Лора Вальден - В долине горячих источников

Я должен тебе кое в чем признаться и молюсь, чтобы ты мог простить меня. Та девушка-маори не случайно сбежала, никому ничего не сказав. Все это была исключительно моя вина. Я предложил ей деньги, чтобы она оставила тебя в покое. Я грубо попытался убедить ее в том, что брак между туземкой и белым обречен на неудачу и что вы оба будете несчастны. И еще я сказал ей, что однажды ты возненавидишь ее, поскольку пошел на этот брак, повинуясь чувствам, а не рассудку.

Ничего не видя от слез, Дункан отложил в сторону письмо и закрыл лицо руками. Это все объясняет. Но что теперь делать? Не опоздал ли Алан со своим откровением? Он не вправе бросить Клару. Она не заслужила такого отношения. Он должен сдержать свое обещание. Иначе он никогда не сможет смотреть на себя в зеркало с чистой совестью. Он сегодня же попросит у доктора Макмеррея руки его дочери.

Настроение у Гордона было плохое. Поясница болела уже несколько дней, и он совершенно не понимал, почему женщины решили ехать к гейзеру в такую плохую погоду. Сильный ветер, непрекращающиеся ливни…

«Семейная поездка к Похуту зимой! Какая дурацкая идея!» — сердито сопя, думал он, когда усаживал тещу в карету и старался как можно бережнее обходиться с ней. В конце концов, она уже какое-то время ведет себя просто идеально по отношению к Аннабель. Мать и дочь стали почти неразлучны.

Марианна была весела, а Аннабель сидела в карете, мучаясь из-за боли в животе.

Не хватало только Пайки.

В этот момент к отелю подошел древний маори. Хотя его покрытое татуировками лицо было испещрено морщинами, а на голове не осталось ни одной волосинки, походка у него была ровной и гордой.

Гордон удивленно оглянулся на Аннабель и Марианну.

— Вы знаете, что ему нужно у нас?

Обе покачали головами и с любопытством стали наблюдать за происходящим.

Вскоре в дверях показались Пайка и Анару. Увидев старика, девушка испуганно схватилась за руку Анару. Вождь, которого она так боялась, спокойно обратился к Анару. Пайка его не понимала. Так бывало и прежде. Но Анару внимательно выслушал его, а затем передал его слова Пайке.

— Ему нужно срочно поговорить с тобой!

— Сейчас? — спросила девушка, бросив взгляд на карету.

Марианна уже делала знаки, что ей пора наконец садиться в карету.

— Да, сейчас! Он проделал путь от Тауранга сюда только ради тебя. Он хочет сообщить тебе кое-что, прежде чем уйдет к предкам.

Пайка переводила взгляд с вождя на Анару и обратно. Дядя смотрел на нее умоляюще.

— Хорошо, я только быстро объясню остальным, в чем дело, — сказала девушка.

Вздохнув, она направилась к карете.

— Мне ужасно жаль! — извиняющимся тоном произнесла Пайка. — Вождь хочет сказать мне что-то важное. И дядя говорит, что я не должна заставлять его ждать.

— Какая разница, что говорит твой дядя! — сердито зашипела Марианна. — Мы так долго мечтали об этой поездке с тобой. Если ты не поедешь с нами, мы вообще все отложим!

— Вот именно. Поговори со стариком спокойно. Поехать к Похуту мы можем и завтра. Может быть, нам повезет с погодой и будет солнце, — произнесла Аннабель.

— Пайка, иди, а мы поедем! — произнес Гордон и обернулся к Аннабель и Марианне: — Вы двое совсем спятили, что ли? Сначала прожужжали мне все уши о том, как вам сегодня срочно хочется поехать к Похуту. Вам все равно, что у меня болит поясница. Вам неважно, что идет дождь. Нет, вы не успокаиваетесь. Я тащу мать от постели в карету, а теперь оказывается, что все было напрасно? Только чтобы завтра я мог все это проделать еще раз? Нет, раньше надо было думать! — Голос его дрожал от гнева.

И не успели женщины оправиться от того, что Гордон разговаривает с ними таким тоном, как экипаж тронулся с места.

Пайка помахала им вслед рукой.

Они пригласили старика в дом, но тот сказал, что хочет разговаривать с ними на природе, и указал на берег озера.

Приблизившись к воде, вождь пригласил их присесть на песок вместе с ним. Казалось, его не пугал холод. Пайка подняла воротник пальто. Вождь пристально глядел на девушку. Ей стало совсем не по себе. Старик уже не внушал ей такого страха, как прежде, однако она напряженно ждала, задаваясь вопросом, что он хочет ей сообщить. Впрочем, в глубине души она догадывалась, о чем пойдет речь. Наверняка он собирался рассказать о том, что пыталась открыть ей мать на смертном одре.

Вождь заговорил мелодичным речитативом, обращаясь к Анару и отчаянно жестикулируя. «Мере» — услышала Пайка несколько раз. «Мере». А еще — «пакеха, пакеха!». Это же были и последние слова ее матери.

Пайка наблюдала за мимикой дяди, надеясь понять, хорошие это новости или плохие. Внезапно лицо Анару омрачилось.

Закончив свою речь, вождь пристально поглядел на Пайку. Во взгляде его читались доброта и любовь.

— Что он сказал, дядя Анару? — прошептала потрясенная Пайка.

Анару глубоко вздохнул, а затем произнес:

— Пайка, вождь скоро уйдет к предкам, но прежде он хотел открыть тайну, которая тяготит его душу. Речь идет о твоем истинном происхождении. Когда твоя мать Мере пришла в его деревню, она сказала, что ты — ее ребенок. Сказала, что твой отец — пакеха. Это объясняло светлую кожу и мелкие черты лица. Черные кудрявые волосы — от нее. Но вождь не поверил ей, поскольку мать Мере когда-то призналась женщинам, что у ее дочери не может быть детей. В конце концов Мере призналась старейшине, что в ночь ужасного извержения вулкана Таравера она нашла на берегу озера в Те-Вайроа маленькую девочку. Никто не знает, пережили ли ее родители стихийное бедствие…

Он помолчал, но Пайка бесцветным голосом произнесла:

— Дальше!

— Когда ты подросла и старейшины племени окончательно убедились в том, что ты не одна из них, вождь потребовал, чтобы Мере поехала в Роторуа и выяснила, не пропал ли у кого-нибудь ребенок. Но Мере отказалась и бежала с мужчиной на север. Это был Золтан Градич, твой отчим.

Пайка смотрела в землю, по спине бежали мурашки.

— Значит, я могла без проблем выходить замуж за Дункана! — истерично расхохоталась она.

Старик что-то бормотал, пытаясь успокоить девушку, но у Пайки не было сил унять волнение. Может быть, поэтому она и не захотела жить с семьей Мааки в Охинемуту? Может быть, поэтому ее тянуло к Паркерам? Потому что она была одной из них? Пакеха!

Анару Рангити встревоженно поглядел на нее.

— Пайка, мне очень жаль, но я ничего не подозревал. Поверь мне. Даже в деревне об этом знали лишь немногие старики, так сказал мне вождь. Но он не хотел умирать, не поведав тебе правду.

Теперь вождь встал легко, словно ласка, и попрощался, сказав, что ему пора возвращаться в Тауранга, поскольку он хочет, чтобы его похоронили в освященном месте его предков.

Пайка поблагодарила маори, стараясь сдержать слезы. Когда старик исчез за береговым уступом, она вздохнула и уже спокойнее повторила:

— Теперь мы с Дунканом можем пожениться, и никто никогда не будет говорить о детях-маори, которые родятся у нас, не будут осыпать нас насмешками и… Ах, дядя Анару… — Она оборвала себя на полуслове и с ужасом обернулась к нему: — Ты ведь останешься моим дядей, правда?

Он кивнул и пробормотал:

— Ну, твоим дядей вряд ли, но…

— Что ты хочешь сказать? И почему ты так странно на меня смотришь? Если остались еще какие-то тайны, то, пожалуйста, скажи мне сейчас же!

— А тебе разве никто не сказал? — удивился мужчина.

— Что?

Анару откашлялся.

— Любовью всей моей жизни была белая девушка. Но однажды она заявила мне, что выйдет замуж за богатого пакеха. Для меня это было как гром среди ясного неба. Все эти годы я думал, что она не любила меня. А сегодня я понимаю, что ей просто не хватило мужества растить ребенка, которого она носила под сердцем, как маори. Она нашла себе пакеха на роль отца и заставила того думать, что ребенок — его сын.

Пайка в недоумении смотрела на него.

— Значит, Дункан…

— Да, мой сын!

Дункан сразу решил, что не будет скрывать от Клары новость, которая так потрясла его. Поэтому, как только она открыла ему дверь, он был настроен на то, чтобы сказать ей правду: его большая любовь еще свободна. Он должен это сделать, ведь Клара настолько честна, искренна и прямодушна…

— Входи, отец пока решил дать нам побыть наедине пару минут, — весело пропела она, с улыбкой принимая у него пальто.

Дункан заметил, что сегодня она выглядит особенно очаровательно. На ней было праздничное платье, словно она собралась на бал. Круглый вырез подчеркивал изящную шею, белый шелк выгодно обрисовывал фигуру, а жемчуг, которым был расшит воротничок, сверкал, пытаясь отвлечь внимание от блестящих глаз девушки.

Она взяла его за руку и провела в гостиную, где на столе стояла бутылка вина и три бокала.

Дункан усилием воли заставил себя успокоиться. Он даже сумел непринужденно поболтать с ней о медицинских проблемах. Тем для разговора было предостаточно. Дункан спрашивал себя, разве он может желать большего — Клара не только красивая, но и умная, с твердым характером, да еще разделяющая его страсть к медицине.

— Позволь предложить тебе бокал вина.

— Спасибо, с удовольствием, — вежливо ответил он, окидывая взглядом ее стройную фигуру. Но желания не возникало. Вместо этого он начал думать о том, чтобы ее отец пришел поскорее и они уже были не одни.

«Как бы гордился Алан Гамильтон, если бы увидел меня сейчас!» — подумал он, когда за спиной у него раздался звучный голос:

— Добрый вечер!

Доктор Макмеррей оделся соответственно случаю, ведь, как бы там ни было, речь шла о помолвке. И, несмотря на это, он не излучал такой открытой приязни, как вчера. Он был гораздо сдержаннее.

Служанка подала закуски к вину. Увидев женщину-маори, Дункан помрачнел. Знает ли доктор, кто станет его зятем? Может быть, в этом причина его отстраненности?

Едва служанка вышла из комнаты, Дункан задал провокационный вопрос:

— Дорогой доктор, вы знаете о моем истинном происхождении?

Лицо доктора Макмеррея застыло.

— Дочь рассказывает мне обо всем, если вы это имеете в виду. Вы говорите о том, что ваша мать когда-то любила маори? Мне это, милый мой, безразлично, но я хочу одного: чтобы вы не причинили боли моему ребенку. Если это произойдет, молодой человек, я вышвырну вас из дома, независимо от того, белый вы или маори!

Голос доктора звучал угрожающе, а лицо его стало похоже на застывшую маску.

«Значит, Клара рассказала ему о Пайке», — подумал Дункан, и от одной этой мысли ему стало неприятно.

— Я не собираюсь причинять боль вашей дочери, — несколько натянутым тоном ответил он.

— Что ж, теперь, когда все самое важное прояснилось, мы можем наконец выпить, — попыталась пошутить Клара.

Однако атмосфера оставалась напряженной. Даже старания Клары поддерживать разговор не могли ничего изменить.

Доктор был мрачен, Дункан чувствовал себя все более неловко в обществе Клары и ее отца. Конечно, он восхищался таким взаимопониманием между отцом и дочерью, какое было у Клары и доктора Макмеррея, но сейчас ему казалось, что это уже слишком. Он даже представил, как Клара после каждой семейной ссоры будет бегать к папочке.

Когда был допит первый бокал, доктор Макмеррей поднялся и проворчал:

— Я пока пойду к себе. Если буду нужен, позовете, но думаю, что в этом нужда не возникнет. — И он бросил на дочь предупреждающий взгляд, словно говоря: не выходи за него!

— Что это сегодня с твоим отцом? — резко спросил Дункан, когда за доктором закрылась дверь.

Клара посмотрела на него и вздохнула.

— Лучше расскажи, что с тобой? Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что со вчерашнего дня что-то изменилось. И это что-то явно омрачает наши отношения. Где твой юношеский шарм, где твое чувство юмора? Где теплый взгляд твоих карих глаз? Все это исчезло за ночь?

— Но почему твой отец вмешивается? — Голос Дункана звучал обиженно.

— Как только отец узнал, что у тебя была другая…

— Ах, так ты ему все рассказала? — прошипел Дункан, но ему тут же стало стыдно за свое поведение.

— Я просто намекнула, что до меня ты любил другую женщину, — пояснила Клара, стараясь сдержать слезы.

Заметив печаль в ее глазах, Дункан растрогался. Любящий отец был вправе предупредить дочь о возможной беде. Чувствуя подкативший к горлу комок, молодой человек замолчал.