Майк Гейл - Ужин вдвоём

В чем же тут дело? Во множестве причин. Во-первых, предыдущее поколение, достигнув сорока, отвергло путь благородной старости в окружении деревьев и детишек, взращенных своими руками, и предпочло попусту тратить силы, цепляясь за уходящую молодость. Эти убежденные холостяки, разведенные бездетные живчики, порхающие от одной женщины к другой, ведут себя словно двадцатилетние. Это не только противоестественно, но и печально. Большинство немолодых мужчин, которых я знаю, имеют семью и дорожат ею. Страшно представить, что в один прекрасный день партнер может тебя покинуть — и тогда тебе только и останется, что воскрешать свою юность. Теперь нам мало найти мисс Совершенство — надо еще и удержать ее при себе. Иначе остаток жизни придется провести в кожаных штанах, за рулем спортивной машины и в обнимку с разбитными девицами, которые тебе в дочери годятся. Теоретически — почему бы и нет? Но на практике это выглядит отвратно.

Во-вторых, в наше время, когда женщины завели моду еженедельно посещать психоаналитиков, а также ходить на йогу и тай-ци, мужчины стараются не отставать от своих подруг. Женщинам хочется поплакаться в жилетку о сложностях своей жизни — а мы чем хуже? Или наша жизнь недостаточно сложна? И вот мы начинаем переживать. Переживаем о своем лишнем весе, переживаем о своей личной жизни, переживаем о том, что столько переживаем. А стареющие женщины тем временем наслаждаются жизнью. Специально для них создан термин «вторая молодость»: они порхают по вечеринкам и курортам, с легкостью необыкновенной начинают бракоразводные процессы и, в довершение всего, достигают пика сексуальности в тот самый момент, когда средний мужчина с этого пика медленно, но верно сползает.

Но больше всего старость пугает меня утратой возможностей. Страшно подумать, сколько радостей жизни уже стали для меня недоступны! Бегая трусцой со своим приятелем Ли, я теперь плетусь позади, хотя еще пару лет назад без труда его обгонял. Он малый неспортивный, зато ему всего двадцать пять. Я не могу больше веселиться всю ночь напролет (не так давно заснул в шикарном клубе, пока вокруг отплясывали девицы в меховых бюстгальтерах, а было всего десять минут первого). Не могу больше всю ночь напролет заниматься любовью. (Слава богу, мы с женой так устаем на работе, что эта проблема нас не особо волнует.)

Конечно, жизнь не прекращается оттого, что ты становишься старше. И пока еще я не собираюсь менять кроссовки «Эйр Макс» на пару шлепанцев. Но больше всего меня (как, подозреваю, и всех прочих мужчин) страшат перемены. Медленные, постепенные, но неотвратимые. Однако без перемен нет жизни. Можно сопротивляться им — и проиграть; можно принять их как должное — и продолжить путь. У старения, как у всего на свете, две стороны: часть меня страдает от необходимости расстаться с любимой парой «Найк», а другая часть тайно приветствует переход в страну Зрелости.

(Март — июнь 2001 года)

Мы с Николой возвращаемся в Вуд-Грин. Иззи думает, что я езжу по автомобильным магазинам — нашему «Мерседесу» надо сменить переднюю фару. Никола не столь даровита в изобретении алиби: у нее весенние каникулы, и она отпросилась у матери погулять с подругами по городу. Весь день мы бесцельно колесили по Лондону, потому что Николе так хотелось, а я счастлив делать все, что она захочет. Идет дождь, поэтому мы подняли верх и без помех наслаждаемся музыкой. Мы даже обнаружили в своих вкусах кое-что общее: Никола принесла альбом «Лекарство» группы «Basement Jaxx», который я никогда раньше не слушал, потому что не терплю танцевальной музыки — однако он оказался очень ничего, особенно заглавная песня.

За прошедший месяц жизнь у нас немного наладилась. Мы с Иззи стараемся как можно больше времени проводить вместе. Вот и сегодня, забросив Николу домой, я вернусь к себе, переоденусь и отправлюсь вместе с Иззи ужинать в город. Она заказала столик в новом ресторане на Найтсбридж, где, говорят, заказы делаются за три месяца вперед. Впервые Иззи использовала свое положение в журнале.

Мы останавливаемся у светофора, и вдруг Никола выключает проигрыватель на середине песни.

— Эй, я вообще-то слушал, — говорю я недоуменно.

— Извини, — говорит она. — Мне надо кое о чем спросить. Помнишь, я тебе рассказывала про мальчика из школы, который мне нравится?

— Брендана?

— Сегодня я иду на вечеринку. И он там будет. А я… в общем, сегодня я хочу с ним поцеловаться.

— Поцеловаться?

Она кивает.

— Только вот не знаю, нужна ли ему девушка. Вокруг него много девчонок крутится, но постоянной подружки у него нет.

Хм. Я бы предпочел, чтобы Никола и дальше мечтала о нем издалека. Знавал я в школе парней вроде этого Брендана. По совести сказать, и сам таким был.

— Ты уверена, что он настолько тебе нравится? — спрашиваю я.

— Да. Конечно!

— Тогда что значит «не знаю, нужна ли ему девушка»?

Она пожимает плечами.

— Ну я ведь правда не знаю.

— Ты же этого хочешь? Стать его девушкой?

— Ну да.

— А сама готова согласиться на какой-то случайный поцелуй?

— Потому что хочу с ним поцеловаться.

Красный огонь светофора сменяется зеленым, и я решаю попробовать иную тактику.

— Он вообще часто целуется с девочками, этот Брендан?

— Я говорю, у него от девчонок отбою нет. Он уже с целой кучей девчонок гулял, только недолго.

Это все, что мне нужно знать.

— Знаешь, — говорю я ей, — не думаю, что этот Брендан тебе подходит.

— Это еще почему?

— Ты заслуживаешь лучшего.

— Лучшего, чем что?

— Лучшего, чем случайные обжимания в углу с пятнадцатилетним охламоном, которому ты совершенно не нужна. Никола, ты самая красивая девочка в школе… то есть не знаю, но держу пари, что так и есть… и заслуживаешь самого лучшего!

— Не нужен мне никакой «лучший», — мрачно отвечает Никола. — Мне нужен Брендан. Никола надувается; я, как ни стыдно признаться, тоже. Смотрю только на дорогу, глубоко вздыхаю и наконец включаю «Радио 4», которое Никола терпеть не может. До обычного места прощания — в двух кварталах от ее дома — мы доезжаем молча.

— Ладно, я пошла, — говорит она, взяв свой рюкзачок и открывая дверь.

Мне вдруг становится стыдно.

— Никола, не уходи так!

— Как это «так»?

— Ты на меня злишься. Только за то, что я сказал что-то, с чем ты несогласна.

— Потому что мне Брендан нравится!

— Знаю, милая. Я просто говорю, что парни… ну, знаешь, они иногда ведут себя как сущие свиньи. Не все, разумеется, но некоторые… гм… одним словом, береги себя. И не доверяй им. Пойми, я все это говорю только потому, что хочу для тебя самого лучшего. Я горжусь тобой, маленькая… и мне с тобой хорошо. А это очень важно.

— Мне тоже с тобой хорошо… иногда, — ворчит Никола, не желая сдаваться.

— Так что, мир?

— Мир. — Она поднимает глаза. — Ладно, я правда лучше пойду. Вечером позвоню тебе и расскажу, как все прошло, ладно?

— Ладно.

— До свидания.

— Да, — отвечаю я. — До скорого свидания. Знаешь, я тебя люблю.

Последние слова вырываются как-то сами собой, и вдруг оказывается, что признаваться в любви Николе так же естественно, как и Иззи.

— Я тебя тоже люблю, — широко улыбается она и выпрыгивает из машины.

Я смотрю, как она бежит по тротуару и скрывается за углом, а в следующий миг звонит телефон.

— Привет, Дейв, это я.

Иззи.

— Что такое?

— Плохие новости. Боюсь, поужинать в ресторане нам сегодня не удастся.

— Почему?

— У Стеллы большие неприятности. Она совсем расклеилась. Насколько я поняла, у них с Ли все кончено.

И Иззи рассказывает, что Стелла провела весь сегодняшний день в спорах с Ли о том, идти в кино или нет. Ли хотел пойти, а Стелла — остаться дома. В конце концов она сказала: «Почему бы тебе одному не сходить, если так хочется?» Он ответил, что так и сделает. Тогда Стелла предложила ему собирать вещички, если уж ему так не терпится от нее сбежать. Что Ли и исполнил немедленно. Теперь Стелла бьется в истерике, а Иззи спешит к ней на помощь.

— Прости, милый, — говорит Иззи. — Обещаю искупить свою вину.

— Да какая вина, о чем ты? — отвечаю я. — Все нормально. Кому как не сотруднику «Крутой девчонки» знать, как важны в нашей жизни утешения и добрые советы?

Она смеется.

— Дейв, ты можешь сходить куда-нибудь один. Хорошо провести время. Не хочу, чтобы из-за меня ты в четверг вечером тосковал дома.

— Не беспокойся, я тосковать не буду.

— А чем же займешься?

— Тем же, чем занимался, пока не встретил тебя.

— Это чем же? Есть консервы, пялиться в телевизор и шляться по клубам с кошмарными девицами?

— Не-а, — отвечаю я. — Буду слушать музыку. На полной громкости!

Уже почти полночь. Я сижу в гостиной и — никогда прежде на это не отваживался — проигрываю трек за треком любимые диски на громкости, вполне способной обеспокоить соседей. Вокруг меня разбросаны в беспорядке компакт-диски и пустые коробки; сам себе слушатель и сам себе безумный ди-джей, я готов слушать музыку всю ночь напролет. «Пятьдесят костюмов» группы «Animals That Swim» закончены; теперь я собираюсь поставить «Семь комнат печали» «Four Tops» — для контраста, а за этим альбомом — «Каждый день» Энджи Стоун и, может быть, «Щепку» от «Nirvana»… И в этот миг звонит телефон. Сначала я не хочу брать трубку: но, может быть, это Иззи.

— Это Дейв Хардинг?

Голос тонкий, девичий. Но не Никола.

— Кто это?

— Вы меня не знаете. Меня зовут Кейша, я подруга Николы…

Я вскакиваю.

— Что?! Она же должна быть с тобой на вечеринке! Где она? С ней что-то случилось? Наступает долгое молчание. На заднем плане слышится грохот музыки. К горлу у меня подступает тошнота.

— Н-не совсем…

— Что значит «не совсем»? Что-то случилось на вечеринке? Где она сейчас?

— Да нет. Мы и сейчас здесь. Дело в том…

— В чем? — рявкаю я, теряя терпение.

— Понимаете… Никола напилась. — Тут Кейша начинает всхлипывать. — Она очень много выпила, и теперь ее все время рвет, и она не хочет звонить своей маме, а я не могу звонить своей, потому что, если мама и папа узнают, что мы пили, они меня просто убьют… — Она уже плачет навзрыд. — И она попросила меня позвонить вам.

— Но с ней ничего плохого не случилось? Она в безопасности?

— Да нет, все н-н-нормально, — горько рыдая, отвечает Кейша.

— А почему она не хочет звонить маме?

Долгая пауза.

— Ее мама не знает, что она здесь. Я своей тоже не сказала. Никола соврала, что будет ночевать у меня, а я — что буду ночевать у нее, и если родители узнают, у нас будут большие неприятности.

— Скажи Николе, я сейчас приеду, — вздыхаю я.

— Мистер Хардинг, вы не расскажете нашим родителям?

Страх в ее голосе напоминает мне собственную юность, собственное мелкое вранье и ужас перед разоблачением. Мне становится ее жаль.

— Нет, — мягко отвечаю я. — Скажи мне адрес, и я все улажу.

Дав отбой, я оглядываюсь кругом. Вечеринка для одного окончена. Секунду поразмыслив, набираю номер Фрэн.

— Алло!

Мужской голос. Должно быть, это и есть легендарный Линден.

— Здравствуйте, можно попросить Фрэн?

— А кто это?

— Пожалуйста, скажите ей, что это Дейв с ее работы. У меня срочное дело.

В трубке слышится невнятное ворчание Линдена; через несколько секунд Фрэн берет трубку.

— Дейв, уже полночь, — говорит она. — Ты где?

— Дома. А ты где?

— У Линдена в Тафнелл-парке. Ну вот вы с ним и познакомились. Как он тебе? Настоящая свинья, правда?

— Послушай, у меня срочное дело. Нужна твоя помощь. — И я пересказываю ей историю Кейши. — Не могла бы ты поехать со мной и устроить девочек к себе? На одну ночь. Понимаю, это наглость с моей стороны, но…

— Прекрати, Дейв, — прерывает она. — Разумеется, я тебе помогу. И о ней не беспокойся, с ней все будет в порядке. Помню, как я в четырнадцать лет выпила стакан джина — ох, как меня рвало! С тех пор я к джину не прикасаюсь. Но, думаю, нам лучше поторопиться: как бы с ней чего не приключилось, пока она в таком состоянии. Вызови такси, забери меня из Тафнелл-парка, и мы все уладим.