Глаза Сторм угрожающе сверкнули.

— Они что, не знали, что я женщина, когда нанимались ко мне на корабль?! Если им не нравится капитан, путь проведут выборы нового. Но любого, кто посмеет проголосовать против меня, я прежде задушу! — Руки ее непроизвольно сжались в кулаки.

Роджер поцокал языком, пристально глядя на Сторм своим единственным глазом:

— Они это знают, крошка…

— …И полетят за борт, все эти придурки, даже если мне придется целиком набирать новых людей. Уж будь уверен: на этот раз я составлю команду получше!

Сторм произнесла это в полный голос — если вдруг кто-нибудь подслушивает, так пусть услышит, но Роджер лишь пожал плечами.

— Да, — сказал он, — ты отличный капитан, у тебя прекрасный корабль, и ты не трусиха, как многие. Поэтому мужики тебе и служат, несмотря на то, что это обстоятельство все-таки немного унижает их мужское достоинство.

— Мужское достоинство! — Сторм сделала неприличный жест. — Вот им их мужское достоинство!

Роджер, как и всегда делал в таких случаях, отвел взгляд от Сторм и стал смотреть на море. От этого Сторм чувствовала себя ребенком, но она не могла сердиться на Роджера, понимая, что он прав.

Через минуту, немного успокоившись, Сторм снова посмотрела на приближающееся судно в подзорную трубу.

— Похоже, у них трюм битком набит, — с удовлетворением сказала она. — И ветер не в их пользу, так что от нас они не уйдут. Да их корабль просто болтается на волнах, словно беременная морская корова!

С противоположного конца палубы раздались отчаянные крики, означавшие, что протаскивание под килем началось. Сторм нахмурилась, мысленно на чем свет стоит ругая Рафферти и проблемы, которые возникли из-за него. Сторм понимала, что дисциплина необходима и наказание Рафферти — вынужденная мера, но лучше бы ей все-таки не приходилось этого делать.

«Ну ничего, — пыталась она успокоить себя, — немного водички Рафферти не поводит, пусть охладит свой пыл. Будет в другой раз знать, как положено разговаривать с капитаном. Да и команде какое-никакое развлечение, а то что-то все слишком уж заскучали».

Пожав плечами, она произнесла вслух:

— Зачем вообще нужны какие-то помощники? Пользы от них никакой, а сами они спят и видят, как бы прирезать капитана и самому завладеть кораблем!

Роджер молчал. Сторм догадывалась, о чем он думает, и понимала, что разговора об этом все равно не избежать. Поэтому она сама начала без обиняков:

— Ты хочешь сказать, что они потому злы на меня, что я ни с кем из них не сплю?

Роджер снова перевел взгляд на нее. Если он и был удивлен прямотой Сторм, то это никак не отразилось на его обветренном, морщинистом лице.

— Может быть, — задумчиво произнес он. — Может быть, они действительно смотрели бы на тебя по-другому, если бы ты была податливее. Возможно, тогда бы они тебя даже больше уважали.

Сторм вспыхнула:

— Да я скорее останусь совсем одна, без команды, чем лягу в постель с кем-нибудь из этих придурков!

— Да, — согласился Роджер, — стоит тебе переспать с одним, как все остальные тут же встанут в очередь.

— Рауль уже давно хочет затащить меня в постель, — процедила Сторм сквозь зубы. — Свинья! Как будто я не догадываюсь, что на самом деле ему нужна не я, а «Гроза». Как и всем остальным. Все они такие же свиньи! — Сторм яростно сплюнула на палубу. — Пока я жива, не видать им ни меня, ни «Грозы»!

— Ничего не поделаешь, крошка, — вздохнул Роджер. — Видно, и в самом деле пришла пора тебе становиться женщиной. Так будет лучше для тебя самой.

Сторм не стеснялась обсуждать это с Роджером — вопрос был для нее слишком важен. Она немало думала после того разговора с Раулем. В глубине души Сторм понимала, что за последнее время действительно слишком многое изменилось вокруг нее, и ей — хочет она того или нет — придется как-то приспосабливаться к новому положению вещей. Если ее девственность начинает вызывать у нее столь серьезные проблемы, то, видно, ничего не попишешь, надо от нее избавляться. Но тогда нужно каким-то образом добиться, чтобы никто не смел соперничать с ее любовником — до тех пор, пока он ей самой не надоест.

Вот только выбирать-то особенно не из кого.

— Если кого-нибудь из моей команды, — произнесла она вслух, нахмурившись, — то так я, чего доброго, вообще рискую пойти по рукам. А если другого капитана, наверняка попадешь от него в зависимость. Тысяча чертей, да что это за проклятие такое — быть женщиной!

Роджер пожал плечами:

— Твои проблемы, крошка, не в том, что ты женщина, а в том, что ты ведешь себя не так, как подобает женщине. Так уж заведено в нашем мире — нравится тебе это или нет, — что не женщины правят мужчинами, а мужчины — ими, в том числе и в постели.

Сторм все это отлично знала, хотя и не считала справедливым. Что поделать, в мире вообще не так уж много справедливости. Если для того чтобы поднять свой престиж, ей надо с кем-то переспать, — что ж, она пойдет и на это. В конце концов, если она женщина, то и сама должна стремиться к тому, что естественно для женщины. Море навсегда останется для нее самой сильной страстью — но кто сказал, что эта страсть должна быть единственной?!

Итак, она расстанется с девственностью. Теперь это решение, став окончательным, вызывало у Сторм даже какое-то нетерпение исполнить его, смешанное с любопытством. Если все вокруг нее считают секс столь восхитительной вещью, то почему она должна оставаться в неведении? Давно уже пора выяснить, что это такое, а если результат прибавит ей престижа в глазах ее команды, то тем лучше.

Роджер вдруг повернулся к ней и неожиданно заговорил:

— Времена меняются, девочка. Морское дело уже не то, что раньше, а ты теперь взрослая женщина. И скажу тебе, это для тебя — не жизнь. Пора бы уже остепениться, носить юбки, как и все женщины, стать кому-нибудь женой, рожать детей — другими словами, подумать о будущем.

Сторм уставилась на него, не веря своим ушам. Сама идея казалась ей настолько нелепой, что даже не заслуживала сколько-нибудь серьезного обсуждения.

— Ты сошел с ума! — проворчала она, отворачиваясь.

Рука Роджера вдруг сжалась на ее запястье. Это было столь неожиданно, что Сторм вздрогнула. Никто из команды не смел прикасаться к ней, а уж от Роджера этого можно было ожидать менее всего. Даже Помпи, как всегда, стоявший на страже на почтительном расстоянии, был перепуган не на шутку и машинально сделал шаг вперед, но Сторм взглядом остановила его. Роджер, однако, не отпускал ее руки, и Сторм понимала, что на этот раз он не шутит.

— Может быть, я и сошел с ума, — твердо произнес моряк, — но я буду не я, если позволю тебе продолжать и впредь заниматься этими пиратскими глупостями.

Сторм резко выдернула руку из пальцев Роджера. Мозг ее отказывался что-либо понимать.

— И ты как-то сможешь помешать мне? — удивленно произнесла она.

Роджер пристально посмотрел на нее своим единственным глазом.

— Смогу, — тихо подтвердил он.

Сторм перевела дыхание, чувствуя себя словно рыба, вытащенная из воды. Все эти годы Роджер был не просто рулевым: он вырастил ее, научил всему, что знал сам, защищал ее от всех опасностей. Но Сторм понимала, что целиком доверять она не могла никому — даже Роджеру. Она знала, что если ему вдруг когда-нибудь вздумается пойти против нее, то вся команда сразу же станет на его сторону, и не пройдет и минуты, как на «Грозе» уже будет новый капитан.

Боже, о чем он говорит? И что вообще происходит? Похоже, весь мир сошел с ума! У Сторм вдруг похолодело в груди, и она — пожалуй, впервые — вдруг почувствовала себя хрупкой и незащищенной. Невидящими глазами она смотрела на палубу.

— Никто не отберет у меня «Грозу»! — в исступлении прошептала девушка. — Только через мой труп! — Она взглянула на Роджера. В глазах ее стояла боль. — Все равно без «Грозы» я умру, так лучше уж сразу…

Выражение лица Роджера стало мяте, а его грубые пальцы погладили Сторм по щеке.

— Не бойся, девочка, я твой корабль не отберу. Я поклялся твоему отцу, что всегда буду заботиться о тебе, и теперь лишь делаю то, что обещал.

Никогда прежде Роджер не говорил с ней подобным тоном. От Рауля слышать заявления о том, что он собирается бросить пиратство, было неудивительно — Рауль всегда был слюнтяем, — но от Роджера… Если уж он так заговорил, значит, что-то действительно неладно…

От этой мысли Сторм вдруг похолодела, словно промерзла до костей.

— Нет, не могу, — произнесла она. Голос ее задрожал. Она вцепилась обеими руками в борт, словно кто-то отнимал у нее корабль прямо сейчас. — Не могу!.. Это моя жизнь. Никакой другой жизни я не знаю, да и не хочу знать. Помнишь, что случилось, когда папа вдруг решил оставить меня на берегу?

Роджер, вспоминая, улыбнулся:

— Да, помню. Ты тогда просто сбежала от этой Аннабеллы.

— Да от нее сбежать ничего не стоило. Кто она такая?.. Красноносая старая дева, только и всего.

— Твой отец понимал, что тебе нужно какое-никакое женское общество. С тех пор как похоронили твою мать, ты и не знала, что такое внимание женщины.

— И что же? Что в женщинах особенного? Неужели быть женщиной лучше, чем носить шпагу на боку?

— Не спеши судить о том, чего не знаешь. Твоя мать, например, была женщиной, каких мало. Разве иначе твой отец полюбил бы ее? Уверяю тебя: и ты можешь стать такой…

Сторм вдруг пронзило чувство пустоты, охватывавшее ее всякий раз, когда она думала о своей матери, которую совершенно не помнила. Какой же она все-таки была, жена Чарльза О’Малли? Должно быть, красивой, сильной, всегда поддерживавшей мужа, но и достаточно независимой от него, словно олицетворившей собой все положительные качества, какие только могут быть на свете, о которых Сторм даже не имела ни малейшего представления… Интересно, что бы сейчас она сказала о своей дочери?

От этих раздумий Сторм стало не по себе, и она, чтобы отогнать их, произнесла:

— Не хочу быть светской дамой. У меня целая команда мужчин, готовых исполнить все, что я ни пожелаю. Может ли женщина добиться большего? Меня, во всяком случае, это вполне устраивает.

Роджер кивнул, соглашаясь:

— Разумеется, ты не можешь жалеть о том, чего не знаешь. С тех пор как ты вышла из пеленок, ты не видела ничего, кроме моря и мужчин. Помню, когда ты еще начинала ходить, я привязал тебя веревкой к мачте, чтобы ты не свалилась за борт и не досталась акулам… И что же? Я и глазом моргнуть не успел, как ты, словно обезьянка, вскарабкалась на эту мачту, насколько позволяла веревка.

— Это потому, что море у меня в крови. Я, можно сказать, родилась в море, в морс и умру. И ничего другого мне не нужно!

— Ты сильная девушка, Сторм, и ты можешь измениться. Все в твоей власти. Настают тяжелые времена для всех нас. Я бы даже сказал, опасные времена…

С минуту Сторм молчала в нерешительности. Слова Роджера откровенно перекликались с тем, что она и сама думала в глубине души. Но сколько ни размышляла Сторм о своем будущем, в голове у нее рождались одни лишь вопросы, ни на один из которых она не находила ответа. Да и стоит ли забивать себе голову мыслями о будущем, словно ей не хватает более насущных проблем?..

Сторм нетерпеливо пожала плечами:

— Опасные? Для нас в море не существует никаких опасностей!

— А по-моему, как раз наоборот: никто не подвергает себя большим опасностям, чем пират.

Сторм расхохоталась и схватила Роджера за запястье:

— Да ты просто стареешь, рулевой! Верно говорят, что с годами человек становится сентиментальнее.

Этот взрыв смеха словно прибавил Сторм оптимизма, и она снова навела подзорную трубу на приближающееся судно:

— Торговое. Наверняка направляется на острова.

Однако от Роджера не ускользнули сомнения Сторм. Это вселяло в него надежду на то, что рано или поздно ему удастся ее убедить.

— Вряд ли они везут что-нибудь ценное, — произнес он, чтобы сменить тему. — А запасы продовольствия мы пополнили совсем недавно. Может быть, не будем их трогать, и пусть себе плывут?

Сторм ответила не сразу, вглядываясь вдаль:

— Команде нужно поразвлечься. Что-то уж слишком они заскучали. Пусть поразомнут кости.

Роджер нахмурился:

— По-моему, они сегодня уже достаточно развлеклись.

Сторм пожала плечами:

— Драка — это не то. К тому же я не хочу, чтобы моя команда разленилась, — матросы и так уже почти потеряли всякую дисциплину.

— Боюсь, добыча будет не слишком богатой…

Сторм подумала было о том, что Роджер, пожалуй, прав, но через минуту грозно нахмурила брови: