- Будь умничкой... я рядом...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Будешь рядом?.. Тогда почему отходишь, бросаешь меня одну, лишаешь своего тепла и осязания? И почему я так боюсь остаться без твоей близости и прикосновений хотя бы на несколько секунд? Когда ты успел прошить мне под кожу и в сердце ещё несколько своих тугих стежков, вынуждая цепень, холодеть изнутри под их стягивающимися нитями, слушая надрывные удары сердечной мышцы, подобно набату приближения самой необратимой катастрофы всей своей жизни?

Просидеть в этой унизительной позе со связанными за спиной твоим ремнем руками, удерживая ровную осанку с высоко приподнятой головой ещё не известно, сколько гребаного времени? У меня действительно не было в эти минуты никакого выбора? Только сидеть и безмолвно ждать, практически не напрягая слуха, потому что всё моё тело само превратилось в один гиперчувствительный слуховой нерв. Казалось, если бы я сейчас оглохла, то всё равно бы продолжала слышать – всей поверхностью воспалённой кожи, холодеющими легкими и немеющим сердцем. Абсолютно всё! Вибрацию твоих шагов, твоих беззвучных движений, спокойного равномерного дыхания с более раздражающими звуками инородных предметов, царапающих сознание и сенсорные клетки эпидермиса отвратительным скрежетом, скрипом, стуком или щелчком.

И неужели это единственное, что я могла теперь делать, не допуская в свою голову ни одной вероятной мысли, что всё это было можно как-то переиграть? Как? Потерять сознание, устроить истерику, упасть на пол с криками о помощи и биться о паркет, пока ты меня не развяжешь и не вытолкаешь такую неуравновешенную истеричку за двери своей квартиры? Серьёзно? Ты бы сделал именно это или всё равно нашел способ меня успокоить и привязать иным, более действенным способом? Да и кто сказал, что этот оказался не достаточно надежным? Ведь я сидела и не дергалась, смирно, тихо, совершенно ни о чем не думая, поскольку это было нереально – думать в подобном состоянии! Как будто ты прекрасно знал, что со мной будет происходить, когда ты проделаешь со мной то или иное действие. Или это было в порядке вещей, ведь только ты обладал способностью меня программировать и воздействовать на мое сознание и тело одним лишь своим присутствием.

Наверное, часть моего разума с сущностью Эллис Льюис каким-то образом отключились, уступив место оголенным чувствам и обнаженному телу, но это не значило, что я не осознавала и не понимала то, что происходило и должно было произойти. Тем более ты сам и ни за что не допустил бы иного течения событий! Тебе надо было, чтобы я ощущала и воспринимала происходящее на том уровне и в том состоянии, которые ты прописывал по моему тонущему рассудку и воспаленной коже собственными руками. Ведь у тебя было столько времени, чтобы подготовиться к этому основательно, просчитать каждый шаг, взвесить и вымереть каждое слово, паузу, взгляд, прикосновение и даже ритм сердца! И это на самом деле не было игрой, таким невозможно играться, только жить, только болеть и только инфицировать этим безумием всех своих жертв – заражать до самого костного мозга тело и сущность Эллис Льюис.

Мой личный палач, Черный Хирург, Черный Мастер и Таксидермист... мой персональный Черно-Красный Ад и кровавый Эдем... моя огненная Вселенная... моя невыносимая и самая любимая боль, вечная агония и сладкая белая смерть. Ты жил в моих венах все эти годы, а я даже не догадывалась, что творил твой вирус с моими клетками и ДНК, пока ты не запустил последнюю стадию летального заражения своим появлением. И как бы мысленно я не сопротивлялась этому активировавшемуся сумасшествию, мое тело излечить было уже просто не чем! Оно хотело и тянулось к своему единственному Хозяину, к источнику своих порочных желаний, к ядовитому кислороду моей новой черной жизни. И мне только и оставалось, как задыхаться вместе с его ощущениями и обострившимися чувствами, сходить с ума от пульсирующих накатов непрекращающегося вожделения, рваться со скулящим отчаяньем за тобой, под мощными ударами непримиримого сердца и надрывными толчками неутихающего возбуждения...

Бл**ь!.. Я хотела тебя до истерики, до настоящего психического срыва, не смотря на вымораживающий страх с непреодолимым соблазном скончаться на месте или сбежать отсюда каким-то немыслимым образом. И я уже реально была готова на всё, даже на настоящую операцию на открытом сердце без анестезии!

Но в том-то и дело... здесь всё решал только ты один! А это значило, что я попросту становилась зависима лишь от твоих желаний, от твоих решений и принятого тобою за меня ТВОЕГО выбора!

...И я до сих пор не понимала, как такое возможно – дрожать, панически дёргаться при любом неожиданном и даже незначительном звуке, едва при этом не всхлипывать, цепенея то ли от страха, то ли вообще не известно от какого кроющего предчувствия, и тут же замирать, зависать сознанием и телом под острыми накатами ледяных волн самого сладчайшего и смертельного озноба, расписывающего по коже и воспаленным рецепторам, неповторимыми узорами возбуждающего ужаса. Да, умирать от ожившего жуткого кошмара из моих самых безумных диких снов и нестерпимого порочного исступления. Медленно тонуть и задыхаться в этих вязких каплях, смешавшихся одной цельной липкой массой твоей окутывающей тьмы и моей ненасытной истомы. Осязать усилившейся во сто крат чувствительностью своего оголенного тела, как они скользят, окутывают меня, стекают по складкам моей возбужденной киски и налитому кровью клитору пульсацией каждого мгновения, с каждым проделанным тобою движением и шагом... за моей спиной в нескольких десятках футов от меня!

Ты опять вернулся в смежную комнату на несколько невыносимо долгих секунд, и меня снова придавило приступом физической парализации по всем перекрученным от перенапряжения мышцам, когда по паркету заскрипели ролики очередного передвигаемого тобою предмета. И судя по звуку и самому скольжению мебельных колесиков о деревянную плитку пола это было что-то весьма тяжелое и куда весомое, чем в первый раз. Казалось, я прочувствовала его возможный объем всеми порами моих растертых рецепторов, поверхностью всего моего эпидермиса, но едва ли могла представить и вообразить, что это вообще было. И мне абсолютно не хотелось узнавать, что это такое, не смотря на то, что я продолжала сидеть на прежнем месте в прежней позе буквально примороженной к нескольким точкам на паркете несколькими точками своих сомлевших ног.

И ты перестал катить этот предмет, остановив его за моей спиной... и я перестала дышать (но не слышать бешеных скачков моего обезумевшего сердца о грудную клетку) совершенно этого не осознавая, как и не имея возможности определить, где именно ты остановился, в скольких футах от меня – в десяти или всего в одном шаге.

Меня выбило и рубануло по всем нервам всеми сорвавшимися клинками одновременно всего лишь одним последовавшим звуком. Боже, как я не закричала и не рухнула на пол, хотя земля подо мной ощутимо качнулась, как и всё окружающее пространство сплошной чёрной тьмы. Неожиданный звучный щелчок с ударом о плитку чего-то плотного и тяжёлого. Он резанул меня реальной осязаемой вспышкой по всему столбу позвоночника, процарапав ментоловой дрожью до самой макушки и резко натянув обмороженную кожу микроиглами проступивших мурашек.

Fuck! Ещё один почти такой же, но с чуть измененной тональностью, разворотом и силой. Меня продолжало трясти нарастающей дрожью и разливающейся по суставам дикой слабостью, пока до меня наконец-то не дошло, что это были... обычные ножки-фиксаторы на очень тугих раскладных петлях. И ты всего-навсего закреплял ими к полу, тот самый предмет, который выкатил из смежной комнаты.

Боже, как я ещё окончательно не тронулась умом и не свалилась без сознания, особенно, когда эти щелчки и удары вдруг прекратились, и я услышала приближающийся стук подошв твоих фирменных туфель о паркет за несколько мгновений от моего окончательного срыва в эту бездну. И сильней всего, я дернулась именно от твоего прикосновения, от накрывшей меня твоей тени, от скользнувшей по моей воспаленной коже вязкой патоки твоей уплотнившейся тьмы через твои пальцы.

- Тише, моя девочка! Ничего плохого не случилось... я рядом... это всего лишь я... - как будто ты не знал, что со мной происходит, и что как раз этого ты и добивался! Довести меня до подобного состояния! Чтобы наслаждаться и сытиться моей панической лихорадкой, немощными жалобными всхлипами и бессмысленными попытками вывернуться и отпрянуть от тебя. Меня хватило всего на несколько секунд, мои страхи и подкожная паника деформировались под твоими пальцами в абсолютно иную, угодную ТЕБЕ форму. Тебе ничего не стоило перенастроить меня на желаемую волну одним лишь бархатным громким шёпотом, движениями твоих рук и твоей оплетающей тени.

Господи, ты действительно опустился за моей спиной на колено, чтобы тебе было удобней расстёгивать ремень на моих запястьях. Но я все равно почти не чувствовала, что ты делал из-за сомлевших мышц и суставов на обоих изгибах своих локтей, в отличие от твоего дыхания и твоей усилившейся в тысячи раз близости. Мне хотелось разрыдаться во весь голос только от того, что ты наконец-то меня развязывал и... прижимался щекой к моему затылку, приняв вес всего моего резко обмякшего тела на себя.

Неужели мне больше не придется изо всех невозможных сил удерживать эту гребаную позу покорности?.. Ты же теперь не заставишь меня так сидеть? Пожалуйста... Я больше не смогу!

- Всё хорошо! Тише, тшшш... ничего страшного не происходит... я тебя держу... Расслабься, просто расслабься.

А вот теперь я реально не понимаю, почему так хочется рыдать, еще сильнее и во весь голос и одновременно терять остатки здравого разума под атакой противоречивого ощущения запредельной эйфории. Твоя неожиданная нежность, убивающая забота и убаюкивающая ласка – твои тёплые ладони (пусть в этих треклятых перчатках) растирающие мои обездвиженные руки массирующими движениями от плеч и до самых ладошек. И только потому, что я ни черта не вижу, само ощущение твоего физического воздействия на моей онемевшей коже, в мышцах и даже в костях было подобно самому гиперчувствительному разливу тягучей патоки пульсирующих и выжигающих искр твоих фактурных трений и касаний. И это на самом деле реально сводило с ума и продолжало возбуждать, не смотря на то, что я совершенно не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Хотя не знаю, чем больше меня топило, прикосновением твоих ладоней или осязанием тебя всего. Я как будто реально тонула в тебе, в твоем живом тепле, и в самом сильном неуязвимом теле моего ласкового палача.

Ты завел мне руки вперёд, потратив почти несколько минут на то, чтобы размять и растереть на них затекшие мышцы и суставы, заставив опереться о твое плечо и грудь, прижаться виском к твоей твердой скуле и щеке. И я уже была готова умереть в таком состоянии прямо здесь и сейчас, лишь бы оно не прекращалось... лишь бы ты снова не начал этот прерванный кошмар и не сорвал с меня живьем кожу очередным смертельным трюком своих изощренных, заученных наизусть манипуляций беспощадного садиста.

- Эллис, я же просил тебя, расслабься... – о, господи! И как же мне это сделать, когда твой звучный тёплый голос опаливает мне ушко, проникая под кожу и череп на виске согревающим скольжением, вибрирует внутри моих дрожащих легких и в бешеном стуке сердца. Когда ты практически и полностью накрываешь собой, буквально затягиваешь внутрь своего горячего живого кокона, обнимая обеими руками и ещё крепче прижимая к себе. И мне до одури хочется вцепиться в тебя, не смотря на то, что ты запретил мне это делать!

Но кто знал, что это не те объятия? Что ты попросту поднимаешь меня на руки, подхватываешь, как пушинку, отрываешь от земной гравитации и притягиваешь к своей на несколько сладких и до боли коротких секунд. И я практически не успеваю этого осознать, понять и определить, поскольку абсолютно не соображаю, где теперь находился верх и низ, и в каком я вообще положении. Даже если бы ты перевернул меня вниз головой, я бы и этого не поняла. Ты стал моей единственной точкой самого сильного притяжения, моей засасывающей черной дырой. И инстинктивно схватившись дрожащими пальчиками за лацкан твоего пиджака, я навряд ли испугалась в ту секунду, что упаду... ведь это было бы просто нереально!

Несколько шагов в неопределенную неизвестность с окончательной потерей всех возможных ориентиров, кроме одного единственного – тебя! С ужасом принимая тот факт, насколько сильно я теперь боюсь потерять его, потерять такое осязаемое и самое желанное тепло твоей близости, твоих рук и твоего тела. Хотя теперь мне ничего не стоило поднять собственную руку к своему лицу и содрать с глаз эту долбанную повязку, увидеть наконец-то (а не только чувствовать) тебя и куда ты меня несёшь. И кто мне скажет, почему я так этого и не сделала?!

- Эллис, разожми пальцы, я тебя не уроню... держи руки на бедрах!