«…Стало быть, движимый дружескими чувствами лорд Элтби вызвался сопровождать мистера Скотта на деревенский праздник. И вполне понятно, что на этом его благодетельное участие закончилось. Не пристало виконту и придворному английской короны пускаться в пляс с хмельными ремесленниками и их женами. Вместо этого он нашел себе более достойное занятие, учинив мне настоящий допрос. А что же я? Невразумительных ответов и препинаний мне оказалось недостаточно, и я позволила себе заговорить о дяде. Могла ли я быть столь опрометчивой и потерять бдительность?.. Но это еще не все. Он не просто повергнул меня в глубокое смятение, избавив от возможности здраво оценивать ситуацию, ему хватило ума и сил предположить то, к чему я безуспешно шла долгие и бессонные ночи, враз доказав свое абсолютное превосходство надо мной. И все же он не учел одного — окрыленному меткими порицаниями чужих жизней трудно увидеть несовершенства своей…Впрочем, что с того, если я не в состоянии высказать собственных предположений вслух? Я не гожусь ему в оппоненты. И он это знает, пользуясь сим беспрепятственно и при любом удобном случае…Что ж, бесполезно искать в нем пороки в оправдание себе. Да, я ошибалась, и все мои промахи были ему заметны. Сегодня я еще слабее и уязвимей, нежели в те первые минуты своего пребывания в доме. И правда заключается в том, что я боюсь потерять эту жизнь так сильно, что страшно себе сознаться…»

Ее беспокойный ход мыслей прервали. В кухню вошла Эмма, которая все утро оказывала посильную помощь миссис Глендовер среди гостей лорда Элтби. А те, не выдумав ничего нового, расположились в музыкальной комнате. Она не желала больше думать ни о гостях, ни о самом лорде Элтби. Но чем сильнее было ее желание, тем меньше удавалось следовать ему.

— Они решительно против прогулки, — Эмма присела подле нее, обреченно облокотившись на кухонный стол.

– А между тем, сегодня солнечно, и ветра нет… Удивительно, — девушка, прикрыв ладонью рот, зевнула. – Разве вы не хотите спать, Лидия?

— Не думаю…. Но вот от прогулки я бы не отказалась.

Обе девушки лукаво улыбнулись. Вернувшись в дом Лорда Элтби, они только и успели заглянуть к себе в комнату на утренний моцион. О большем не приходилось думать — словно шумный улей, не ведающий отдыха и сна, их встретила гостеприимная обитель.

— Лорд Элтби пожелал подать шампанское для наших гостей, — в кухню вошла миссис Глендовер, от хлопот по дому ее щеки горели подобно огню в плите.

— Вы, Эмма, отправляйтесь к мистеру Крилтону в погреб, а вы, Лидия, ступайте со мной, и захватите по дороге Вилли. Леди Увелтон подготовила для него подарок.

По веселому смеху и возне у входной двери она без труда обнаружила Вилли – тот по обыкновению путался в ногах мистера Брауна и, как свойственно всем детям в его возрасте, уже успел позабыть о недавнем происшествии. Теперь лишь перевязанная рука была немым напоминанием о случившемся. Она подхватила ребенка и направилась вслед за миссис Глендовер. Остановившись у дверей в музыкальную комнату, она убрала под свой чепец выбившиеся за время работы на кухне волосы и оправила одежду на мальчике. После миссис Глендовер собственнолично осмотрела Вилли, и, оставшись довольной строптивым воспитанником, отворила дверь.

Ее встретили все те же утонченные и вместе с тем невозмутимые лица гостей. Дамы наслаждались беседой, развлекая друг друга по очереди. Мистер Скотт, вдохновленный чрезмерным вниманием со стороны мужчин, живо о чем-то повествовал, широко при этом жестикулируя и произнося слова с нарочитым ударением. Безучастно оставались двое: Леди Увелтон, которая устранилась с книгой в глубину комнаты, и лорд Элтби, сосредоточенно изучавший облетевшие деревья за окном.

— А вот и наш проказник, — миссис Глендовер подтолкнула Вилли вперед к гостям, от чего мальчик смутился сильнее прежнего и опустил голову. – Вилли уже больше года работает у лорда Элтби, вначале в лондонской резиденции, а теперь и в поместье. Лорд Элтби подобрал его в трущобах Лондона, и, как видите, сегодня он равноправный член нашей большой семьи.

Такая открытая добродетель лорда Элтби стала настоящей неожиданностью для нее. Но, так или иначе, вверять себя этим вновь открывшимся качествам своего хозяина она не спешила. Кто знает, возможно, маленький Вилли, как и она, был вынужденным свидетелем расплаты близких людей тому, чье могущество стократно превышало их собственное…

— В таком случае, ты тем более заслуживаешь подарка, – леди Увелтон поведала об исключительном и от этого еще более радостном событии в жизни ребенка.

Вскоре она и сама показалась, выйдя в центр комнаты с уже знакомым ей бумажным свертком. Девушка, как и раньше, излучала особый свет. Сегодня леди Увелтон была облачена в голубой бархат, и в теплой ткани небесного цвета ее движения имели неземную природу, присущую неким нечеловеческим существам. Лицо все еще оставалось бледным, словно его хозяйка подавляла в себе все эмоции и чувства. Но в этом и была красота леди Увелтон, где за бесстрастным и сдержанным началом не было места лицемерию.

Ребенок в нерешительности протянул руки к подарку, а получив его робко улыбнулся.

— Можете быть уверены, леди Элизабет, что не существует границ детской благодарности, – миссис Глендовер нарочно повысила голос, дав тем самым понять, что и от Вилли требуется подтверждение такой признательности. В ответ на это мальчик низко поклонился новой покровительнице. — Позвольте, я отпущу Вилли — ему, как я вижу, не терпится поближе изучить содержимое подарка.

Миссис Глендовер уже подала ей безмолвный знак увести Вилли из комнаты, когда раздался голос леди Увелтон.

— Я бы хотела воспользоваться услугами молодой мисс, — девушка не сдвинулась с места, — видите ли, я еще не в полной мере выучила симфонию Гайдна.

— О, леди Элизабет, Лидия с радостью вам поможет, – и вновь миссис Глендовер ответила без постороннего участия.

Все это время она ни разу не взглянула на лорда Элтби. Он все еще стоял у окна, но ей не доставало смелости, чтобы посмотреть в его сторону. Она направилась к фортепиано следом за леди Увелтон.

— Я буду говорить вам, когда надлежит переворачивать ноты, – девушка придвинула стул еще ближе к инструменту, и взяла первые аккорды.

Музыка оказалось легкой, такой же воздушной, как и образ ее исполнительницы. От этой перемены хотелось танцевать и нестись в красочном водовороте под струями солнечного света. Леди Увелтон свободно касалась черно-белых клавиш, увлекая за собой в мир несбыточных желаний и сказочных иллюзий. А ей оставалось одно – любоваться красотой леди Увелтон, решительностью ее рук, изящностью шеи и белесой кожи лица.

— Стало быть, вас зовут Лидия?..– леди Увелтон говорила чуть слышно, но среди господствовавшего молчания ее голос звучал отчетливо. — Лидия означает «женщина», в Англии все реже обращаются к греческим именам… — она играла непринужденно, позволив себе лишь однажды вскользь взглянуть в ноты.

– Как мне известно, лорд Элтби предпочитает, чтобы в его имении работала прислуга из Лондона, – вероятно, леди Увелтон не смущало присутствие самого лорда Элтби, и она все меньше походила на робкую, как ее любила описывать миссис Глендовер, особу. – А вы… родом из Лондона?

За два месяца работы в доме лорда Элтби ни миссис Глендовер, ни Эмма, ни суровый хозяин не интересовались днями, прожитыми ею в городе. И если женщины скорее из учтивости не касались ее прошлого, то для лорда Элтби эта тема давно утратила важность.

— Я недолго жила в городе, но мой отец был уроженцем Лондона, – стараясь всеми силами не упустить нужного слова, небрежного знака или жеста головой, она всецело сосредоточилась на леди Увелтон, а та нарочно избегала нот, и только ловила белоснежных ангелов на потолке.

— Большой город – большие надежды. Ведь именно так вы изволите говорить, матушка? — желая услышать ответ, леди Увелтон повернула голову к своей матери.

— Да, дитя мое, ты как всегда права…

— А если так, то не пора ли нам вернуться в столицу? – леди Увелтон с силой «ударила» в инструмент.

В комнату вошла миссис Глендовер. За ней важно прошествовал Стюарт с подносом, на котором уже было сооружено хрустальное изваяние, наполненное до верхов шампанским.

— Стоит ли об этом сейчас, дорогая? — леди Увелтон покинула свое место на диване.

— Я предлагаю тост, лорд Элтби, Элизабет, джентльмены, леди Маргарет, — женщина поспешила поднять бокал с искристым напитком. – За предстоящий союз и за наших счастливых новобрачных.

Она незаметно для остальных покидала комнату, оставляя хрустальный звон и слабый аромат вина – раз, два, три, в сердце продолжала звучать прекрасная и так некогда поразившая ее мелодия.


Глава 23

Сегодняшнему вечеру не суждено было завершиться обычным чаепитием и беседами на кухне. Она порядком устала и с большим нетерпением ожидала конца необычайно длинного по ее меркам дня. Давала о себе знать и бессонная ночь, проведенная на ногах в пылу веселья и холоде беседы. Ближе к ужину она все чаще ловила блуждающий взгляд Эммы, а та прилагала все возможные усилия чтобы казаться внимательной, но только тщетно усердствовала над собой. В отличие от Эммы она не хотела спать, но очутиться одной в своей комнате нынче представлялось ей сокровенней любого другого желания.

Пробило восемь… За ужином миссис Глендовер поведала ей о завтрашнем отъезде гостей лорда Элтби, а с ними и мистера Скотта, у которого в Лондоне имелось дело чрезвычайной важности. Американский гость намеревался всю последующую неделю прожить в столичной резиденции своего друга. Не проронив ни слова о самом хозяине, миссис Глендовер вернулась к разговору о будничных хлопотах по дому. Прощаясь с прислугой, миссис Глендовер пожелала всем доброй ночи. Спустя мгновение, ничем не нарушив установленного в доме распорядка, девушки одна за другой покидали кухню. Эмма чуть заметно кивнула ей на прощанье и поспешила удалиться.

— Лидия, — она успела оставить место у окна, когда ее окликнула миссис Глендовер, все еще восседавшая за столом для прислуги. — Перед ужином я имела беседу с лордом Элтби. Он хочет переговорить с вами. Но будьте спокойны, моя дорогая, у нас с вами нет оснований волноваться.

Несмотря на заверения женщины, она изменилась в лице.

— Во избежание недавнего недоразумения я взяла на себя смелость и спросила о вас, – миссис Глендовер понизила голос, чтобы закончить, — и лорд Элтби меня заверил в том, что не имеет видимых замечаний к вашей работе.

Тон миссис Глендовер ее не убедил, а сказанное не вселило должного доверия. Предвкушение предстоящего вечера в тишине и долгожданном отдыхе рассеялось. Ей вновь предстояло встретиться с лордом Элтби. Она остановила свой взгляд на пальцах. Бледные окончания беспомощно переплелись между собой и теперь напоминали живой клубок, поминутно менявший характер и форму. Она твердо знала, что в случае с лордом Элтби причиной непомерного интереса к подчиненным, вопреки всем убеждениям миссис Глендовер, будет его недовольство, а если говорить о ней, поводом может послужить любое неверное деяние.

Она остановилась у дверей в библиотеку, где по словам миссис Глендовер весь вечер находился лорд Элтби. Излюбленное обитателями этого дома место ожидало ее прихода, и ей даже слышалось: «Войди, войди…». Но вместе с тем, ночь и неизвестность по ту сторону двери вселяли в нее тревогу. Хотелось бежать, жертвуя всем в который раз.… Как бы то ни было, она устояла, повинуясь отчасти своей усталости, а отчасти неизбежности происходящего, и, смиренно увлекаемая течением, отворила дверь.

Приблизившись вплотную к огню, лорд Элтби пристально изучал кованую решетку камина, и поэтому не сразу обнаружил ее появление. Она задержалась всего в двух шагах от него, а после минутного молчания, вынужденно кашлянула.

— Мисс Оутсон, — его выдал рассеянный вид. Впрочем, и немудрено, ведь лорд Элтби, как и она, бодрствовал всю минувшую ночь…. Но нет, по всей вероятности она ошиблась, и он только на краткий миг позволил себе нехарактерную слабость. – Проходите…

Он рукой указал на письменный стол, который в свете огня был вовлечен в беззвучный танец теней.

Она послушалась хозяина и проследовала к массивному дубовому столу, имевшему несколько не менее примечательных и внушительных по размеру стульев-собратьев. После этого лорд Элтби снял с полки свечу и, устроив ее в самом центре стола, погрузился в свое кресло.

— Присаживайтесь, мисс Оутсон, у меня нет ни малейшего желания говорить с вами, когда вы так стоически возвышаетесь надо мной.

Она выдвинула стул, стоявший к ней ближе всего, и присела. Стол заиграл по-новому — ожившее от свечи дерево теперь переливалось в бликах огня, оттеняя темно-коричневыми гранями природные рисунки породы.