В карете Сирена рассмеялась. Завтра вечером она бу­дет свободно прогуливаться среди гостей, опираясь на руку генерала, и доберется до мачехи. Незаметная постороннему глазу медленная пытка – вот чего заслуживает Оливия после всех несчастий, которые принесла Митчелу. «Про­сти меня, Господи, за желание отомстить! – подумала Сирена и закрыла глаза. – Я не могу противиться соблаз­ну помучить эту особу за тот ад, в который она превратила жизнь моего отца».

Стоя перед зеркалом в гостиничном номере, она подняла вуаль и внимательно посмотрела на свое отражение. Ей стано­вилось все легче изображать Веронику, изгоняя воспоминания о прошлом, как будто юной Сирены никогда не существовало. Это немного притупляло боль потери Трейгера, однако она сомневалась, что сможет когда-нибудь забыть его и полюбить другого мужчину. Трейгер был ее вселенной. Даже теперь, когда появилась цель: отомстить Оливии, восстановить свое доброе имя и разоблачить убийцу отца.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Сирена надея­лась, что, направив усилия на достижение поставленной цели, похоронит прошлое. Однако стоило ей снять бесфор­менные черные одежды и смыть нарисованные морщины, как воспоминания о навсегда ушедшем счастье возвраща­лись снова и снова.

Господи, как она тосковала по крепким объятиям Трей­гера, по жаркому дурману его поцелуев. Сирена забралась в холодную постель, Барон прыгнул на кровать и свернул­ся в клубок у нее в ногах, но пес не мог спасти ее от мучительного одиночества. Ночи превратились в настоя­щие пытки: каждый раз Сирена пробуждалась от сновиде­ний в полной уверенности, что лежит в объятиях мужа.

Почему, почему она не может посмотреть правде в лицо? Трейгера больше нет. Нужно смириться с этим фактом и жить дальше. Цепляясь за эту мысль, Сирена закрыла глаза. Она молилась о ночи без сновидений, но ее горячие просьбы не были услышаны. Яркие фантазии вновь при­несли кратковременное ощущение счастья, которое смени­лось горьким отчаянием, когда, проснувшись, она поняла, что по-прежнему одна.

«Я слишком нетерпелива, – успокаивала себя Сирена. – Говорят, нужно время, чтобы воспоминания перестали причи­нять боль». Время… Чего-чего, а времени у нее в избытке.

Глава 23

Чувствуя себя уверенно в костюме Вероники, она выш­ла из кареты и увидела, что ее ждет личный адъютант генерала Хау.

– Вы точны, как часы, Вероника, – заметил хозяин приема, одарив ее широкой улыбкой.

– Я отношу пунктуальность к числу своих достоинств, – сообщила она. – Не люблю, когда опоздания оправдывают преклонным возрастом. Ну а поскольку я давно исчерпала отпущенное мне время и живу в долг, то слишком дорожу каждым мгновением, чтобы тратить его попусту.

В словах вдовы был свой резон. Уильям Хау задумчи­во кивнул. У него сложилось впечатление, что этой жен­щине было несвойственно праздно сидеть, предаваясь печали об утраченном здоровье. Она слишком любила жизнь, что­бы проводить последние дни в кресле-качалке.

– Вы позволите представить вас моим офицерам? – Уильям положил ее затянутую в перчатку руку себе на локоть.

После официального представления некоторым гостям, знакомым ей еще по приемам, которые она посещала с отцом, Сирена оказалась перед мачехой и ее любовником полковником Пауэллом.

– Оливия, я приготовил вам сюрприз, – торжественно начал Уильям. – Имею честь представить Веронику Уоррен.

Лицо Оливии побелело, и ей понадобилось несколько мгновений, чтобы обрести дар речи.

– Миссис Уоррен? – осторожно переспросила она, убирая руку с локтя полковника Пауэлла.

– Я приехала из Англии, чтобы навестить сына, но, к сожалению, слишком поздно. Жаль, что вы так поторопи­лись покинуть поместье… – Вероника намеренно оставила незаконченной тщательно составленную фразу. – Но я полагала, что вы вернетесь ко дню похорон.

– Ну, я… – Оливия растерялась, никак не ожидая, что придется оправдывать свои поступки.

– Что – вы? – не без сарказма спросила Сирена, вынуждая ее продолжать. – С нетерпением жду ваших объяснений, милочка, – промурлыкала она приторно слад­ким тоном, наблюдая за тем, как румянец исчезает с лица Оливии. – Вообразите мой ужас, когда после изнури­тельного путешествия я узнала, что вы оставили мужа в его последний час.

С удовлетворением отметив, что мачеха проглотила язык, Сирена повернулась к Уильяму.

– Не могли бы вы устроить так, чтобы Оливия и ее достойный друг сидели рядом с нами за столом? Нам нуж­но многое обсудить.

– Как пожелаете, Вероника, – согласился генерал и подавил улыбку, заметив, как Пауэлл с сосредоточенным видом изучает свои сапоги.

Хотя Уильям недоумевал по поводу того, как это Джону удалось подцепить Оливию так быстро после смерти ее мужа, он счел бестактным спрашивать полковника об этом. Старая дама заронила зернышко любопытства, зернышко, которое тут же проросло, когда генерал заметил, как странно занерв­ничала парочка в присутствии вдовы. Неужели эти двое что-то скрывают? И он стал внимательно наблюдать за вдовой, как хищник кружившей вокруг Оливии и Джона.

– Как я понимаю, полковник достоин всяческой по­хвалы за дружеское участие, которое проявил к вам в тя­желую минуту. Хорошо, что хоть один из вас оказался способен на сострадание, – продолжила Сирена и снова принялась за Оливию, дрожавшую как осенний лист на ветру. – Дорогая, с вашим траурным платьем что-нибудь приключилось или вы сняли его исключительно ради это­го торжественного события?

– Ну, я… – снова запнулась Оливия, чувствуя, как свекровь подавляет ее непрерывными вопросами, на которые она едва ли могла дать ответ, поскольку утратила вся­кую бдительность и позволила застать себя врасплох.

– Да вы, оказывается, застенчивы, Оливия! – без­жалостно поддела ее Сирена, а затем указала на длинный ряд приглашенных, ожидавших своей очереди. – Давайте продолжим представление ваших гостей, Уильям, а заодно дадим дорогой Оливии возможность перевести дух. Ка­жется, стоя она не слишком хорошо соображает. Возмож­но, светская львица справится со своей робостью за обедом, и к ней вернется дар речи.

– У меня сложилось впечатление, что вы не в восторге от поведения Оливии, – заметил Уильям, склонившись к вдове, чтобы не быть подслушанным.

– Неужели так заметно? – поинтересовалась она с преувеличенно невинным видом.

– Не думаю, что у этой парочки остались сомнения на сей счет, – заверил ее генерал с ироничной улыбкой.

– Отлично. Теперь, когда я воткнула нож в спину невестки, я собираюсь его повернуть. – Хотя Сирена ста­ралась говорить нейтральным тоном, в ее голосе отчетливо прозвучали презрительные нотки.

– Я искренне надеюсь, что вы не припасли кинжала с моими инициалами. А то при вашем остроумии мне при­шлось бы лихо.

Она потрепала его по щеке, рассмеявшись в ответ.

– С моей стороны вам ничто не угрожает, дорогой Уильям. Я не собираюсь вас подводить. Но намерена до­вести до сведения невестки, что ей не следует рассчиты­вать на мою снисходительность после того, как она потащилась в Нью-Йорк, не удосужившись отдать послед­ний долг мужу.

Закончив церемонию представления, Уильям проводил вдову в обеденный зал. Сирена подавила смешок, наблю­дая за мачехой, которая с явной неохотой приблизилась и села рядом. Обе женщины хранили молчание, пока не по­дали еду. Но как только Оливия поднесла вилку к губам, вдова, понизив голос, спросила:

– Сколько же времени вам удавалось наставлять рога бедному Митчелу до его печального конца?

Оливия резко втянула воздух, подавившись первым же кусочком мяса. Без тени сочувствия Сирена с силой шлепнула ее по спине. Гости перестали жевать, воззрившись на Оли­вию, лицо которой – к несказанному восторгу вдовы – приобрело свекольный оттенок.

– Что-то вам сегодня не по себе, милочка. Поначалу вы не владели языком, а теперь, кажется, и вовсе его про­глотили. Кстати, как вы себя чувствуете среди всего этого великолепия? Митчел писал, что ваша семья не располага­ла достаточными средствами, чтобы вращаться в высших кругах. Должно быть, непросто сохранять присутствие духа в светском обществе, учитывая ваше происхождение.

Эти язвительные намеки довели Оливию до белого кале­ния. Она чуть было не набросилась на злобную старушенцию, но вовремя спохватилась, заметив, что стала объектом все­общего внимания.

– Мне не составило труда приспособиться к новому образу жизни, – сообщила она, едва сдерживая ярость.

– Да, вам не откажешь в гибкости. Могу себе предста­вить, как вы кувыркаетесь, чтобы потешить своего полковника.

Оскорбление подействовало на Оливию, как пощечина, и, потеряв над собой контроль, она взвизгнула:

– Злобная стерва!

– Оливия! – только и выдохнул Джон, когда за столом повисла гробовая тишина.

Лицо полковника пошло пятнами. Он впервые видел в таком состоянии свою любовницу, совершенно забывшую о том, что никто, кроме них, за столом не слышал ядовитых реплик вдовы.

– Ничего, ничего, – смиренно сказала Сирена, не сводя взгляда с разгневанного лица мачехи. – Я понимаю, в каком напряжении она жила последнее время, терзаясь муками совести. Митчел говорил, что у его горячо люби­мой жены бурный темперамент, но только теперь я пони­маю, что он имел в виду.

Оливия вскочила, не в силах более терпеть подобные оскорбления. Ей казалось, что она находится на арене цир­ка в качестве живой мишени для дьявольских кинжалов.

– Прошу извинить меня, – сказала Оливия, пытаясь соблюсти правила приличия, впрочем, без особого успеха. – Ужасно разболелась голова. Думаю, мне лучше выйти на све­жий воздух.

Полковник Пауэлл, пристыженно улыбаясь, раскланялся с гостями и последовал за своей дамой. В холле он схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

– Неужели так трудно прилично вести себя в присут­ствии генерала и его гостей?

Оливия задохнулась от возмущения.

– А ты рассчитывал, что я буду безропотно сносить оскорбительные выпады этой стервы? У нее не язык, а змеиное жало!

– Весьма возможно, любовь моя, но ты не должна позволять ей задевать себя за живое.

Джон повел любовницу к винтовой лестнице.

– Если бы ты только слышал, что она мне наговорила, тебе самому захотелось бы перерезать ей глотку. Эта женщи­на явилась сюда с единственной целью – терзать меня за то, что я оставила Митчела и… – Она прикусила губу. – Мо­жет, нам уехать на время отсюда, пока старуха не уберется в Англию? Не думаю, что я способна выдержать…

– Это исключено. Генерал приступает к разработке стра­тегии весенней кампании. Вряд ли он поймет, почему я вдруг покинул его в такой ответственный момент.

Оливия была более чем раздосадована. И зачем только старая ведьма здесь объявилась? Вот уж от кого пощады не жди.

– Не вы ли, случайно, явились причиной внезапного недуга Оливии? – осведомился Уильям.

Хотя он не слышал всего разговора, однако уловил от­дельные реплики и понял, что вдова немилосердно подка­лывала свою невестку.

– Ешьте овощи, Уильям, пока все не остыло.

Генерал громко расхохотался и, наклонившись к старой даме, весело заметил:

– Надеюсь, я не лишился вашего расположения. Мне бы не хотелось подвергнуться испытаниям, через которые прошла Оливия.

Сирена ласково похлопала его по руке, злорадно улыб­нувшись под вуалью.

– Я же говорила, что числю вас среди своих друзей. Вам не нужно опасаться старухи с чересчур острым языком.

– При условии, что я буду хорошо себя вести? – догадался Уильям и подцепил тушеную морковь, следуя совету вдовы есть овощи.

– Не исключено, что я не устою перед соблазном указать вам на некоторые ваши ошибки. Но не намерена обрушивать на вас тяжелую артиллерию, как на Оливию, по той простой причине, что вас я уважаю.

– Может, мне следует обсуждать государственные дела с вами… во избежание ошибок, – пошутил генерал.

Сирена подцепила вилкой ломтик картофеля и утверди­тельно кивнула:

– Отличная идея, Уильям. Хотя мне многим приходи­лось заниматься в жизни, но я никогда не была советником командующего вооруженными силами. Думаю, это было бы интересно.

– В таком случае приглашаю вас на следующее сове­щание, – галантно заявил он. – Ваше присутствие рас­шевелит моих офицеров.

– Пожалуй, это пойдет на пользу их кровообраще­нию. Боюсь, они слишком засиделись.

Да, видимо, бдительность генерала ослабела в связи с тем, что он добился значительного перевеса в войне. Складывалось впечатление, что Хау не прочь провести зиму в Нью-Йорке, в тепле и роскоши. Он нежился в лучах славы победителя, вместо того чтобы покончить с противником. Каковы бы ни были при­чины, благодаря которым он удовлетворился своими военными достижениями и принял ее в свой круг, Сирена была благодар­на судьбе. Это упростило ей доступ в штаб-квартиру британцев и позволяло часто видеть полковника и Оливию.

Сирена обвела взглядом сидевших за столом офицеров и вздрогнула, заметив в дальнем конце Брендона, облаченного в нарядный мундир. Странно, с чего это у лейтенанта такой самодовольный вид? Она слишком хорошо его знала, чтобы допустить, будто Брендон совершил нечто, чем можно было бы гордиться порядочному человеку. Сколько бы он ни пы­жился, все равно оставался полным ничтожеством, о чем Си­рена охотно бы поведала молодой особе, которой он в данный момент расточал знаки внимания. Ничего, скоро и Брендон получит свое за грубую выходку, которую позволил себе по отношению к молодой мисс Уоррен.