Алекс пнул ногой дверь, закрывая ее, и с Элиной на руках понесся вниз. Она то приходила в себя и плакала, то снова теряла сознание. Ее губы были испачканы кровью.

— Пап… Что, что с ней? Если она…

— Заткнись! Не будь тряпкой! Ей сейчас точно не нужен кусок тряпки, чтобы утирать слезы. Будь мужиком!

Уняв панику, Алекс назвал отцу адрес больницы, в которой лечилась Элина. Джип Антона Робертовича расталкивал машины на дороге, точно кегли. Все сплошные были пересечены, светофоры — проигнорированы.

— Держись, дочка. Только держись.

В холле больницы Элину тут же приняли. Суета, крики Элины и медперсонала. Страх.

— Мы лечились у Антонины Борисовны, — крикнул Алекс встретившему их врачу.

— Она сейчас в отпуске. Ушла два дня назад.

— Что с ней, мать вашу?! Лекари чертовы! — пошел в разнос Антон Робертович. — Она же находилась под постоянным наблюдением!

— Похоже на вирусную пневмонию, — бросил врач, следуя за каталкой с Элиной в сторону реанимации. — Угроза выкидыша. Акушера в реанимационную — немедленно!

Врачи, медсестры, оборудование, название лекарств и процедур скрылись за дверями реанимации. Все стихло. Алекс без сил сполз по стене рядом с дверью.

— Ублюдки! — бушевал отец, уже совершая какие-то звонки. Схватил за руку проходившего мимо врача. — Главврача сюда быстро! Иначе от вашего поганого клоповника завтра не останется ничего, даже вывески! — Ошарашенная женщина испуганно и возмущенно смотрела на него. — Начальника этой дерьмовой лечебницы сюда, я сказал! — заорал он так, что она подпрыгнула на месте и убежала за главврачом.

Ярость сжигала вены. Где этот оболтус — сынок? Антон Робертович подбежал к Алексу, который уже почти слился с белоснежными стенами. Потряс его за плечо, выводя из транса.

— Как ты вообще додумался привезти ее в эту ветеринарную клинику?! Да я бы им и крысу лечить не дал! Чем ты думал? — Страх за жизнь Элины и внучки отключила тормоза. — Говори со мной!

Алекс поднял на отца мокрые от слез глаза. Пусть он размажет его голову об стену сейчас. Будет не так больно, как когда он узнает, что Мелиссы больше нет. Или Элины и Мелиссы. Слезы сына остудили полыхавший в душе отца пожар. Он опустился на пол рядом с Алексом и прижал его к себе.

— С ней все будет хорошо, Саша. Она сильная. Наша Эля выкарабкается, чтобы снова сделать нас счастливыми. Она не бросит нас.

В поле зрения появился главврач, готовый к войне с очередным недовольным пациентом, но Антон Робертович прогнал его движением руки и остался сидеть на кафельном полу больницы, удерживая на груди голову сына. Он потом разнесет эту шарагу на молекулы.

— Все будет хорошо, мой мальчик. Все будет хорошо…

Эпилог

— Не знаю, каким задумывалось счастье. Понятия не имею, что творец, создавший нас, вкладывал в это короткое, однако такое огромное, всеобъемлющее слово, — шептала Элина, перебирая темные кудряшки Мелиссы, пока та посапывала в своей кроватке. — Но, кажется, счастливее меня если только… я сама.

Конец августа дышал цепляющимся за жизнь душным зноем, который уже вовсю прогоняла осенняя свежесть желтой листвы и проливных дождей. Жизнь просыпалась изумрудами под ноги, одела ее в светящиеся любовью рубины и на каждый пальчик нанизала чистейшие алмазы в виде заботы, верности и искренности любимого мужчины. Возможно, когда-нибудь эти драгоценные камни разлетятся пылью по воздуху, но сейчас она купалась в богатстве и роскоши размеренной семейной жизни, о большем глупо было бы и мечтать.

Загородный дом в Питере, арендованный ими на время, расцветал пышной листвой доживающих последние деньки душистых деревьев за окном. Лучи солнца перескакивали с ветки на ветку, точно прыткие белочки, точащие зубки об орехи. Подойдя к окну, девушка вздохнула.

— Как же я люблю тебя, жизнь.

Дверь тихонько отворилась, и в комнату на цыпочках вошел Алекс, чтобы не тревожить хрупкий сон своей Лисички, которая днями хитростями изводит родителей, а ее сон становится раем наяву для них.

— Спишь, солнышко? — проворковал мужчина, оставляя легкий, точно перышко, поцелуй на лобике дочери.

Элина обернулась и расплылась в улыбке, наблюдая за самым желанным, трогательным и греющим сердце кадром из фильма под названием «Жизнь».

— А ты, милая, готова?

Руки Алекса обвили тонкую талию Элины, над которой она усердно работала перед свадьбой, и немного закатали майку вверх. Пальцы нащупали грубую неровность по всей площади низа живота.

— Я так люблю этот шрам, — призналась она. — Он знаменует жизнь нашей дочери, ее подарок от небес. И я не хочу его убирать.

— Я не настаиваю, моя королева. Твои желания, как и всегда, моя главная обязанность в этой жизни.

Лицо девушки сияло здоровьем и переливалось сочным румянцем. Она все-таки удалила шрам с лица. Еще некоторые манипуляции у косметолога, целое состояние, ушедшее на приобретение люксовой косметики для поддержания кожи в тонусе — и ее мечта сбылась. Все мечты стали реальностью.

— Скоро уже все начнется. Надеюсь, ты счастлива в этот день, — произнес Алекс и, достав из кармана очередную коробочку, протянул Элине.

— Больше нет несчастливых дней. Ого! Что на этот раз? Чем ты теперь решил меня задобрить?

Коробочка цвета игристого вина мелкой дрожью щекотала ладонь, предвещая ликование от обнаружения закрытого в ней сокровища.

— Хочу, чтобы ты была самой красивой невестой. Ты и так самая-самая, но золотые серьги с бриллиантами не испортят образ.

Элина всхлипнула, когда блеск золота ослепил ее. Как же они подходят к ее свадебному платью…

— Я просто хочу сыграть свадьбу с человеком, который действительно желает видеть меня своей женой. А быть раскрасавицей, еле шагающей под тяжестью бриллиантов, не так уж и важно.

— Не забывай, дорогая, что ты уже два года как моя жена: и на бумаге, и в сердце.

— Я помню, — сказала Элина и поцеловала его так, точно ее губы были раскаленным железом, а он — лишь сливочным мороженым, которое растекалось шипящей страстью по поверхности ее губ. — И никогда не забуду.

Раздался стук в дверь, а за ним и голос Жени.

— Я знаю, что вы там вместе, голубки. Но пора уже прихорашиваться, Эля! Визажист уже здесь!

Алекс оторвался от Элины, желая, чтобы все эти дурацкие формальности в виде песен и плясок перед гостями, да объедания деликатесами обошли их стороной. Однако он понимал, как это необходимо каждой женщине: один день побыть богиней, когда весь мир снимает перед ней шляпу, когда мало восхищения только мужа, хочется, чтобы каждый увидел этот счастливый огонек в глазах.

— Беги, Эля. А я посижу с Лисичкой. — Еще один поцелуй подарил ей заряд вдохновения, и девушка направилась к двери. — Я люблю тебя.

***

Свадьба медленно перетекла из строгого, слезливого торжества с клятвами и обещаниями, которые она уже слышала когда-то, в громкий праздник, который несомненно поставил на уши весь Петербург.

— Как ощущения, Элька? — рядом с ней за праздничным столом появилась Женька.

— Уже вроде выходила замуж, но чувства совсем другие… Словно сейчас все реально, сейчас все правда. Все эти слова про «в горе и радости, здоровье и болезни» имеют под собой основания. Ощущение, будто… будто меня любят, и не я тащу мужика под венец, как быка за рога на заклание, а он сам протягивает мне руку и просит следовать за ним.

— Элька-а, ты плачешь? Эй! — Подруга обняла ее и провела рукой по волосам, стараясь не задеть красивые украшения и локоны. — Ты что, Элечка. Макияж испортишь, Алла над ним три часа колдовала. И платье запачкаешь, а оно же на вес золота.

— Ты про стоимость?

Элина не знала точной стоимости платья. Его ей подарила мать Саши, привезла из Парижа, прямо с недели моды. Она, конечно, хотела отказаться от такого подарка, но разве могла она сопротивляться суровому тону Анны и твердому взгляду мужа? Они буквально заставили ее облачиться в эти дорогие кружева.

— Нет. Я про память. Ты ведь сохранишь это платье на долгие годы, правда? Чтобы всегда помнить, как однажды тебе поручили выхаживать одного противного подонка. И в итоге он стал самым родным тебе человеком.

— Судьба вертит нами, как ей угодно. Купидон — та еще сволочь со своими ядовитыми стрелами. Да вот только зрение у него не всегда идеальное: промахивается, детина с крылышками. Слава богу, в этот раз он попал в тот прицел.

— Не пускай нюни, мамаша. Это один из лучших дней в твоей жизни. Не смотри на него сквозь слезы, даже если они вызваны счастьем.

Девушки обнялись, и Элина скосила взгляд в сторону прилегающей к зданию торжества территории, где был организован специальный клуб для детишек гостей, которых развлекали всеми доступными способами.

— Вот он, мой лучший день, — Элина кивнула в сторону лопающейся от смеха Мелиссы.

Она никогда не забудет, как находилась на грани жизни и смерти, когда солнце становится черным, а темнота слепит своей белизной. Это день, когда врачи не могли сказать, выживет ли ее недоношенная дочь.

— Не кисни, — снова растормошила ее Женя.

— Я не кисну. Я от счастья готова рыдать.

Ведущий внезапно выкрикнул: «Горько!» и вся толпа поддержала его громогласным скандированием. Алекс приблизился к Элине, расставаясь с матерью, которая знакомила его со своей семьей.

— Да вы что, — оглянулся он, удерживая Элину в объятиях. — Какое горько? Это самое сладкое, что я пробовал!

На пятнадцати они потеряли счет и вообще перестали слышать, о чем говорят люди вокруг них. Бал был организован для Золушки, и сейчас она кружилась в волшебстве, которое ей подарила щедрая фея, не попросив ничего взамен. Похоже, она рассчиталась за свое счастье авансом…

Гости рукоплескали им и вновь и вновь наполняли бокалы.

— Я люблю тебя, — шепот девушки был слышен только ему одному.

— Я знаю, моя хорошая. Я все знаю.

Алекс увлек Элину в центр зала, как только зазвучала медленная музыка. Более фееричной свадьбы она даже в детстве не могла себе представить. О чем девчонки мечтают в тринадцать лет? О дворце, об огромном торте, о платье в бриллиантах, о дорогущем кольце, а жених… жених был всегда где-то на последних страницах этого альбома мечтаний. Сейчас же, в тридцать с хвостиком, хлебнув этого прогорклого питья, то есть жизненного опыта, она поняла, что с настоящим мужчиной и скромная свадьба может стать событием века. Не вещи, а люди создают наше счастье или нашу горесть.

Рядом сгорали в чувственном танце многие другие пары: ее родители, Женька со свидетелем жениха, даже Антон Робертович примирился с Анной. Белый флаг воссиял над жизнями всех персонажей этой истории.

— Хочу снова быть избитым до потери сознания в чужом городе, — признался мужчина, кружа Элину по залу. — Хочу снова услышать угрозы медсестры Элины Стриженовой об эвтаназии. Хочу опять пережить самое начало, когда я еще не знал, что эта несносная медсестра — мое личное чудо, заточенное в проклятие.

— Тогда я хочу снова смазывать твои синяки и помогать вернуть память, которая у тебя на самом деле была. Хочу снова быть обманутой Димой, а потом Алексом Янгом. Хочу снова встретить Сашку, ведь я тогда не знала, что самая грандиозная ложь в моей жизни окажется лишь коварной внешностью моего счастья.

Музыка стихла, и настал момент следовать традициям — бросать букет невесты. Алекс с трудом выпустил руку Элины, каждый раз чувствуя себя одиноким мальчиком, бредущим по бесконечно сложной трассе жизни, когда аромат ее женственности покидает его даже на минуту.

Элина встала спиной к девушкам, которые приготовились хватать птицу счастья за длинный хвост и тащить в клетку. Сколько же лиц собрала ее свадьба в одном месте! Пара коллег с работы, даже одна студентка, бывшая одноклассница и три однокурсницы, коллеги по работе в больнице, Женька, родственницы Алекса… Девушка оглянулась, не увидев в толпе еще одну будущую невесту.

— Подождите! — Она остановила веселье и подошла к девушке, смущенно жавшейся к столику и своему мужчине. — Я жду еще одну счастливицу.

— Вы про меня? — заикаясь, произнесла та.

— Иди же! Чего ты стесняешься? — спросил ее молодой человек. — Для чего тебе ноги, если ты боишься сделать и шаг?

— Друзья, поддержим! — выкрикнул Алекс, и зал оживился ободряющими выкриками. — Вика, все тебя ждут.

Когда она все-таки присоединилась к остальным девушкам, смущаясь пуще прежнего, Элина снова развернулась спиной, держа цветной букет в руках. Ну конечно, она ничего не поймает… С ее слабыми ногами можно только медленно ходить, а не прыгать и бегать за букетами.

— Готовы? — Элина приготовилась, болея за Женьку. — Раз. Два. Три.