Арман чувствовал, что вот-вот взорвется, и поэтому, желая продлить наслаждение, двигался медленно и размеренно; но тело предало его. Жаклин уже сотрясал оргазм, когда он почувствовал, что дошел до самой вершины. Они слились в едином порыве, поднимаясь вместе все выше и выше, а затем медленно опускаясь обратно.

Арман перекатился на спину, увлекая Жаклин за собой. Теперь она лежала сверху, прижимаясь к нему всем телом и ощущая его теплое дыхание на своем лице. Остатки возбуждения медленно покидали ее, оставляя лишь усталость и ощущение абсолютного счастья. Значит, вот как все это происходит между мужчиной и женщиной, подумалось ей. Она была уверена, что ничего подобного ей не суждено было бы испытать с Франсуа-Луи — в их отношениях главенствовали взаимная вежливость и легкий флирт. Она ни за что не выйдет за него замуж после того, как дважды была близка с мужчиной, один взгляд которого заставлял ее дрожать от возбуждения, а прикосновения уносили к звездам. Она уже никогда не сможет удовлетвориться чем-то меньшим.

— Арман, — тихо позвала Жаклин.

— Да?

— Что мы будем делать дальше? — Ей вдруг стало неловко от своего вопроса. Арман обнял ее и поцеловал в висок. — Мы будем спать, — ласково ответил он. — Нет, я спрашиваю не об этом. Что мы будем делать, когда вернемся в Англию?

— Ну… поедем домой. — Его ответ прозвучал как нечто само собой разумеющееся.

— Домой? — радостно переспросила она. Арман сонно кивнул в ответ.

Счастье переполнило сердце Жаклин. Она поцеловала любовника в губы и сказала;

— Ты не пожалеешь об этом. Мы будем очень счастливы, я чувствую это. У нас получится отличная семья.

Неожиданно Арман открыл глаза.

— О чем ты говоришь?

Жаклин приподняла голову и пристально посмотрела на него.

— Я говорю о том, что мы поженимся. Сюзанна, Серафина и Филипп, конечно же, будут жить с нами.

— Поженимся? — переспросил он.

— Но ты же не собираешься сделать меня своей любовницей навсегда? — Жаклин была слегка задета тем, что ей приходится разъяснять ему такие очевидные вещи.

— Нет, конечно, нет, — заторопился Арман, словно не желая обидеть ее. — Просто дело в том… — Он помолчал. — Жаклин, я не могу на тебе жениться…

— Это из-за того, что у тебя нет титула? Это меня не волнует, — перебила она. — Согласно современным французским законам, я тоже лишена титула, так что теперь мы равны.

Арман удивленно взглянул на нее. Неужели эта высокомерная дочь герцога всего несколько месяцев назад отстаивала перед ним свой аристократический статус, искренне веря, что ее превосходство над ним — дело рук Господа и не должно подвергаться сомнению? Изменения, произошедшие в ней, поразили его.

Однако вовсе не отсутствие титула мешало Арману стать ее мужем.

— Жаклин, я не могу жениться на тебе не по этой причине, — попытался объяснить он. — Через несколько недель мне предстоит вновь стать Черным Принцем, и я не смогу оставить тебя терзаться неизвестностью в ожидании вестей от меня. Если я буду постоянно думать о жене и детях, то не смогу рисковать, а это скорее всего закончится для меня трагически. — Арман протянул руку и погладил ее по щеке.

Приподнявшись, Жаклин села рядом с ним, прикрывшись одеялом.

— Ты сошел с ума! — воскликнула она дрожащим от возмущения голосом. — Не смей даже думать о том, чтобы вериться туда!

Арман серьезно посмотрел на нее.

— К несчастью, революция с каждым днем становится все более жестокой: Робеспьер и его приспешники насаждают новый кровавый порядок. В тюрьме я узнал, что волна насилия захлестнула не только Париж, но и всю Францию — только в декабре было казнено более четырех тысяч заключенных.

— Как бы тебе ни хотелось, ты не можешь спасти всех, — быстро возразила Жаклин.

— Представитель Комитета национальной безопасности Нанте, — продолжал Арман, словно не слыша ее замечания, — придумал новый способ казни, который назвал вертикальной депортацией. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — ответила Жаклин. Она не была уверена в том, что вообще хочет это знать.

— Он помещает людей на плоты, в которых заранее пробиты дыры, заделанные деревянными пробками, и вывозит их на середину Луары. Палачи выбивают пробки и быстро перебираются в ожидающую их лодку, а приговоренные медленно опускаются на дно. Тех, кто пытается плыть, рубят саблями.

Жаклин в ужасе смотрела на него, стараясь осмыслить то, что он ей только что рассказал. Из жалости Арман не стал посвящать ее в детали этой казни и умолчал о так называемых республиканских свадьбах, когда ради развлечения палачи привязывали друг к другу обнаженных мужчин и женщин, перед тем как утопить.

— Я не могу прекратить свою работу, — сказал он.

— Даже ради меня?

— Да, даже ради тебя.

Глаза Жаклин наполнились слезами.

— Тебе долгое время удавалось уходить живым, но теперь они знают, как ты выглядишь. Если ты вернешься во Францию, тебя обязательно поймают, это лишь вопрос времени.

Арман осторожно вытер слезу, которая катилась по ее щеке.

— Пойми, это всегда было опасно, но я смог выжить и совершить много хорошего. Ты — главное тому доказательство. Каждая жизнь, которую я спас, является моим покаянием перед теми, кого я не смог спасти. Надеюсь, теперь ты понимаешь?

— Я знаю о гибели твоих родных, — с трудом выговорила Жаклин сквозь слезы, — и мне кажется, ты совершил уже достаточно, чтобы искупить свою вину, которая вовсе не является твоей. Ты ничего не мог сделать, неужели ты этого не понимаешь?

Арман нахмурился.

— Я мог быть с ними и не дать им уехать или отправиться вместо них. — Он опустил голову.

— Тогда убили бы тебя!

— Возможно, но моя мать, Анжелика и Люсет были бы живы.

— Зато ты не спас бы остальных. Ты уже сохранил столько жизней! А твоя смерть никому не принесет пользы.

— Но я не могу просто стоять в стороне и смотреть, как они убивают тысячи невинных людей!

— Однажды ты сказал мне, что нужно оставить прошлое позади и начать жить настоящим, — тихо сказала Жаклин. — Теперь я знаю, что ты испытал не меньшую боль, чем та, которую мне пришлось перенести, и прошу, умоляю тебя забыть прошлое.

Осторожно заглянув в ее глаза, Арман вздохнул. Она просто не понимает, о чем просит.

— Я не могу, — коротко сказал он.

Дрожа от обиды и страха, Жаклин отвернулась от него, чтобы он больше не видел ее слез.

— Тогда убирайся. Немедленно.

Арман встал. Ему не следовало приходить сюда. Он жестоко обидел Жаклин и теперь не знал, как исправить положение. Любые слова, которые он может сказать, ранят ее еще глубже.

Когда, закончив одеваться, Арман направился к двери и вышел из каюты, глухие рыдания, раздавшиеся позади, острой болью отозвались в его душе.

Глава 15

Жаклин находилась в комнате для занятий вместе с сестрами и Филиппом. Мальчик учился читать по-английски, с трудом осваивая незнакомые ему слова, и она терпеливо поправляла его.

Неожиданно Сюзанна оторвалась от книги, которую читала, и презрительно сощурилась.

— Не понимаю, зачем ты учишь его читать по-английски, когда он не умеет толком делать это по-французски…

— Филипп будет учиться читать на обоих языках, — уверенно ответила Жаклин.

— Зачем вообще учить его читать, — продолжала Сюзанна. — Он же обычный мальчик с конюшни.

Филипп посмотрел на сестер.

— Вы говорите обо мне? — спросил он по-французски. Сюзанна улыбнулась:

— Ты разве не знаешь, в комнате для занятий запрещено говорить по-французски.

Филипп усмехнулся и начал водить пальцем по странице.

— Сюзанна — маленькая дурочка, — медленно прочитал он.

— Филипп! — строго произнесла Жаклин.

— Да как он смеет! — закричала Сюзанна, вскакивая из-за тола.

— Но я же сказал по-английски, — невинно возразил ей Филипп.

— Больше я ни минуты не останусь в одной комнате с этим грязным крестьянином! — крикнула Сюзанна, переходя на французский, и выбежала из класса.

Филипп пожал плечами:

— Она думает, что я ниже ее.

— Прости, она нехорошо поступила.

— А вот ты никогда не думала, что я ниже тебя, — заметил Филипп. — Ты рисковала ради меня своей жизнью, хотя тогда даже не знала, кто я такой.

— С ней все по-другому, — объяснила Жаклин. — У Сюзанны не было возможности изменить те убеждения, с которыми она выросла. Всю свою жизнь она провела за стенами Шато-де-Ламбер или в доме Харрингтонов, и в ее глазах ты такой же, как те люди, которые арестовали и казнили ее отца и брата. Сюзанна относится к тебе так не только потому, что считает ниже себя, но и потому, что она тебя боится.

Филипп удивленно поднял глаза:

— Я ничего ей не сделал.

— Знаю. Но ты все равно пугаешь ее, независимо от твоего желания. А еще она ревнует тебя ко мне. Ты стал членом нашей семьи, и я провожу с тобой столько же времени, сколько с ней. Она не понимает, что от этого я не стала любить ее меньше.

— А вот Серафима меня не боится. — Филипп посмотрел на младшую сестру Жаклин, которая сидела за соседним столом и рисовала. Мальчику она казалась сказочной фарфоровой куклой. Он буквально обмирал, глядя на завитки светло-русых волос, пляшущих над воротником ее шелкового платья.

— Малышке только шесть лет, и она не успела заразиться предубеждениями и страхами, — пояснила Жаклин.

— Может быть, и так. — Филипп поднялся и подошел к Серафине, чтобы посмотреть на ее рисунок. — А может быть, я просто ей нравлюсь.

Он схватил мелок, который лежал у доски, и сделал вид, что проглотил его. Глаза Серафимы широко раскрылись от изумления. Тогда он взял еще мелок, потом другой, третий — все они один за другим исчезали у него во рту. Когда исчез последний мелок, Филипп зажал рот обеими руками и упал на пол.

Серафина слезла со стула и подошла к нему. Понимая, что это шутка, она попыталась выяснить, где находятся мелки. Заметив, что Филипп сжимает что-то в руке, она разжала его пальцы и достала сложенный вчетверо литок бумаги. Это был рисунок, на котором смешной котенок гонялся за бабочкой.

Девочка некоторое время смотрела на него, а затем вернулась на свое место, прижимая рисунок к груди.

Жаклин улыбнулась. Филипп постоянно смешил Серафину и дарил ей маленькие подарки. Пожалуй, это было единственное существо, с которым он подружился. Лаура постоянно заявляла в его присутствии, что у нее начали пропадать вещи, сэр Эдвард и леди Харрингтон тоже не были в восторге от «уличного мальчишки», как они его называли, считая, что его место на конюшне и он не должен показываться в доме; однако Жаклин даже слышать не желала об этом: она привезла Филиппа в Англию не для того, чтобы сделать из него слугу. За прошедшие четыре недели он достаточно выучил английский, чтобы суметь на нем объясниться, и усвоил несколько хороших манер, которые помогали ему чувствовать себя увереннее. Теперь Филипп одевался как юный джентльмен, и его легко можно было спутать с сыном какого-нибудь английского аристократа. Он обожал проводить время на конюшне и уже начал учиться ездить верхом. Жаклин оставалось только радоваться тому, что мальчик быстро приспосабливается к новой жизни.

Увы, она не могла сказать то же самое о себе. За прошедший месяц она не получила ни единой весточки от Армана и даже не знала, находится ли он в Англии или снова отправился во Францию. Жаклин несколько раз собиралась написать ему, но потом отказывалась от этой идеи. Она не находила слов, чтобы объясниться с ним. Лучше ей совсем забыть его и начать больше думать о своей жизни. Те остатки драгоценностей, которые она привезла с собой, могли обеспечить ее, сестер и Филиппа всего на год или два. Она планировала продать их и вложить деньги в какое-нибудь дело, но без совета Армана не могла решиться на такой важный шаг. С сэром Эдвардом советоваться было бесполезно, потому что он жил на унаследованный капитал и ничего не понимал в деловых вопросах. Сама она не была уверена даже в том, что сможет выгодно продать свои драгоценности. Пока Жаклин могла рассчитывать только на щедрость Харрингтонов и катастрофически уменьшающийся фонд, предназначенный для ее сестер.

— Мадемуазель, — услышала она голос дворецкого, — маркиз де Вире просит вашей аудиенции. Он ждет внизу.

— Спасибо, Кранфилд. Передайте ему, что я сейчас спущусь.

— Что еще за маркиз? — с подозрением спросил Филипп.

— Мой жених, — ответила Жаклин. — Это его месье Сент-Джеймс пытался спасти, когда попал в тюрьму.

— Ты хочешь сказать, что это тот самый маркиз, из-за которого Арман угодил в ловушку? — уточнил Филипп.

— Можно сказать и так. Ты побудешь с Серафиной до моего возвращения?

Мальчик кивнул. Жаклин вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице. Они не виделись с маркизом после ее возвращения, но все еще оставались официально помолвленными. С одной стороны, это давало Жаклин повод отказываться от всех приглашений, которыми завалила ее леди Харрингтон, с другой — у нее не было ни малейшего желания выходить за него замуж, о чем она твердо решила сообщить ему на этот раз. Так как денег у нее практически не было, Жаклин надеялась, что он не будет возражать и разорвет их помолвку.