Но эта ночь только начиналась.

Он смотрел на нее, такую расслабленную и томную, и любовь к этой женщине переполняла его.

В груди продолжало щемить. Дункан понимал, насколько хрупкое перемирие они заключили.

Его будущее оставалось неопределенным, но когда эта ночь закончится, у Джинни не останется сомнений в том, что она принадлежит ему.

Дункан смотрел на нее с очень странным выражением.

Джинни положила ладонь ему на щеку, потерев темную щетину, проступившую на подбородке. Он выглядел таким серьезным.

— Что случилось? Я сделала что-нибудь не так?

Его губы изогнулись в медленной улыбке. Он вдруг снова стал тем самым юношей, которому она отдала свое сердце.

— Ничего не случилось, но я надеюсь, что ты не собираешься спать.

Он сидел на краю кровати, склонившись над Джинни. Она скользнула взглядом по его широкой груди, опустила глаза на его возбужденное естество и выгнула бровь.

— Ты хочешь сказать, мы еще не кончили?

— А разве похоже?

Она игриво закусила губу.

— Не могу сказать точно. Может быть, мне следует потрогать и понять?

Вся игривость испарилась без следа.

— О да! — простонал Дункан.

Она обхватила его естество. Пальцы не сомкнулись, таким возбужденным оно было — твердым, как камень, горячим, с бархатисто-нежной кожей.

Дункан показал ей, как его ласкать, чтобы доставить особое удовольствие. Она с наслаждением смотрела, как сжимаются мышцы у него на животе, когда она ускоряет ритм. Она придвинулась ближе, покрывая поцелуями его щеки, его шею, его грудь. Ей нравился вкус его кожи. Тепло. Ощущение, что под губами атлас.

Джинни услышала, как Дункан задержал дыхание, когда ее губы опустились ниже. Когда язык коснулся плотных полос мускулов, опоясывающих живот.

Ее рука замерла. А каково на вкус все остальное?

Джинни подняла на Дункана взгляд. Каждая мышца его тела напряглась. Он понял ее безмолвный вопрос и кивнул. Едва заметно. Похоже, что он был не в силах шевельнуться.

Его естество пульсировало. На самом кончике блестела жемчужная капелька, и Джинни слизнула ее языком, пробуя его на вкус. Дункан чуть не соскочил с постели. Тело его дрожало от наслаждения. Джинни опустила голову и сомкнула губы на его естестве, вобрав его в рот. Дункан застонал, напрягся, а потом приподнял бедра, чтобы скользнуть еще глубже. Все чувства Джинни исполнились пряным привкусом его мужской сути.

Она закрыла глаза и отдалась сильным ощущениям, исследуя его губами, языком, вбирая его в себя все глубже и глубже. С каждым движением Джинни чувствовала себя все более уверенно. Понимание, что она сводит его наслаждением с ума, усиливало и ее собственные ощущения.

— Хватит, — прохрипел Дункан, приподняв ее голову. — Я хочу оказаться в тебе.

Он нежно опустил Джинни на постель и лег рядом. Она прижалась к нему, наслаждаясь восхитительным ощущением его мощного тела рядом с собой.

Дункан опустил голову и поцеловал ее. Его руки властно гладили ее тело. Не осталось ни единого местечка, не затронутого его лаской, — груди, ноги, руки, ступни… Джинни распалилась и хотела еще.

Его рука скользнула между ее ног, а губы накрыли рот в долгом поцелуе. Язык и палец двигались одновременно.

Джинни прижалась к его руке, к его телу, чувствуя, что превращается в пылающее пламя. Желание толкало ее на край обрыва, стремилось к освобождению. Она не могла думать, растворившись в страсти такой плотной и жаркой, что казалось, будто она бредет сквозь густой туман.

Дункан навис над ней, упершись руками в матрац по обеим сторонам плеч Джинни и направив свое возбужденное естество к ее лону. Глядя ей в глаза, он медленно, дюйм за дюймом, скользил внутрь, овладевая ее телом. Ее душой.

Это было слишком сильно. Слишком властно. Грудь сжималась от обуревавших ее чувств.

Джинни ахнула, когда Дункан вошел в нее целиком, совершил последний толчок и замер так. Давая ей прочувствовать себя. Свой вес. Невероятное ощущение его естества внутри… наполняющего ее. Даруя ощущение завершенности. Взглядом он заставил Джинни признать, что эти узы связывают их навеки. И не только тела, но нечто более важное. Что-то непреодолимое. Что-то, что нельзя выразить словами, но можно увидеть в его пронзительном взгляде.

Ее сердце переполнялось чувствами, которые она не мечтала больше никогда испытать. Чувствами настолько сильными, что они пугали Джинни — словно теперь ей стало понятно, что она должна потерять навсегда.

И тогда он начал двигаться, вонзаясь в нее сильными толчками, которые отдавались во всем ее теле. Это была самая незабываемая минута ее жизни.

Никакой другой мужчина не мог бы вызвать в ней такие чувства — потому что никакой другой мужчина для нее не существовал.

Дункан думал, что не может быть ничего более потрясающего, чем розовые мягкие губы Джинни, сомкнувшиеся на его естестве, чем ее язык, ласкающий его, ее рот, вбиравший его все глубже и глубже.

Но он ошибался.

Неукротимая похоть ничто по сравнению с чувствами, наполнявшими его сердце, когда он дюйм за восхитительным дюймом погружался в ее глубину. Ее глаза затягивали его. Все глубже и глубже. И он прикасался к ее душе.

Она была такой теплой. Такой влажной. Такой восхитительно плотной. Он забыл, каково это — быть в ней. Каково это — чувствовать под собой ее тело. Она такая крохотная и хрупкая, что он боялся раздавить ее, но Джинни прижимала его к себе, стремясь соприкасаться кожей. Ее груди прижимались к его груди, и, вонзаясь в нее, Дункан ощущал ее напрягшиеся соски.

Он закрыл глаза, чувствуя, как его накрывает теплой волной.

Он сделал еще один толчок. Это слишком хорошо. Наслаждение оказалось чересчур сильным, чтобы суметь его продлить. Она сжималась вокруг его естества, как мягкий кулак.

Джинни застонала и приподняла бедра ему навстречу, словно исполняя медленный чудесный танец.

В жилах Дункана бурлила кровь, приливая к чувствительной головке естества. Внизу позвоночника пружиной скручивалось наслаждение. Дункан был готов излиться. Он пытался сдержаться. И, выждав секунду, вошел еще раз, сильно и глубоко, чтобы она…

Джинни выкрикнула его имя, а тело ее содрогалось в экстазе. Восторг, разлившийся у нее по лицу, подтолкнул к краю и Дункана. Он вонзился в нее еще раз, замер и с силой содрогнулся сам. Наслаждение накрыло его мошной, все сотрясающей волной.

Дункан оставался в Джинни до тех пор, пока не успокоился. Но даже тогда он не хотел разрывать узы. Только мысль о том, что он, быть может, сейчас раздавит ее, заставила Дункана выскользнуть из ее теплого тела. Перекатившись на бок, он обнял Джинни и прижал к своему плечу. Ночной воздух приятно холодил разгоряченную кожу.

Они лежали молча. Это казалось самым правильным после того, что они вместе пережили. Слов все равно не хватило бы.

Джинни рассеянно водила пальцем по треугольнику волос у него на груди, потом ниже, по узенькой дорожке, ведущей к животу. Дункан точно знал, о чем она думает.

— Ты и вправду мне веришь? — спросила она, поднимая на него взгляд.

Ему не требовалось спрашивать, о чем это она. — Да.

— И что заставило тебя понять, что я не брала карту? Джинни спрашивала вовсе не о доказательствах против нее, а задавала очень сложный вопрос — почему Дункан поверил в это? Он начал вспоминать. Он тогда был очень молод, только прокладывал свой путь в жизни и не мог поверить, что оказался счастливчиком и сумел добиться любви такой девушки, как Джинни.

— Я видел тебя рядом с твоим отцом и знал, как сильно ты его любишь, знал, что ты предана своей семье. Ты была молода, красива и могла выбрать любого мужчину в наших горах. Я хотел верить, что ты готова полюбить незаконно рожденного, у которого не было ничего, кроме имени. — Он криво усмехнулся. — Даже имени-то не было.

Джинни лежала неподвижно.

— Я видела, какой ты человек. Мне нужен был ты, Дункан, а не твое происхождение. Разве я хоть раз дала тебе повод подумать, что оно имеет для меня какое-то значение. Ты был для меня самым великолепным, чудесным мужчиной на свете!

Услышав гнев в ее голосе, Дункан растерялся.

— Прости меня, — глухо вымолвил он. Джинни расслабилась и снова прижалась к нему.

— Но почему ты поверил мне сейчас? — спросила она. — Что изменилось?

— Мы уже не те люди, какими были тогда. Со временем я понял, что понимала ты — что мы строим свою судьбу не происхождением, а поступками.

Джинни посмотрела на него со странным выражением в глазах. Потом спросила:

— И что мы можем сделать? Какие поступки совершить? Дункан выгнул бровь и криво усмехнулся:

— Мы?

— Я хочу тебе помочь.

Он так долго ждал этих слов!

— Можешь уговорить своего брата позволить тебе просмотреть бумаги отца?

Джинни покачала головой:

— Это не поможет. После пожара почти ничего не осталось.

У Дункана упало сердце.

— Был пожар? Джинни кивнула.

— После Гленливета, когда король направился на север, пылая местью к тем, кто сражался против него, он разрушил много замков, в том числе и Фруи. Большой зал и покои моего отца были уничтожены. Когда он умер, я просмотрела все, что сохранилось. Там не было бумаг, касавшихся битвы.

Дункан выругался. Возможность отыскать какие-то документы была слабой, но теперь ее и вовсе не существовало. Похоже, у него остался единственный вариант — искать людей, имевших отношение к той истории: Но идея допрашивать собственного брата ему не нравилась.

— Ты думаешь о Колине? — спросила Джинни. Дункан искоса взглянул на нее.

— Младшему брату ты мог казаться недосягаемым. — Джинни покусала губу. — Однажды Колин сказал что-то в этом роде. Тогда я не придала этому особого значения, но из зависти люди иногда совершают ужасные поступки. Впрочем, не знаю, кроется ли за этим что-нибудь. — Джинни положила руку ему на ребра и пристроила на нее подбородок. — А что ты знаешь о своей матери? Ты никогда о ней не рассказывал.

Дункан оцепенел.

— Я не хочу о ней говорить! — отрезал он, пытаясь не обращать внимания на ее обиженный взгляд. Да и что он мог сказать о женщине, которую никогда не видел?

Но он понимал, что идет по опасной дорожке. Джинни еще не полностью доверяет ему. Возникшие между ними узы были еще совсем непрочными. Поэтому Дункан глубоко вздохнул, заставляя себя расслабиться, и решил открыть ей душу:

— Она была из Макдоналдов. Нянчила детей вождя. Она бросила моего отца, когда мне было всего несколько месяцев. Полагаю, мое рождение сильно опозорило ее, и она была рада от меня избавиться. Боюсь, что и отцу пришлось нелегко. Кэмпбеллы и Макдоналды постоянно и жестоко враждовали между собой. Дед возненавидел меня с первого взгляда.

Джинни пожала обнаженными плечами. — Я все думала — может, за этой историей кроется что-то большее? Твой отец никогда ничего тебе не говорил?

— Нет… — Дункан замолчал и нахмурился. Джинни снова посмотрела на него каким-то особенным взглядом, Дункан вздохнул и сдался:

— Отец сказал кое-что прямо перед смертью. — Он припомнил те слова: «Мать… найди… Макдоналд…» — Вроде бы он хотел, чтобы я нашел мою мать, но у него был горячечный бред.

Глаза Джинни заблестели.

— А что, если он знал, что говорит? Что, если он в последний момент хотел помочь тебе?

— Нет! — прервал ее Дункан раньше, чем она смогла продолжить. На минуту он снова увидел ту порывистую полную неудержимой энергии девушку, которая в полночь выбралась из замка и пошла с ним купаться. — Я не намерен встречаться с матерью. Если отец хотел, чтобы мы помирились, мне жаль, что я его разочаровал.

— А вдруг твой отец решил перед смертью открыть тебе тайну?

— Например?

— Что, если на самом деле мать тебя не бросала? Или вдруг есть что-то неизвестное в твоем происхождении… Я только пытаюсь помочь вернуть твое доброе имя. В этом деле поиски матери важны для тебя.

Он стиснул зубы.

— Не думаю.

Она с раздражением посмотрела на него.

— Ну не будь же упрямым ослом. Остров Айла совсем недалеко отсюда. Мы сможем съездить туда и обратно за день-другой. — Теперь Джинни смотрела умоляюще. — Ну что в этом плохого?

До сегодняшнего дня он не собирался ехать туда. Уж не говоря о том, что половина воинов кузена разыскивают Дункана. Но Джинни буквально дрожала от возбуждения, и ему не хотелось охлаждать ее энтузиазм. Кроме того, вариантов практически не осталось.

Дункан стиснул зубы. Все в нем восставало против этой идеи, но в то же время он искренне хотел ее порадовать. Она не знала его отца, а ведь тот не стал бы ему лгать. Особенно в свой последний час.