– Да, да, конечно, – сказал он.

– Я хотела бы пожелать тебе bonne chance[28], – продолжала она, протягивая ему руку. – Я не вижу необходимости в подобных сражениях, но не могу не быть благодарна тебе за то, что ты… действовал, как мой защитник.

– Это ерунда, вопрос…

– Чести. Да, я знаю, но все равно с тобой будут моя признательность и молитвы о твоей безопасности.

Он склонился к ее руке, обеспокоенно улыбаясь.

– Я не мог бы просить большего.

Когда он ушел, она закрыла за ним дверь и на мгновение прислонилась к ней лбом, устало вздохнув. Затем она выпрямилась и подошла к лампе, чтобы задуть ее. Когда свет уже гас, она заметила, что край муслиновой шторы зажат между створками балконных дверей, выходящих на улицу. Снова зажигать лампу показалось ей лишним трудом, и она уверенно прошла в темноте к дверям, чтобы открыть их и освободить край шторы. Уже сделав это, она поняла, что в результате всех хождений из дома на галерею и обратно в этот день ставни на дверях остались незакрытыми на ночь. Она, наклонившись, ухватилась за створку и потянула к себе, а затем остановилась, чтобы вдохнуть глоток свежего ночного воздуха.

Ее внимание было привлечено каким-то движением на противоположной стороне улицы. Мужчина, стоявший в тени под балконом дома напротив, быстро отошел к дверям и скрылся в тени навеса над крыльцом. В это же время послышались шаги Муррея, который вышел из арки их дома, находившейся прямо под тем местом, где стояла Аня, и пошел по тротуару под балконом. Можно было бы взять экипаж, но он явно предпочитал пройтись пешком.

Мужчина, наблюдавший за ним, выждал несколько секунд, пока Муррей почти дошел до перекрестка, а затем вышел из-под навеса. Держась в тени на противоположной стороне улицы, он отправился вслед за Муррем. Он не сделал никакой попытки догнать его, а наоборот, старался держаться на одинаковом расстоянии от него.

Нахмурившись, Аня смотрела, как мужчины друг за другом удаляются по улице. Ее первая мысль была о том, что это какой-то хулиган, случайно забредший в эту респектабельную часть города, но она тут же отмела ее. То, как двигался мужчина, шедший за Мурреем, его рост и осанка показались ей знакомыми. Это было совершенно бессмысленно, и все же она могла бы поклясться, что это Эмиль Жиро.

У нее разыгралось воображение, сказала она себе, не иначе. Какая могла быть у Эмиля причина преследовать Муррея? И все же она вышла на галерею, чтобы еще раз проводить взглядом удалявшихся мужчин.

Мудеей подошел к перекрестку и пересек его. Другой мужчина сделал то же самое через мгновение, пройдя под висящим на углу газовым фонарем. Это был Эмиль.

Аня постояла еще секунду. Во всем была виновата она, сказала Селестина, в этой дуэли и во вражде, возникшей между двумя молодыми людьми. Если это хотя бы отчасти было правдой…

Она резко повернулась и вошла в дом, закрыла ставни и двери, и вышла быстрыми шагами, из комнаты. Она уже стояла у себя в спальне, положив руку на дверцу платяного шкафа, когда ей в голову пришла отличная идея. Развернувшись, она обошла комнату Селестины, откуда все еще доносился шум голосов, вернулась в салон и оттуда прошла в спальню мадам Розы. Из шкафа своей мачехи она достала черный вдовий плащ и такую же шляпку.

Выйдя из дома и остановившись на тротуаре, она надела этот позаимствованный наряд. Темный плащ был просторным и слегка коротковатым, но он прекрасно скрывал ее и был практически невидимым в темноте. Шляпка же не только закрывала лицо с боков, но и имела длинную густую вуаль, которая служила дополнительной защитой от любопытных глаз. Чувствуя себя такой же неузнаваемой, как под карнавальной маской в день Марди Гра, Аня отправилась за двумя мужчинами.

Она двигалась так быстро, как только могла, и отважилась даже пробежать первый квартал, поскольку уже никого не было видно – ни тех, кого она хотела преследовать, ни запоздалых гуляк и весельчаков. Она боялась, что пара, которая была ей нужна, свернула куда-нибудь, и поэтому заглядывала во все переулки, но нигде не видела их! Ей не потребовалось много времени, чтобы переодеться и выйти из дома, но когда кто-нибудь удаляется от тебя по прямой, несколько минут могут иметь большое значение. Она начала спрашивать себя, где они могли остановиться, в какой из домов мог войти Муррей, возможно, для того, чтобы поговорить с одним из своих друзей и попросить его стать секундантом на предстоящей дуэли, когда внезапно она увидела впереди Эмиля. Через мгновение она увидела и цилиндр Муррея. Он как раз в этот момент прокладывал себе путь сквозь шумную группу женщин, одетых в костюмы клоунов, все еще находясь на той же стороне улицы, что и Аня.

Она тут же замедлила шаг, стараясь держаться в темноте и довольно неловко подражая в этом Эмилю. Перед ними находилось ярко освещенное здание, а соседние с ним улицы были уставлены рядами экипажей. Еще через несколько метров стало очевидно, что именно сюда направлялся жених Селестины. Это был «Сент-Луис отель».

В Новом Орлеане было два особенно изысканных отеля. Один из них назывался «Сент-Чарльз отель» и находился на улице с тем же названием. Он находился под опекой англичан и американцев и считался цитаделью американцев. Второй – «Сент-Луис отель» – стоял на углу Ройял-стрит и Сент-Луис-стрит, и в нем останавливались креольские плантаторы со своими семьями, когда они приезжали в город, а также большинство бизнесменов из Франции. Оба эти отеля были роскошными, комфортабельными и исключительно элегантными заведениями. В обоих были великолепные бальные залы, гостиные, бары, отдельные столовые для мужчин и женщин и целый ряд прилегающих магазинов. В «Сент-Луис отеле» в дополнение к этому была еще и ротонда под открытым небом, которая, как говорили, была самой прекрасной во всей Америке. Каждый день с полудня до трех часов на этом огромном открытом пространстве проводилось одновременно до дюжины аукционов, на которых продавалось все: от хлопка, табака и сахарного тростника до целых партий модных товаров, таких как женские шляпки; от собственности и домашней утвари разорившихся плантаторов до самых лучших рабов.

Главный вход в ротонду выходил на Сент-Луис-стрит и на ведущую непосредственно к Канал-стрит Эксчейндж-элли, а двери, ведущие в холл отеля, выходили на Ройял-стрит. Мур-рей направлялся к входу с Ройял-стрит. Он прошел под газовыми фонарями, освещавшими длинный ряд сводчатых окон, которые украшали нижний этаж отеля, и свернул под портик, поддерживаемый четырьмя огромными колоннами с каннелюрами.

Аня увидела, как Эмиль быстро пересек улицу и в свою очередь вошел в отель, с присущей ему беззаботностью помахивая тростью, так что ее серебряный набалдашник поблескивал в свете фонарей. Она с минуту постояла на месте, прикусив нижнюю губу, а затем, опустив на лицо вуаль серо-черной шляпки, направилась за ним.

Она вошла внутрь как раз вовремя, чтобы заметить, как Эмиль поднимается по огромной изогнутой лестнице, которая вела к публичным заведениям, расположенным на втором этаже, а оттуда наверх к комнатам. Слегка наклонив голову, она пересекла вестибюль и тоже стала подниматься по лестнице, проводя кончиками пальцев по ореховым перилам. Она шла, не поднимая головы и сосредоточившись на резных столбиках перил, так, чтобы поля шляпки скрыли от него ее лицо, если он случайно обернется.

Не дойдя нескольких ступенек до площадки, она увидела, что Эмиль стоит перед гравированными стеклянными дверями бара. Было слишком поздно возвращаться назад, так как он уже увидел ее. Однако взгляд его был беглым, без малейшего признака узнавания. Все же было вероятно, что он обратит на нее внимание, если она остановится, и поэтому она продолжала медленно двигаться.

Приближаясь к нему, она затаила дыхание, каждую секунду ожидая, что он внезапно с удивлением узнает ее. Но этого не произошло. Он даже не взглянул на нее, настолько был сосредоточен на том, кого преследовал сам. Она уже почти подошла к нему, как он вошел в бар и направился куда-то в сторону. Проходя мимо дверей, Аня бросила взгляд на заполненную людьми комнату, но не увидела там Муррея.

Дамы в бары не допускались. Но желание узнать, что происходит внутри, почему Эмиль следит за Мурреем, было настолько велико, что Аня уже почти решила отбросить все приличия и запреты. Она была уверена, что ее выпроводят оттуда, но надеялась, что у нее все же будет шанс осмотреться по сторонам и увидеть что-нибудь, прежде чем это случится.

Проблема была в том, что она привлечет к себе внимание. Она не хотела этого не столько из-за приличий, сколько из боязни нарушить естественный ход тех странных событий, свидетелем которых она стала, а также из нежелания показаться смешной, если ее застанут за тем, как она шпионит за двумя молодыми людьми, столь близкими ее семье. Она заставила себя удовлетвориться еще одним медленным проходом перед стеклянными дверями.

Щебечущие голоса нарушили ее погруженность в собственные мысли. Они принадлежали трем женщинам, вышедшим из столовой для женщин и приглашенных ими гостей. Это были женщины среднего возраста, с седеющими волосами и пухлыми пальцами, унизанными кольцами, одетые в бальные платья и с драгоценностями на шеях и запястьях, как будто они только что пришли с какого-нибудь bal de societe[29] . Подойдя к двери бара, они остановились, и одна из них сделала повелительный жест рукой, повернувшись к стеклянным дверям. Из комментариев, которыми они обменялись, было ясно, что они бы уже направились домой, если бы могли оторвать своих мужей от напитков. У них было хорошее настроение, но все же они ожидали своих мужей слегка нетерпеливо.

Аня встала за их спинами и попыталась заглянуть. Она сделала шаг влево, потом вправо. Вот и Муррей стоит у стойки бара рядом с еще одним мужчиной, который выглядит американцем. Мужчины разговаривали, наклонив головы друг к другу, как будто бы не хотели, чтобы их кто-нибудь услышал. Однако Аня увидела, как другой американец полез рукой в карман и вытащил оттуда кошелек. Он подозвал к себе помощника официанта, убиравшего грязную посуду, – мрачного молодого человека с гладкими светлыми волосами и изрытым оспой лицом. Американец что-то сказал ему, а затем дал монету. Светловолосый молодой человек взял ее, а затем направился к двери черного хода, снимая на ходу передник, достававший ему до щиколоток. Затем американец вытащил из кошелька еще одну монету и бросил ее на стойку бара. Они с Мурреем стоя поговорили еще несколько минут, а затем вместе направились к двери.

Между Аней и двумя мужчинами было несколько столиков и достаточно много людей. Она прикинула расстояние до дамской столовой и расстояние до лестницы и выбрала лестницу. Не обращая внимания на взгляды трех леди, ожидавших своих мужей, она скорее торопливо, чем с достоинством направилась к лестнице и спустилась по ней до первого поворота.

Потом она замедлила шаг, хотя все же продолжала двигаться достаточно быстро. Обогнув одну из больших круглых стоек перил внизу лестницы, она спустилась еще на несколько ступенек и вошла в дверь, которая вела к ротонде. Там она замерла, прислушиваясь.

Лицо мужчины, разговаривавшего с Мурреем, показалось ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, где его видела. Она была уверена, что не видела его в последнее время и в том, что он не был из числа друзей Муррея, которых она иногда встречала на различных общественных мероприятиях.

Это было странно: обычно мужчины выбирают в секунданты своих друзей, так как они скорее всего позаботятся об их интересах в том, что касается дуэли. Возможно, этот мужчина был хирургом, которого предпочитали американцы? Присутствие хирурга на месте дуэли было необходимо.

Раздался звук шагов двух мужчин, спускающихся по мраморным ступенькам, а затем выходящих через главный вход отеля. Аня с нетерпением ожидала Эмиля. Секунды шли. Что он делал? Она уже вышла оттуда, где пряталась, поставила ногу на ступеньку небольшой лестницы, ведущей в вестибюль, когда услышала, как он торопливо спускается по главной лестнице. Подавив безумное желание расхохотаться, она скрылась и подождала, пока он тоже не вышел из дверей отеля, распахнутых двумя подобострастными швейцарами. Как только он скрылся из виду, она последовала за ним.

Было уже поздно. Большинство балов закончились, и люди уже направлялись по домам. Даже шумные ватаги подонков вроде женщин из борделей и их грубых клиентов разошлись по своим привычным притонам. Время от времени встречались группки пьяных мужчин. Иногда по улице проезжал сияющий экипаж с ливрейным кучером, а иногда скакал верхом на лошади мужчина, небрежно накинув плащ поверх измятого костюма, направляясь домой. Мусор и отбросы усеивали улицу. То тут, то там можно было увидеть мужчину или женщину в лохмотьях, которые рылись в отбросах. Никто не приставал к Ане, никто, казалось, ее даже не видел. Вид вдовы был настолько привычным и уважаемым в Новом Орлеане, что она была почти невидима.