– Не справишься, головы тебе не сносить, – разъяснил Иван Константинович и совсем другим тоном добавил: – Так что придется тебе справляться, Глеб, чтоб и самому этот полезный орган не потерять, и мою седую голову не подставить. И если ты думаешь, что я тебе тут по-родственному протежирую, то сильно ошибаешься. Я способности твои трезво оцениваю и знаю, на что ты способен, и какие еще в тебе таланты есть, – например, дар руководителя и организатора, – которые пока до конца не раскрылись. Желающих на это место не так уж много, как казалось бы, хоть и зарплата, сам понимаешь, весьма достойная, и перспективы, и авторитет, без сомнения, но ответственность запредельная, и талант инженерный нужен. Ладно, все. Оформляй документы и езжай. Звони постоянно, докладывай, советуйся, спрашивай в любое время – помогу.

Охо-хо! С тяжелой руки министерства и дядьки родного огреб Глеб Максимович Протасов такой беспросветный каторжный труд, безумную ответственность и головняк на долгие годы, который и представить себе не мог в самой страшной фантазии!

Поначалу его пытались шпынять и строить под себя все кому не лень – и директор завода, и его замы разных направлений, и крупные акционеры. Даже мастера цехов пытались дурить, проверять на «вшивость» и манипулировать, как мальчишкой, – в сущности, которым он тогда и был. Мыслимое ли дело в двадцать шесть лет стать главным инженером огромного завода?

Посмотрел Протасов на все эти дела, вник в свои обязанности, права, ответственности и производственные необходимости и стал спокойно, но твердо и настойчиво давать отпор и утверждать свой серьезный авторитет.

И у него получилось! Пусть не сразу, были и сложности, и естественные трудности, но постепенно он добился абсолютного признания своего авторитета у подчиненных, и уважения начальства, и самое важное – его приняли, признали и стали уважать рабочие завода, а это была, пожалуй, главная победа.

Ничего. Втянулся и уже через годик начал получать кайф от своей работы, от общения с заказчиками, с коллективом, оценил по достоинству и проникся глубоким уважением к директору, настоящему мужику и личности государственного масштаба. Впрочем, Протасов понимал, что и сам становится где-то личностью такого уровня.

А то! Огромная квартира в центре города – пусть и казенная, но сам факт! Определенное влияние не только на внутризаводском уровне, но и на всех остальных – городском, областном, краевом, государственном в какой-то степени. Например, не подпишет он сдачу заказа по техническим каким-либо причинам – это, между прочим, неприятности межгосударственного уровня, ибо заказчики у них непростые, а «импортные» в том числе. И, бывало, не подписывал.

Что там еще из благ? Ну, авторитет в городе, это уже упоминалось, особое положение тоже, зарплата очень-очень достойная, еще он с бонусов начал потихоньку акции приобретать. Ну это еще когда Глеб на первом своем производстве работал, его дядька надоумил и научил. Да, и разумеется – перспективы! Если человек в двадцать шесть начал с такого старта, то что его ждет впереди?

Ну и как такой колобок да без лисы? Сам по себе гуляет? Не положено! Кто ж такое добро да бесхозным оставит!

От полного разочарования в женщинах и махрового цинизма спасали Протасова только чрезмерная загруженность работой, закрытая и охраняемая территория завода, на котором он проводил большую часть своего времени, да довольно замкнутый круг общения – коллеги по работе, начальство и их семьи в выходные и по праздникам.

Но и на заводе женщин, желающих тесного общения с главным инженером, более чем хватало, правда, имелся все же некий сдерживающий от беспредела бабского фактор – он как-никак был начальником, мог, осерчав, и уволить.

Конечно, не обошлось без случайных связей, нескольких девушек, подзадержавшихся в отношениях с ним по паре-тройке месяцев, но ничего по-настоящему серьезного и значимого в его личной жизни не происходило.

Пока он не встретил Ольгу.

Гораздо позже он узнал, что эта «случайная» встреча была тщательно продумана и спланирована самой Ольгой, разработавшей целую стратегию, чтобы его заполучить, и ее родной теткой, непосредственной подчиненной Протасова.

Но план барышням удался на все сто процентов.

Он выходил через проходную, она заходила, они «нечаянно» столкнулись, она неудачно «подвернула» ногу при столкновении и чуть не упала, при этом юбка у нее задралась так, что стали видны трусики, «заметив», куда он смотрит, девушка возмутилась необычайно, строго его отчитала и, независимо подняв голову, удалилась.

Великолепная гордая блондинка, красавица с потрясающей фигурой, одета строго, но при этом сексуально, «не знавшая», кто такой Протасов, окатившая его холодностью, приправленной презрением…

Разумеется, он повелся! А то!

Он бы затащил ее в постель в тот же вечер, так она его распалила и заинтриговала, но дала она ему только через две недели, заставив поухаживать, позавоевывать, чуть не сведя с ума от желания, которое талантливо подогревала разными женскими ухищрениями.

Через полтора месяца Ольга уже переехала к Протасову в ту самую шикарную квартиру, через три месяца после переезда объявила, что беременна, а еще через месяц они поженились. То есть через полгода после «случайной» встречи на проходной она стала женой одного из самых завидных холостяков города.

Браво!

Ей было двадцать пять, образование она имела условное, что-то там педагогическое ни о чем, зато амбиции королевского уровня и масштаба. Избалованная мамина-папина дочка владивостокского разлива среднестатистической семьи, бывшая модель, не дотянувшая до хотя бы московского уровня, эскортница на подработке, четко выстроившая для себя планы своей будущей шикарной жизни.

Не все так плохо. Хозяйкой она показала себя отличной, по-настоящему заботилась о муже, следила за его здоровьем и правильным образом жизни, не забывая и про его карьеру. Выстраивала нужные знакомства, со своей, женской стороны, отсеивала бесперспективных друзей, блистала рядом с ним на всех протокольных мероприятиях, что тоже было немаловажно и добавляло Протасову очков. Они стали самой желанной парой для местных журналистов и телевизионщиков.

Она выбрала его, сделала свои главные ставки на благополучную упакованную жизнь и, будучи женщиной неглупой, хитрой и расчетливой, не требовала немедленного исполнения своих желаний, а терпеливо поддерживала мужа, окружала заботой и уютом и готова была кое-что потерпеть. Например то, что они до сих пор не в Москве.

То, что он ее не любит, Протасов понял через неделю после свадьбы, как понял и то, почему он на ней женился. Он был влюблен, увлечен этой девушкой, она нравилась ему в постели и всячески старалась разнообразить их секс, она оказалась хорошей хозяйкой и все бытовые вопросы взяла на себя, окружив вниманием и уютом, что было значимо для занятого сверх всякой меры мужика.

И они ждали ребенка.

В двадцать восемь лет он стал папой. И месяца три не брал на руки дочку, боясь ей навредить или что-то сломать, такой необычайно хрупкой она ему казалась. Но когда Глеб первый раз взял Алису на руки, с ним случилось что-то необыкновенное!

Она смотрела на него своими серыми глазюшками внимательно и сосредоточенно, нахмурив малипусенькие бровки, и вдруг ухватила за палец, и в этот момент Протасов почувствовал такую сильную, обезоружившую бесконечную любовь и нежность к этому комочку в его руках, что у него перехватило горло, защемило сердце и на глаза накатили слезы.

Этот момент безусловной любви к дочери запечатлелся в его сердце и памяти навсегда.

Теперь, в какое бы время дня и ночи он ни возвращался домой, Глеб первым делом мыл руки и брал дочурку на руки, ходил с ней по квартире, что-то напевая и тихонько рассказывая.

Алиска росла обожаемой папиной дочкой, катастрофически балуемой им, а строгой у них в семье оказалась мама. Ольга ворчала на мужа за то, что он немилосердно балует дочь, и особенно за то, что учит ее испанскому.

– Я не учу, я просто с ней разговариваю, – посмеивался Глеб и предлагал: – Давай и ты выучишь, здорово же будет, что в семье есть иностранный язык.

– Мне некогда этим заниматься! – сердилась Ольга.

Чем таким особым она была занята и что делала целыми днями, пока он работает, Протасов не интересовался, – наверное, занята, маленький ребенок все-таки и домашние каждодневные дела. Правда, чем в таком случае занимаются посторонние люди в его квартире – домработница, приходящая через день, и две няни, приходящие каждый день по сменам.

И грудью она кормить ребенка не стала, боясь испортить форму этого агрегата. Модельный бизнес для Ольги как бы закончился, но подразумевалась высокая светская жизнь в будущем.

Время летело настолько стремительно, что он не успевал выставлять какие-то вехи и подводить промежуточные итоги. Вроде бы только приехал на завод, а уже четыре года улетели куда-то, вроде бы только женился, а уже Алиске два годика. Так вот незаметно подкрался и тридцатник, и напомнил ему об этом друг Кирилл, позвонивший и пригласивший на свой юбилей. В их компании первым день рождения шел у Кирюхи, а за ним уж и у всех остальных мужиков.

Подумал Глеб, прикинул, что в принципе и по делам в Москву не мешало бы съездить, и можно совместить работу и развлечения, да и Ольга последнее время все настойчивей в столицу рвалась.

Первый свой значимый юбилей Кирюха Потапов праздновал широко – крутой ресторан, куча приглашенных гостей, концертно-развлекательная программа. Глеб за него от души порадовался – зарабатывает мужик, поднимается, молодец! Протасов испытывал истинное удовольствие от встречи с друзьями, с которыми давно не виделись и не собирались всей компанией, от великолепной еды и самого мероприятия, устроенного на достойном уровне.

Краем глаза несколько раз замечал и обращал внимание на девушку, сидевшую на другой стороне стола рядом с бабушкой и дедом Кирилла. Глеб мимолетно тогда подумал: «Лизавета, что ли?», но сомневался – рассмотреть ее толком не мог, далековато, да и она постоянно отворачивалась, разговаривая. Но, собственно, это было не столь важно, если она здесь, то увидятся еще, а не увидятся, да и ладно.

Но когда гости поднялись из-за столов – принять участие в развлекательной программе, и Глеб увидел совсем рядом Лизу, он настолько поразился, что даже не поверил в первый момент, что это на самом деле она. И придвинувшись поближе, некоторое время постоял незамеченный ею и порассматривал девушку, прежде чем подойти и поздороваться.

Последний раз он ее видел двенадцатилетней девочкой. Лиза всегда была миленькой и очень симпатичной – маленькая, меньше всех своих сверстниц, миниатюрная, тоненькая, очень живая и очаровательная. Но она превратилась в потрясающую девушку – росточком так и не вымахала, и все такие же тоненькие, изящные ладошки и маленькие стопы, которые умиляли и удивляли его еще тогда, но на этом вся детскость и заканчивалась – высокие стройные ноги прекрасной формы, шикарная упругая попка, тонкая талия и великолепная грудь, длинная изящная шейка. Четкий правильный овал чуть вытянутого лица обрамляли мелкие строптивые кучеряшки темно-русых волос, выбившиеся из стильной прически, по-детски припухлые губы, тонкий носик, красивые изящные брови и потрясающие светло-зеленые глаза.

Протасов рассматривал девушку не спеша и с особым эстетским удовольствием, словно смаковал изысканное вино, не пропуская всех нюансов и деталей, – как двигается, как жестикулирует, поражаясь ее удивительной хрупкой женственности и грации, редкость в наше время. Он вдруг сделал неожиданное открытие, что ему всегда нравились именно такие женщины – миниатюрные, нежные, женственные, казавшиеся беззащитными. А вовсе не красавицы брюнетки и изысканные холодные блондинки. Ну, пожалуй, Лизавету красавицей в классическом смысле он бы не назвал, скорее обворожительной, очень симпатичной, уникальной, особенной…

Поймав себя на том, что совсем уже забурился в беспардонное разглядывание девушки и анализ ее внешности, Протасов решительно направился поздороваться с ней. Он представил Лизе Ольгу, что-то задело его в ответе жены на проявление открытой дружественности Лизы. Но они уже подошли к сцене, и тут объявили танго.

Кирилл напомнил Глебу, что Лиза профессионально танцует, и Протасов, предвкушая удовольствие от танца с достойной партнершей, вывел ее на паркет.

«Хорошо, что мы единственная пара», – последней ровной и спокойной мыслью подумал он, делая классический поклон публике, с переводом партнерши с одной стороны на другую.

В тот момент, когда она вложила свою маленькую ручку ему в ладонь, а другую положила на его лопатку, он почувствовал разряд тока, пробежавший по его телу. От неожиданности Глеб глубоко вздохнул и втянул в себя ее колдовской запах, и…

И оказался в другом измерении!

Это его женщина! Его! Господи, это его настоящая женщина!

Он чувствовал ее всю, как продолжение себя, как часть себя самого – каждый изгиб ее тела, каждую мышцу, каждое движение, шелковистую кожу, горевшую огнем и обжигающую его руки через одежду, ее чувственный отклик на его призыв! Ее готовность пойти за ним, покориться ему, ее полное подчинение, растворение в нем и ее утверждение своей свободы, равной ему во всем!