Рауль вынул из кармана кружевной платок и осторожно промокнул царапину.

Сторм отпила глоток из своей кружки. Эль уже успел выдохнуться, и Сторм, выругавшись, выплеснула его на пол и яростно наступила в лужу каблуком, расплескав жидкую грязь по всей таверне.

Рауль спокойно сложил свой платок и спрятал в карман.

— Может быть, дорогая, ты все-таки выслушаешь того, кто всегда желал тебе добра, защищая от разных невзгод? Кто восхищался тобой, боготворил…

— Хватит! — прервала его Сторм, в глубине души польщенная комплиментами, которыми осыпал ее Рауль. Он действительно был ей симпатичен, и, хотя Сторм иногда ругала себя в душе за излишнюю сентиментальность, она понимала, что ссориться с Раулем ей было невыгодно. Рауль всегда был на ее стороне, а преданный друг — слишком большая редкость, чтобы от него отказываться. Кто знает, как может обернуться жизнь…

Рауль, опершись рукой о край стола, наклонился к ней. Губы его улыбались, но голос звучал взволнованно:

— Как ты не замечаешь того, чего не видит разве что слепой? Пойми, девочка-подросток во главе команды прожженных морских волков — это одно дело. Неплохая тема для разговоров в каюте, чтобы скрасить вечерок, или в таверне за кружкой эля…

На мгновение в глазах Рауля затлел огонек нахлынувших воспоминаний, однако он тут же вернулся к действительности.

— Но ты уже не ребенок, — неожиданно жестко произнес он, — а цветущая женщина. И это совсем другое дело. Неудивительно, что мужики из твоей команды начинают чувствовать себя не в своей тарелке оттого, что твои прелести каждый день маячат у них перед глазами. Они даже заключили между собой пари, кто из них первый затащит тебя в постель…

Брови Сторм напряженно сошлись на переносице, и она стала похожа на ястреба, выслеживающего добычу.

— Каждый, кто попробует до меня дотронуться, останется без руки, прежде чем успеет ее протянуть. Гебе это должно быть хорошо известно! — Она покосилась на шрам Рауля.

— Эх, девочка! — пробормотал тот. — У тебя такое прекрасное знание жизни, несмотря на твой юный возраст, но ты до сих пор еще полная невежда во всем, что касается мужчины и женщины. Да то, что ты так ревностно охраняешь свою девственность, как раз и заводит всех, как ничто другое, — запретный плод, как известно, самый сладкий. Твоя команда не отказывается служить женщине, но им хотелось бы, чтобы это была действительно женщина…

Пальцы Сторм сжались на рукоятке кинжала, и Рауль инстинктивно поднял руку, словно защищаясь.

— Нет-нет, я не сомневаюсь в том, что ты действительно женщина! — Голос его зазвучал нежнее: — Бешеный Рауль Деборте никогда не сомневался в волшебной силе твоих прелестей. Я так терпеливо жду все эти годы, чтобы наконец ими насладиться…

Сторм молчала. Рауль бережно, одним пальцем погладил ее подбородок.

— Пришла пора тебе отправиться в новое путешествие — по морям любви. Команда небольшая, всего ты и я. Поверь, это будет стоить всех твоих прежних приключений…

Ни один мускул не дрогнул на лице Сторм, когда палец Рауля коснулся ее нежной кожи; синие и бездонные, словно воды Карибского моря, глаза оставались спокойными.

— Как мило с твоей стороны, что тебе удалось сохранить свои пальцы! Приберег их, стало быть, для меня? Они тебе, часом, не надоели? — Рауль проворно отдернул руку. — Ты не только свинья, Рауль, ты еще и дурак. Как будто я не понимаю, что постель — отнюдь не единственное, что ты хочешь разделить со мной!

Рауль, поколебавшись, ухмыльнулся:

— А ты догадлива! Не скрою, я хотел бы разделить с тобой кое-что еще. По-моему, это неплохая идея! Я с моим опытом и ты с твоими… скажем так, друзьями среди сильных мира сего — отличная парочка, черт возьми! Да мы с тобой заставим все побережье трепетать от одного лишь упоминания наших имен! — Он помолчал, выжидая. — Разве не этого хотел твой отец?

Взгляд Сторм сверкнул, словно молния:

— Да если бы он сейчас слышал тебя, то отрезал бы тебе твой недомерок и скормил его чайкам!

Впрочем, гнев ее тут же прошел. Она лениво откинулась на спинку стула:

— Испугался? Ну-ну, не плачь — так и быть, оставлю тебе твою игрушку… ради нашей дружбы. Благодари Бога, что я все-таки не так вспыльчива, как мой папаша, царство ему небесное.

Сторм встала из-за стола. Рауль, опешив, смотрел, как она направляется к выходу.

— Помяни мои слова, Сторм О’Малли! Подумай, только что ты отказалась от очень выгодной сделки! Такой шанс выпадает раз в жизни, дурочка!

В дверях Сторм обернулась:

— Да такое предложение я получу от любого быка в базарный день! Зато от него по крайней мере не так воняет!

Все, кто был в таверне, разразились одобрительными восклицаниями в адрес Сторм, и Рауль, чтобы заглушить ярость, громко приказал принести вина. Он уже не в первый раз получал отказ от Сторм О’Малли — и, надо думать, не в последний, ему было не привыкать. Но никогда еще отказ для него не сопровождался таким позором.

Когда Сторм проходила мимо компании пьяниц, руки ее были засунуты за пояс, что при необходимости делало доступ к кинжалу очень легким. Длинная шпага позвякивала об один из ее высоких, до колен, ботфортов из телячьей кожи; на ремне, пропущенном под длинным кафтаном от левого плеча через грудь, висел заряженный пистолет. Еще один кинжал был засунут за голенище. Единственным украшением, которое позволяла себе Сторм, была густая грива янтарных волос, которая колыхалась за спиной при каждом ее шаге.

Сторм была высокой, стройной, грациозной. Темно-синие глаза контрастировали с ровным бронзовым загаром. Черты лица Сторм были тонкие, женственные, однако губы ее улыбались очень редко — по большей части они были поджаты и представляли собой напряженную волевую линию. Проницательный художник, несомненно, отметил бы своеобразную красоту ее тонких рук, маленькой округлой груди, гордой лебяжьей шеи, аристократически-высокого лба, но, как правило, большинство людей, смотревших на Сторм, не воспринимали ее как привлекательную женщину, а видели в ней всего лишь бесстрашного пиратского капитана — властного и отлично умевшего владеть собой. Глаза Сторм слишком много повидали, чтобы казаться невинными, руки слишком много трудились, чтобы быть нежными, и вся она походила на дикую пантеру, знающую цену жизни и свободе. Красота ее отступала на задний план по сравнению с тем чувством благоговения и страха, которое она умела внушить окружающим.

Слова Рауля задели ее за живое, и, чтобы скрыть это, она отреагировала на них угрозами. Сторм знала, что мужчины по-настоящему ценят только силу, и всегда старалась использовать это с выгодой для себя. Но иногда, в те редкие моменты, когда она оставалась одна — как, например, сейчас, — ей все-таки хотелось хоть немного побыть женщиной… со всеми присущими женщине слабостями.

Сторм понимала: в том, что говорил Рауль, несомненно, была доля правды, и времена действительно уже не те. Команда Сторм, прежде беспрекословно ей преданная, начинала роптать за ее спиной, а такие трусы, как Рауль, готовы оставить гордое, но опасное ремесло «джентльмена удачи» ради спокойной жизни в тихой гавани. Золотые дни пиратства подходят к концу — она чувствовала это, как приближение далекой грозы при совершенно безоблачном небе…

Главная опасность, несомненно, исходила от Спотсвуда, губернатора Виргинии, а точнее, от Англии. Метрополия уже давно не вела никаких войн и перестала нуждаться в морских волках, которым в мирное время предоставлялась довольно большая свобода за то, что в военное время они разили врагов короля под его знаменами. Однако слишком привыкнув к этой свободе, пираты начали представлять опасность для самой метрополии — снабжая карибское побережье всеми необходимыми товарами и предметами роскоши, они составляли для нее серьезную конкуренцию. Король был вынужден начать борьбу с пиратами.

Спотсвуд, чья верность Короне могла посоперничать лишь с его жадностью, давно мечтал подсидеть Идена, губернатора соседней Северной Каролины, известного своей терпимостью к пиратам, а заодно прибрать к рукам немалую территорию с весьма плодородными землями.

Вот почему она, Сторм О’Малли, рано или поздно должна перестать жить той жизнью, какой живет сейчас. Но за свои двадцать с небольшим лет Сторм не знала ничего другого, поэтому ее не на шутку волновал вопрос: когда ей будет сорок лет, пятьдесят — будет ли она и тогда все так же стоять на капитанском мостике под черным флагом, отдавая приказ приготовиться к атаке? И что ждет ее, когда руки уже не смогут держать шпагу, а нот взбираться на капитанский мостик? По правде сказать, Сторм боялась не столько потери власти, сколько перспективы стать одинокой старухой, у которой не останется ничего, кроме воспоминаний о морских боях и победах.

Но что же тогда, если не пиратство? Об этом Сторм не имела ни малейшего представления. Во всяком случае, вопрос был слишком сложный, чтобы пытаться решить его за один вечер. Когда-нибудь ей, пожалуй, и стоит об этом задуматься — но не сейчас. Достаточно того, что каждый ее день был, по сути, борьбой за выживание. Рауль с его трусливой философией нагнал на нее мрачные мысли, и ей надо поскорее от них освободиться.

Сторм осторожно шла по узкой, залитой помоями улочке, ведущей к морю. Улицы портового городка даже днем представляли опасность для любого, и у Сторм уже выработалась привычка ни на секунду не расслабляться.

Из тени выросла огромная фигура и последовала за Сторм, однако она даже не обернулась: так уверенно идти за ней мог только Помпи — немой евнух шести с половиной футов ростом и трехсот фунтов весом, взятый в плен где-то на берегах Африки. Когда Сторм купила его на корабле работорговцев в Барбадосе, он был почти при смерти. Сторм приютила его на «Грозе», выходила, и с того момента, как он снова смог твердо стоять на ногах, Помпи ни на секунду не упускал из виду свою хозяйку. Так что, хотела она того или нет, теперь у нее был надежный телохранитель и преданный слуга. Без позволения Помпи никто не мог даже близко подойти к Сторм: он охранял ее не хуже, чем хорошо обученная собака.

Девушка шла, гордо подняв голову и напряженно сдвинув брови. Мысли ее по-прежнему были заняты тем, что сказал Рауль, и это приводило ее в бешенство. Дело даже не в том, что у него хватило смелости сказать ей это в глаза, — она не придала бы словам Рауля никакого значения, если бы не понимала, что он абсолютно прав.

Сторм жила морем и не мыслила себя без моря. Море было ее домом, команда «Грозы» — семьей, заменявшей ей и друзей, и любовников. Первые шестнадцать лет жизни она провела весело и беззаботно. Когда ее отец был предан и казнен теми же властями, которым всю жизнь ревностно служил, Сторм осталась одна против всего мира. Оружием её в этой борьбе были только ум, данный ей природой, и — «Гроза». За одну ночь мир для Сторм из загадочного и манящего вдруг превратился во враждебный, а сама она из наивного ребенка — в капитана, командующего дюжиной видавших виды морских волков.

Сначала команда Сторм подчинялась ей лишь из почтения перед храбростью шестнадцатилетней девочки, отважившейся взять на себя то, что по плечу не каждому мужчине, по позднее, когда она уже успела завоевать себе прочную репутацию, многие мужчины почитали за честь сражаться под знаменами легендарной девушки-пиратки.

Однако в последние год-два Сторм начала замечать, что ее команда уже не так дисциплинированна, как раньше.

У побережья, где в беспорядке теснились мелкие лавчонки и рыночные лотки, запах соленой воды мешался с резким запахом гниющей рыбы. Чуть поодаль горели костры, вокруг которых всегда околачивались нищие, воры и грабители всех мастей. Поодаль проститутки громко предлагали свои услуги.

В двух шагах от Сторм отблески костра освещали мужчину и женщину, совокуплявшихся на глазах у всех. Сторм поморщилась и отвернулась.

«И это называется любовью, — подумала она. — Да ни за что на свете!»

И тем не менее… Тем не менее, как ни отвратительно было Сторм наблюдать эту сцену, она все-таки задела какие-то струны в глубине ее души. Скорее всего, это было чистое любопытство — понаслышке Сторм знала, что женщины способны получать от этого не меньшее, если не большее удовольствие, чем мужчины, во всяком случае, так говорят… Сторм начинала чувствовать, что девственность становится для нее обузой, и в глубине души она уже подумывала о том, что, пожалуй, пора бы от нее избавиться… Но как? Стоит лишь подумать обо всех этих кривоногих ублюдках с гнилыми зубами, что снуют вокруг…

Ей вдруг страстно захотелось снова оказаться на борту «Грозы» в бушующем океане. Там жизнь была простой и понятной, ритмы моря идеально соответствовали ритмам, пульсирующим в ее крови, а все, что ее окружало, было таким родным и знакомым, так легко подчинялось ее власти… Никаких сомнений, ничего неясного, лишь то, что действительно имело значение, — очередной бой, очередная добыча, очередное удачное избавление от погони. Если бы не необходимость время от времени пополнять запасы продовольствия и искать замену погибшим членам команды, Сторм вообще никогда не сходила бы на берег…