержат. Его глаза щипало, но это не слезы. Нет.

— Что я сделал с жизнью своего мальчика, — прошептал мужчина, и Элина вздрогнула. — Молодость прошла, деньги заработаны, от моделей тошнит, но жизнь единственного сына исковеркана.

— Нет, все не так, — успокоила его девушка. — Он счастлив. Я это знаю. Саша готов стать отцом, значит, вы воспитали достойного мужчину.

— Моей заслуги в этом нет. Это целиком и полностью твоя заслуга. Правильная женщина — пьедестал для мужчины. А неправильная — его кипящий котел в аду. Поверь, дочка, я знаю.

Элина прикрыла глаза, слушая про себя сердечко их с Сашей малыша, всхлипы его матери и дыхание его отца. Вот она жизнь, со всеми ее картами и координатами. Сдалась, открыла все тузы и десятки. Вот оно счастье, к которому они так долго пробирались сквозь чащи и непроходимые леса.

Вот она… любовь.

Глава 36

Любить — это ещё не всё, нужно ещё быть любимым.

«Любите ли вы Брамса?» Франсуаза Саган

Февраль витал ароматами рассыпавшихся по полу елочных иголок, переливался радужной гирляндой и окутывал душу шелковой шалью праздничного настроения. Элина посильнее закуталась в эту шаль и устроилась в руках Алекса — ее собственной крепости.

— Проснулась? — Его губы приласкали ее слегка горячий от объятий подушки лоб. — Как себя чувствует моя малышка? — спросил он и погладил ее живот. — Мелисса, привет.

— Мелисса спит, отстань от нее. И помни, что она тебе отомстит через какие-то три месяца, — хихикнула девушка. — Будешь дневать и ночевать у ее кроватки.

— Я не против, Эля.

Мужчина прижал к себе Элину и закрыл глаза, продолжая видеть цветные сны и наяву. Она — его самый яркий сон. Самое желанное видение. Самая лучшая мечта. Резкий шум взбаламутил умиротворенные воды его размышлений, и пришлось вынырнуть из этого океана любви и нежности.

— Виски! — прикрикнула Элина, но смех пересилил сердитость. — Только не злись, Саш. Я подмету иголки.

Огромная тушка изумрудной елки покачнулась, но удержала равновесие, балансируя на остатках терпения. Ну сколько можно издеваться! Эта кошка уже в печенках у нее сидит. Точнее, все печенки и отбила своими дикими выходками. Виски еще раз дернула за елочную игрушку и на всех порах скрылась в одной из многочисленных комнат.

— Она, видимо, решила, что вся эта квартира — один большой игровой полигон для нее, — усмехнулся Алекс. — Бедная елка. Уже пять раз ее роняла на пол.

— Не злишься? — прошептала Элина и поцеловала его в шею поцелуем провинившегося ребенка, который обещает пропылесосить каждый миллиметр квартиры за невыполненную домашку.