Дина Лампитт - Уснуть и только

– Когда бы он ни родился, желаю, чтобы он приносил вам радость, Мейнард. Если не возражаете, весной я приеду и привезу ему какой-нибудь подарок.

Черты лица Ричарда заострились и приобрели мертвый восковой оттенок. Он с трудом выдавил:

– Спасибо, господин Роберт. Вы же знаете, что вы всегда желанный гость в Бэйндене.

Но когда Мейнард смотрел вслед удаляющимся гостям, лицо его было искажено яростью. Как только они исчезли из вида, он побежал наверх, к Деборе.

– О чем ты говорила с Морли? – с порога загремел Ричард. – Я видел, как ночью вы с ним переглядывались!

В ответ раздался стон, и, подойдя поближе, он увидел, что Дебора корчится от боли.

– Дебора, – совсем другим тоном спросил Мейнард, – что такое? Ты заболела?

– Это ребенок, – простонала она. – Почему-то раньше времени. Пошли за акушеркой.

К своему стыду, Ричард почувствовал, что у него подкашиваются ноги, и, вместо того, чтобы бежать за акушеркой, он опустился на край кровати и закрыл лицо руками.

– Ричард, – откуда-то издалека донесся до него голос жены. – Ричард, помоги мне.

Но он не мог думать ни о чем, кроме того, что в комнате вдруг повеяло морозом. Как и предполагал Ричард, в дверях стояла Смуглая Леди. Уставившись прямо на Дебору, она укоризненно покачивала головой. Затем, подняв руку, она ткнула в стонущую девушку указующим перстом и бесшумно исчезла в стене.

Вскоре после полуночи Роберт проснулся с твердым убеждением, что только что Дебора родила ему сына. Он был настолько уверен в этом, что зажег свечи и решил спуститься вниз, выпить вина, дабы отметить это событие. Но не успел он дойти до лестницы, как услышал чьи-то торопливые шаги и увидел свою невестку, Анну, в кое-как наброшенном ночном халате.

– Роберт, скорее! – задыхаясь, воскликнула она. – Герберту плохо!

Схватив Анну за руку, Роберт ринулся в спальню брата и, едва взглянув на лицо Герберта, понял, что тот умирает.

Одним прыжком преодолев расстояние от порога до кровати, он заключил брата в объятия. Ему хватило одного взгляда, чтобы удостовериться, что его возлюбленный Герберт, глава их рода и уважаемый отец семейства, теперь уже вне этого мира, что он лишился речи и скорее всего не видит. Серые глаза были устремлены в потолок, на щеках проступили белые пятна.

Понадеявшись, что брат еще может его услышать, Роберт прошептал.

– Я люблю тебя, Герберт.

Но умирающий уже не мог ему ответить. Его губы слегка приоткрылись, глаза начали тускнеть, бледные пятна на щеках растаяли, вместо них появилась синева.

– Наш отец… – начал Роберт, но слова замерли у него на устах.

Как можно было в такой момент говорить о хлебе насущном?

Анне пришлось самой произнести.

– Господи, прими его христианскую душу в твоей неиссякаемой милости.

Под аккомпанемент ее рыданий Роберт в последний раз поцеловал брата и, ощущая на сердце огромную тяжесть, отошел к окну, зная, что все, на что он смотрит, отныне принадлежит ему. Теперь он стал хозяином Глинда.

Снова наступило время синих колокольчиков, и Ричард Мейнард отправился в ненавидимый им лес, чтобы собрать букет для своей жены и сына. Ибо, как бы мало ни любила его Дебора, как бы холодно и безразлично она с ним ни обращалась, все-таки она принесла ему самый огромный из всех возможных даров – сына, которого он мог назвать своим.

По колено утонув в ярком озере цветов, Ричард вспоминал о зачатии ребенка в этом самом месте – зачатии, полном страсти и огня, и размышлял о том, какой холодной стала его жена после того единетвенного раза. Почему-то ему вдруг пришла на ум Дженна Мист, и он начал думать о той ночи, когда увидел ее обнаженной под плащом, и о ее стройном, удлиненном теле. Впервые, еще неотчетливо, Ричард на чал понимать, что его влечет к ней.

Сорвав последние цветы, Мейнард уже собрался уходить, когда, будто вызвав ее сюда своими мыслями, вдруг увидел Дженну, идущую по тропинке между деревьями с переброшенной через руку корзинкой. Сам не понимая, чего он так испугался, Ричард притворился, что не заметил ее, и поспешно ретировался в сторону Бэйндена, тем не менее каждую секунду ощущая за спиной ее присутствие. Когда Дженна наклонилась, чтобы наполнить свою корзину колокольчиками, Ричард услышал, как она запела, и обычное чувство неприязни к ней почти полностью растворилось в желании еще раз увидеть ее нагое тело. Против воли ему пришлось признаться себе, что он завидует плотнику Мисту, мужу этой высокой, смуглой молодой женщины.

Увидев, что он уходит, Дженна вздохнула с облегчением. Как раз с ним ей меньше всего сейчас хотелось разговаривать. В последнее время он выглядел каким-то одичавшим и несчастным, и Дженне было совершенно ясно, что его брак с Деборой потерпел крах. Как уже часто случалось, она задумалась о том, кто же отец рожденного Деборой ребенка. Дженна отвергала даже мысль о том, что это мог быть Бенджамин, но вот господин Роберт Морли – совсем другое дело. Прокалыванием бараньей лопатки она вызвала его в Мэгфилд, но увенчалось ли ее колдовство полным успехом? Действительно ли он, как надеялась Дженна, совратил Дебору? Ей не хотелось больше об этом думать, и Дженна постаралась полностью сосредоточиться на своем букете. Дойдя до небольшого пруда, она присела на поросшем мхом крутом берегу и вдруг заметила, что на дне поблескивает какой-то предмет. Осторожно погрузив руку в холодную толщу воды, Дженна достала его.

Это был кусочек металла, настолько проржавевший, что Дженна с трудом узнала в нем перстень. Однако, когда она надела его на палец, ей показа лось, что он обладает какой-то особой силой. Почему-то она тотчас же представила себе того незнакомца с ястребиными чертами лица, что смотрел на нее возле другого пруда, рядом с их домом. И вдруг она снова увидела его, мертвого, лежащего на земле в каком-нибудь ярде от нее.

Тишина вокруг сделалась особой, пугающей, не подвижной и густой, как туман, и Дженна, задрожав, опустилась на колени. Внезапно послышался стук копыт и из-за деревьев показался всадник в старинной одежде. Не замечая Дженны, он небрежно перебросил мертвое тело через седло и проскакал совсем рядом с девушкой, направившись в сторону коттеджа Даниэля. Она в ужасе смотрела вслед всаднику, пока он не исчез из виду. В этот момент наваждение кончилось и все опять стало таким, как всегда.

Пораженная, Дженна встала и уставилась на кольцо. Несмотря на то, что оно было ей велико, оно почему-то застряло на пальце и не желало сниматься. Чем отчаяннее она крутила и дергала его, боясь его таинственной способности вызывать видения, тем, казалось, плотнее оно сжималось вокруг ее пальца. В конце концов Дженна бросилась к дому отца, чтобы с помощью гусиного жира попытаться стащить его прежде, чем она вернется домой, к Бенджамину.

Не успев переступить порога Бэйндена, Ричард, не в силах справиться с раздражением, вызванным ненавистными ему самому мыслями о Дженне, закричал:

– Дебора, где ты? Иди сюда!

Не получив ответа, он окончательно пришел в ярость и отправился на поиски. Однако при виде жены, сидевшей с ребенком на руках у задней двери, его гнев немного поутих.

– Я принес тебе цветы, – уже более спокойным тоном сообщил Ричард.

Дебора подняла на него глаза, слабая тень улыбки, мелькнувшая на ее губах и тотчас исчезнувшая, была единственным приветствием, какого он удостоился, и Ричард почувствовал, что его снова захлестывает гнев. Притворившись, что влюблена, она обманом женила его на себе, а оказалось, что ему навязали подделку. Единственное, что он получил – это отчужденные взгляды и ледяную холодность жены.

– Дебора! – понизив голос, прошипел Мейнард. – Отдай ребенка служанке. Я хочу поговорить с тобой наедине – сию минуту!

Она бросила на него взгляд, окончательно уничтоживший его надежды – столько в нем было отвращения и страха. Если бы Ричард не был так разъярен, то мог бы заплакать.

– Почему ты испытываешь ко мне такое отвращение? – обрушился он на жену, уже не заботясь о том, что их могут услышать слуги. – Лишь однажды ты проявила охоту, да еще как! Что, уже забыла об этом, или предпочитаешь не вспоминать? – Схватив Дебору за руку, он грубо привлек ее к себе, не обращая внимания на заплакавшего ребенка. – Ну?!

Дебора попыталась высвободиться.

– Это было минутное ослепление, мгновение безумия, Ричард. Я – порядочная женщина, а не распутница!

С этими словами она, сунув младенца в руки мужа, стремительно побежала вниз по склону. Остолбенев, Ричард несколько секунд смотрел ей вслед, а потом ринулся в дом, где поспешно передал испуган но орущего ребенка не менее перепуганной служанке и сразу же бросился вслед за Деборой.

– Сейчас я изнасилую эту суку, – бормотал он на бегу. – Хватит надо мной издеваться.

Ярость и печаль – два чувства, постоянно обуревавших Ричарда на протяжении нескольких послед них месяцев, – неистово бушевали в его сердце.

«Если Дебора опять оттолкнет меня, я убью ее, – подумал он. – Или нет, лучше я заведу любовницу и никогда больше не прикоснусь к этой мерзавке».

Вдруг Ричард остановился, наткнувшись, словно на невидимую преграду, на мысль о Дженне Кэсслоу, не в силах понять, почему он ненавидел ее, такую красивую и желанную, все эти годы.

«Он должен все исправить, – решил Ричард. – Он сделает ей большой, хороший подарок – дичь, мясо, другие продукты. Кажется, у него где-то валяется оставшийся еще от матери резной гребень? Как он подойдет к ее блестящим черным волосам!»

Ричард опять пустился в погоню, но уже с куда меньшим энтузиазмом, чем минуту назад. Если его бесчувственная, холодная жена избегает его, черт с ней. В одном пальчике черноволосой ведьмы больше огня и обаяния, чем во всей пресной, вялой Деборе Вестон.

В этот вечер долина была золотисто-зеленой. Вода, холодная и прозрачная на середине реки, вспенивалась в молоко, накатываясь на прибрежную гальку. В ее темной глубине отражались мед ленно плывущие по небу, словно невесты к алтарю, белые облака.

Выйдя из Шардена и, как обычно, удивившись, почему именно это место так успокоительно и притягивающе на него действует, Бенджамин решил проехать в Мэгфилд по верхней гряде, чтобы сверху полюбоваться Бивелхэмской долиной и в который раз восхититься ее неповторимой красотой.

Внизу раскинулись поля, переливавшиеся всеми мягкими оттенками от яшмы до изумруда, приникнув к подножиям холмов, кажущихся то вишневыми, то темными, как чернила. Стоял чудный, восхитительный вечер: каждый запах, каждый вид, каждый цвет были изумительными и единственными в своем роде, острыми и отточенными, и где-то в вышине, дополняя картину до совершенства, пел жаворонок.

Бенджамин натянул поводья и огляделся, радуясь тому, что путь к его дому пролегает по самому сердцу прекрасной долины. С вершины, где он находился, бродившие по лугам овцы казались белыми точками, а коровы – мелкими коричневыми камушками. Бен жамин увидел, как одна из точек, быстро двигаясь в его направлении, растет и постепенно приобретает очертания человеческой фигуры. Потом, когда она приблизилась, он разглядел, что это женщина, с трудом карабкающаяся по склону холма.

С замирающим сердцем Бенджамин понял, что это Дебора, и подумал о том, что сейчас впервые с момента их разрыва он окажется с ней наедине. Полный дурных предчувствий, он медленно поехал ей навстречу.

Когда она была уже достаточно близко, он увидел, что она не просто запыхалась, но и плачет, что ее волосы растрепались и торчат во все стороны, а подол юбки изорван в клочья.

– Что такое? – вскричал он, пуская лошадь в галоп. – Дебора, что случилось? На тебя напали?

Услышав его голос, она остановилась и, тяжело дыша, стала дожидаться, пока он подъедет поближе. Не позаботившись о том, чтобы поздороваться, Дебора сообщила.

– Я убегаю от Ричарда, – и из ее глаз хлынули новые потоки слез.

Плотник совсем пал духом. Он не испытывал ни малейшего желания вмешиваться в семейные дела Деборы. Не зная, что сказать, он спешился и встал возле своей лошади.

– Возьми меня с собой, – вдруг истерически выкрикнула Дебора. – Бенджамин, ты должен защитить меня!

– Я не могу, – ответил Бенджамин, раскаиваясь в собственной резкости. – Дебора, ты жена Ричарда Мейнарда. Если он жестоко с тобой обращается, только твоя семья имеет право вмешаться.

Дебора с горечью взглянула на него и утерла слезы тыльной стороной ладони.

– Как это похоже на тебя, – упрекнула она, – мечтатель Бенджамин Мист. Всегда такой добрый и хороший, но не готовый ни на какой поступок.

Бенджамин испытал жгучую боль от этого удара, осознавая, впрочем, что в упреке есть доля истины.