Ради справедливости должна сразу сказать, что позже Ларка извинилась за то, что не успела предупредить меня о своих благих намерениях. В последнем обстоятельстве она, правда, обвинила не себя, а болтушку Ниночку, приставшую с благодарностями за подаренный ей Ларкой костюм. Услышав, что именно несет Лариска, я онемела по-настоящему.

— Эфроим, милый, извини… — Моя подружка была вторым и последним после Василия человеком в редакции, говорившим шефу «ты». Как ей удалось этого достичь, я не знаю, но должно быть, все тем же классическим методом личного обаяния, каким она добивалась в этой жизни всего остального. Ларка между тем, невинно улыбнувшись, продолжила: — Представляешь, у этой дурынды, — она показала на меня наманикюренным пальцем, — вчера завис компьютер, она всю ночь писала у меня… И в итоге забыла материал на моем диване…

Я икнула и подавилась неизвестно чем, поскольку даже слюна у меня во рту и та от изумления пересохла. Только в этот момент я наконец увидела, что в другой руке Лариска держит довольно толстую стопочку страниц.

На этом месте Эфроимчик пришел в себя, чего нельзя было сказать обо мне. Главный редактор назидательно вытянул нос и, посмотрев на меня с возмущением, изрек сентенцию.

— Рассеянность приличествует исключительно гениям! — сказал он таким тоном, что стало ясно: несмотря на интервью с Александриной, оказывается написанное-таки мной, к упомянутой редкой категории людей меня он по-прежнему не причисляет.

В святилище главного редактора повисла пауза. А я, по-видимому, все-таки пришла в себя, раз сообразила, что на сей раз заполнять ее следует мне. Я глупо хихикнула и преданно посмотрела на Каца. На этом моя фантазия по части актерского мастерства исчерпалась. А главный редактор, очевидно сочтя мое хихиканье подтверждением своей правоты относительно меня же, милостиво кивнул головой, отпуская наши души на покаяние…

Ларка, не доверяя больше моей проницательности, молниеносно положила на стол интервью и, взяв меня за руку, вывела вначале из кабинета шефа, а после и вовсе из редакционного особнячка, бросив на ходу Ниночке, что я себя неважно чувствую и нам необходимо проветриться… Вот тут моя подружка была точно права! По крайней мере, очень близка к истине: сказать, что я себя неважно чувствовала, — значило не сказать ничего! Я себя, если честно, не чувствовала вообще!.. Во всяком случае, мой язык вновь обрел способность шевелиться и воспроизводить осмысленные звуки лишь после того, как мы очутились в ближайшем скверике, на скамейке в его самом дальнем и тенистом уголке. Ни о каких киллерах, открывших на нас с Танькой сезон охоты, я в тот момент не думала — так же как и о строжайшем наказе Фрэда, проводившего меня утром на работу, носа из редакции раньше трех часов дня не высовывать.

В три он намеревался заявиться и отобедать в моем обществе в ближайшем кафе. Но кто ж знал, что на работе меня поджидает очередное потрясение, подготовленное лучшей подругой?!

Надо сказать, что вместе со способностью озвучивать мысли ко мне секундой раньше вернулась и способность эти самые мысли продуцировать. Особой тупостью я никогда не отличалась, во всяком случае до всей этой истории.

Откашлявшись, я повернулась и посмотрела на притихшую Ларку, которая, наоборот, изо всех сил старалась на меня не смотреть. А вместо этого внимательно пялилась на чахлую сирень, хиреющую у здешнего заборчика.

— С моим компьютером все в порядке, — заверила я Лариску. — И не вздумай меня уверять, что вчера в Александринином окне была не ты, что две лишние Варьки не являются родными сестрами моей псинки и что у нас с Танькой, двух набитых дур, групповая галлюцинация.

Я перевела дыхание и грозно уставилась на Ларку, продолжавшую пялиться куда угодно, только не на меня.

— Молчишь? — спросила я, поскольку, что говорить дальше, не знала: мои собственные догадки и размышления все еще казались мне чересчур смелыми и даже гениальными. Но поскольку Лариска продолжала молчать, я все-таки сделала попытку начать излагать их издалека. — Итак, — произнесла я голосом следователя или даже прокурора, — никакую свою дачу вы с Шурочкой в пятом классе не продавали…

— Тсс!.. — Ларка внезапно повернулась ко мне с умоляющим выражением на лице, приложив палец к губам и произнеся это свое «Тсс!» настолько неожиданно, что я вздрогнула и на самом деле умолкла. Я растерялась, потому что такого умоляющего выражения на лице красавицы Ларки за много лет нашей дружбы мне не доводилось видеть ни разу. — Пожалуйста, не так громко, — произнесла она сорвавшимся голосом. — Я тебе все расскажу, все… Я давно хотела, хотя это — тайна. Не моя тайна! Господи, да пойми ты… — На Ларкином лице отразилась настоящая мука. — Я расскажу, ты… ты вынудила меня. Шурочка, если узнает, не простит никогда.

Она как-то безнадежно махнула рукой, поднялась, отряхнула тщательно юбку, села обратно и действительно рассказала мне все… Во всяком случае, так я тогда думала.

Глава 12

Фрэд — спаситель

Фрэд оказался пунктуальным, как Биг-Бен, наблюдательным, как шпион, и выдержанным, как дипломат.

В редакции он объявился без одной секунды три, вызвав тщательно скрываемое оживление среди женской половины сотрудников. Проявилось оно у каждой из моих коллег по-разному. Ниночка, слегка приоткрыв рот, вначале уставилась на элегантного Фрэда, приодевшегося в серый костюм. Потом покраснела, как маков цвет, и опустила глазки, немедленно начав суетливо передвигать с места на место бланки объявлений на своем столе.

Любочка Вышинская, напротив, побледнела, потом сняла очки и тут же стала походить на больную крысу. Затем с подчеркнуто рассеянным видом оглядела моего телохранителя с ног до головы, после чего, придав своей физиономии выражение, свойственное (так она, видимо, полагала) рассеянным гениям-интеллектуалам, принялась что-то писать и чиркать на листочке бумаги.

Лариска оказалась из всех дам, как обычно, единственной обладательницей чувства собственного достоинства, а следовательно, и мозгов. Хмуро глянув на Федора Степановича, она с неподдельным безразличием отвела глаза и вернулась к своему нынешнему, прерванному появлением гостя, занятию — мрачному ничегонеделанию.

Спустя секунду дамочек постигло глубокое разочарование, поскольку Фрэд, отвесив общий поклон, прямиком двинулся к моему столу, на ходу интересуясь, готова ли я к обеденному выходу. Я поспешно вскочила и устремилась ему навстречу, проклиная себя за то, что не догадалась назначить своему телохранителю свидание на крыльце, не видном из окон редакции: ясное дело, не успеем мы с Фрэдом добраться до кафе, как мои бедные косточки будут перемыты до синевы — в первую очередь ядовитым Любкиным язычком… А я, между прочим, на этот счет особа весьма чувствительная, причем в самом прямом смысле слова: может быть, кому-нибудь и покажется забавным тот факт, что всякий раз, когда мою персону обсуждают в мое отсутствие, я непременно начинаю икать, но только не мне! Потому что в упомянутых обстоятельствах икота действительно нападает на меня, как бы далеко ни находилась я от сплетниц, неотвратимо и, что самое ужасное, практически неостановимо… А мы, если вы не забыли, направлялись с Фрэдом в кафе! Пообедать!

Что касается наблюдательности моего спутника и его выдержки, проявились они в том, как с первого взгляда он понял, что я плакала. А я действительно плакала в конце нашей с Ларкой доверительной беседы. От обиды, что у любимой подруги оказалась от меня такая серьезная тайна, которую она мне побоялась доверить… Можно подумать, я хотя бы раз в жизни ее подводила! Видит Бог — за долгие годы нашей тройной дружбы, с учетом того, что они с Танькой постоянно, а порой и злобно меня друг к другу ревновали, подвести могла по меньшей мере тысячу раз. И вот — награда за мою преданность и абсолютную надежность! Превратить меня заодно с Танькой в полную дуру!..

Словом, хотя я тщательно напудрилась, подкрасила ресницы и просидела в сквере до тех пор, пока слезы не исчезли целиком и полностью, Фрэд все равно заметил следы. Но заговорил на эту тему уже после того, как я в кафе, давясь и краснея от проклятой икоты, кое-как впихнула в себя гамбургер и стакан сока. Насчет икоты он, надо отдать ему должное, тоже сделал вид, что ничего особенного не происходит, чтобы меня не смутить окончательно. Стоит ли говорить, какой горячей симпатией я прониклась к своему телохранителю за его фантастическую выдержку?

Разговор по существу Фрэд начал, все по тем же дипломатическим принципам, за кофе.

— А теперь, Лизок, рассказывай, что еще у тебя стряслось, — вздохнул он с таким видом, что я сразу поняла: отвертеться от ответа будет непросто.

Я тоже вздохнула и, тихонечко икнув, стала держать паузу.

— Лиза, — повторил Фрэд настойчиво, — ну как ты не понимаешь? Чтобы действительно защитить тебя, я должен знать обо всем, что с тобой происходит…

— Это… ик!.. Не имеет никакого отношения к Вильке… Ик!.. — проговорила я.

— Защищать тебя ты сама попросила меня, — терпеливо пояснил он, — а из этого логично сделать вывод, что только я должен решать, что имеет отношение к моей задаче, а что — нет.

Проклятая логика! Она всегда действовала на меня завораживающе. Не помню, говорила я вам об этом или нет. Даже в университете сей загадочный предмет вызывал во мне священный трепет и подлинное восхищение. А поскольку сдать его осознанно хотя бы на жалкую тройку я была не в состоянии, то все логические задачки вместе с ответами мне приходилось заучивать наизусть.

— Но это не моя тайна, чужая… Ик!.. — сделала я последнюю слабую попытку.

— Лиза, — снова вздохнул Фрэд и посмотрел на меня, как на глупого, упрямого ребенка. — В твоих обстоятельствах, когда речь идет о жизни или смерти, никаких тайн, своих или чужих, от меня быть не должно. — И снова добавил: — Логично?

Чем и сломил меня окончательно.

— Ну ладно… — сдалась я и тут же прекратила икать: должно быть, Любочка Вышинская тоже отправилась на обед и таким образом отвлеклась от моей персоны.

— Помнишь, я тебе рассказывала, как мы с Танькой ездили в Куницыно к… к Александрине?

— …И именно тогда обнаружили за собой двойную слежку, — добавил он.

— Ну да… Ну и про то, что эта Александрина в городе считается чуть ли не единственной настоящей ведьмой, а ее дача оказалась Ларкиной бывшей дачей… Проданной Ларкой… то есть Шурочкой, ее сестрой, еще в пятом классе… Но на самом деле ни черта не проданной, а Александрина, оказывается, и есть эта самая Шурочка. Втайне от университета и преподавания в нем… Теперь ясно, почему ее ни одна клиентка не видела… Боится, что узнают.

Фрэд зажмурился и потряс своими кудрями.

— Стоп-стоп, Лизочка, пожалуйста, с этого места подробнее и не так быстро, — взмолился он. Но меня как раз с этого момента и понесло. Раз уж я все равно вынуждена заложить Ларку с Шурочкой со всеми их постыдными тайнами и сомнительными способами зарабатывания денег, так лучше сделать это как можно быстрее, желательно мгновенно.

— Ну как ты не понимаешь. Несообразительный какой! — осудила я своего телохранителя. — Шурочка — психолог, зарплата в университете у нее, как у всех преподавателей, смешная, а она не хочет, чтобы Ларка себе в чем-либо отказывала… Ну любит она ее очень, ясно?.. Вот и придумала всю эту хренотень с не видимой никому Александриной… Погадать ей, предварительно начитавшись всяких дурацких книжонок по магии, как психологу — раз плюнуть.

На этом месте я внезапно опять икнула, покраснела, а поскольку Фрэд сделал вид, что ничего не заметил, то продолжила.

— Ну а потом деньги ее испортили, тем более в тех количествах, в каких они вскоре начали поступать от всяких идиоток и дур… Ну а когда Ларка повзрослела, — упавшим голосом скомкала я концовку своей душещипательной истории, — то стала помогать Шуркиной славе. Все!

— Каким образом она стала ей помогать? — задал Фрэд наводящий вопрос.

— Каким, каким… — уныло вякнула я, поскольку об этом мне как раз и хотелось говорить меньше всего. Способ, которым пользовались сестрички, не слишком хорошо характеризовал мою любимую подругу, а откуда было Фрэду знать, что на самом деле Ларка совсем не такая, что она гораздо лучше и благороднее, чем можно подумать, узнав про ее деятельность…

— Так каким? — Его настойчивость начала меня раздражать.

— Обыкновенным! — рявкнула я. — Клиентов к ней заманивала таких, о которых знала все: в чем проблема, и вообще… Собирала о них вначале сведения, пока те, записанные в очередь к Шурке, ждали неделями приема… Не такой уж большой у нас город, чтобы это стало немыслимой задачей, тем более для вхожего почти в каждый дом журналюги… Ларка, в отличие от меня, действительно профессионал и подрабатывает понемножку в нормальных газетах…