И снова черт ее возьми! Сара вновь улыбнулась, но такой улыбки он еще ни разу не видел на ее устах. Это была улыбка Евы, Далилы, Лукреции Борджиа, манящая и роковая.

– Йен, – промолвила Сара странно хриплым голосом. – Я никогда в жизни не была абсолютно эгоистичной. Глупой, ветреной и сумасшедшей. Я никогда не делала того, что мне хочется. И знаешь что? Думаю, я ошибалась.

Она буквально уничтожала его.

– Сара…

– Я хочу тебя. Ты хочешь меня. Мы оба знаем, что это, возможно, ничего не значит, потому что ты не можешь жениться на мне, а я не могу стать твоей любовницей. Но только сейчас, только здесь… почему бы нам не разделить немного тепла? Почему бы нам не посвятить эти минуты друг другу? Я хочу хотя бы раз в жизни испробовать, что это такое – по-настоящему заниматься любовью.

Ее слова действовали на него, как искра действует на порох. Йен грубо привлек Сару к себе и поцеловал. И это был не изучающий поцелуй, как раньше. В нем было отчаяние и требовательность, первозданная жажда физического обладания и неистовое желание. Он не молил ее губы приоткрыться – он силой разжал их, взяв ее голову в ладони и прижав ее к себе, чтобы она была ближе к нему, чтобы можно было похитить ее мягкий рот и крепко сжать ее мягкое теплое тело. И она ответила ему – приподнялась на цыпочки, обвила руками его шею, ее груди прижались к его груди, рот приоткрылся, а ее язык стал так же безжалостен и смел, как и его язык. Сара запустила пальцы в его волосы точно так же, как Йен – в ее волосы, словно боясь потерять друг друга.

Это была дуэль, танец, исполняемый только губами. Сложный и робкий, дым и солнечный свет… и сама страсть. Эта страсть росла – слой за слоем, формируясь, как дамасская сталь, и превращаясь во что-то острое и сильное, что может погубить их обоих, и они оба знали это.

Отпустить друг друга их заставил Харви. Явно раздраженный тем, что люди занимают место в его деннике, он с силой ударил Йена по спине, отчего они оба отлетели от стены.

Сара засмеялась удивительно молодым смехом.

– Чердак, – проворчал Йен, чуть отодвигаясь от нее, чтобы можно было говорить. – Я бы отнес тебя туда на руках, но тут такая лестница, что мы оба свалимся оттуда вверх тормашками.

Святые небеса! Сара стала подниматься наверх по-прежнему в чем мать родила, но при этом держала в руке сумку с провизией. Ее изящные бледные ножки сгибались, когда она переступала со ступени на ступень, и – да, Йен был прав. У нее действительно были самые лучшие ягодицы в Девоншире – чудесные, округлые, но твердые от тяжелой работы. Глядя на них, Йен изнывал от желания прикоснуться к ним, взять их в ладони, взвесить своими нетерпеливыми руками. Каждый раз, когда Сара сгибала колени, его прошибал пот, потому что он видел ее влажное лоно. Йен громко застонал и заслужил за это хриплый смешок.

– Я не уверен, что смогу быть нежным, детка, – предупредил он, замечая, как изменился от страсти его голос.

Обернувшись, Сара бросила через плечо:

– Не уверена, что хочу этого, парень!

Йен едва нашел в себе силы подняться наверх, где они нашли чудесный уголок, щедро заваленный сеном, – как раз то, что нужно. Расстелив одеяло, Йен потянулся к своим пуговицам. Но не успел он расстегнуть и одну из них, как Сара оттолкнула его руки.

– Я так долго хотела это сделать, – прошептала она. – Мне хочется прикоснуться к твоей груди.

Прикосновения ее пальцев к его коже стали для Йена настоящей пыткой.

– Но ты же трогала мою грудь, детка, – напомнил он. – Когда я болел, разве ты не помнишь?

Сара снова улыбнулась, и у Йена едва не подогнулись колени.

– Да, но мне это не нравилось, – призналась Сара.

Она нетерпеливо вытащила полы его мокрой муслиновой рубашки из-под пояса брюк и задрала ее вверх, насколько могла. Йен почувствовал, как холодный воздух обжег его кожу, и услышал ее резкий вздох. Он стал сбрасывать с себя сорочку, но тут ее пальцы оказались на его поясе.

– Нет, погоди…

Сара снова усмехнулась:

– Думаю, мы и так слишком долго ждали.

Йен остался стоять, а Сара, нагнувшись, одну за одной расстегивала пуговицы на его ширинке, чувствуя, как сквозь ткань наружу рвется его восставшая плоть. Наконец застежка была расстегнута, и она опустила в нее руки, чтобы взять его.

– М-м-м… – простонала она, сводя Йена с ума. – Вот ответ на мечту девушки.

А мужчины мечтают о такой, как она, подумал Фергусон, чувствуя, что его колени все больше превращаются в желе от ее смелых прикосновений. Осторожно высвободившись, он едва успел снять с себя оставшуюся одежду, а затем рухнул вместе с Сарой на одеяло и крепко сжал ее в объятиях, чувствуя, что его тело звенит, как туго натянутая тетива. Йен хватал ртом воздух, сердце билось о его грудную клетку. Ему хотелось действовать медленно, наслаждаться каждой секундой близости с Сарой – ее телом, улыбкой, голосом. Но он не мог. Йен был в отчаянии.

Кажется, она была в таком же состоянии. Ее маленькие руки порхали по всему его телу, ее прикосновения были уверенными и умными и вызывали настоящий бунт в его нервах, всепоглощающую страсть. Этого было бы достаточно, чтобы довести его до края, особенно когда Сара взяла его плоть рукой и стала мучить ее. Однако до края Йена довело ее тело.

Кожа Сары оказалась именно такой мягкой, как он и представлял, ее изгибы – именно такими изящными, а вот ее грудь – еще более высокой. Он исследовал ее как неизведанную землю, его руки были достаточно велики, чтобы накрывать целиком ее груди, сжимать ее ягодицы, накрывать целиком ее живот. Ее груди оказались упругими и горячими – шелк для его кожи, экзотика для его языка. Йен переходил от одной к другой, дразнил, прикасался, обводил их кругами, посасывал до тех пор, пока она не начинала стонать, а ее спина не приподнималась дугой с пола. Вот ее пальцы проникли в его волосы, а глаза широко распахнулись и словно остекленели.

Йен тоже мучил ее – раздвинул эту чудесную курчавую поросль и стал исследовать действительно неведомую ему землю. Она была горячей, влажной и припухшей, и он никак не мог вдоволь насладиться ею. Один его палец проник глубоко в ее лоно, а загрубевшей подушечкой другого он поглаживал и похлопывал потайной бугорок, доводя Сару до неистовства.

Йен был бы счастлив оставаться здесь навеки, наслаждаясь ею как изысканным яством, но его собственное тело молило о разрядке. Его собственное сердце, действительно потерянное, требовало объединения с ее сердцем.

– Ты уверена? – с усилием спросил Йен, раздвигая бедра Сары и устраиваясь между ними.

– Не задавай… глупых… вопросов, – прерывистом голосом промолвила Сара и, обхватив руками ягодицы Йена, привлекла его к себе.

Фергусон с радостью повиновался. Наклонившись, он накрыл ее рот своим ртом, глубоко проник языком в его теплую сладость, а затем занял место прямо перед скользким входом в ее лоно и принялся дразнить ее, дразнить себя. Ну а потом, сдавшись, вошел в нее, и мир вокруг был потерян.

Сара изогнулась под ним, стараясь глубже впустить Йена. Ее руки впились в его плечи. Каждый его толчок она встречала с такой же, как у него, страстью, их тела бились друг о друга, его естество, увлажненное соками ее тела, снова и снова врывалось в нее. Сильнее, быстрее, глубже – потому что Йен не мог остановиться, сдержать себя. Он набрасывался на Сару, как голодающий набрасывается на еду, – с жадностью, поглощая ее большими кусками. И Сара делала то же самое, и ее высокие, тихие крики пропадали в его поцелуях.

Они пережили эту бурю вместе – взмокшие, задыхающиеся, их тела слились в одно целое, их сердца были готовы взорваться вместе с последними отчаянными толчками. Вот Йен почувствовал, что ее тело обвилось вокруг него, сжало его с такой силой, что ему захотелось закричать, пока она сама не закричала прямо ему в рот, что довело его до пика удовольствия, и он излил все свое семя в ее плоть, в самую ее сердцевину, в ее горячее и сладкое женское естество. Пока не почувствовал, что вся его жизнь перетекла в ее лоно, а она приняла и спрятала ее. Пока он не забился в экстазе – и, утомленный и удовлетворенный, не улыбнулся, уткнувшись лицом в ее руки.


Сара не была уверена в том, что викарий Трегаллан одобрил бы произнесенную ею молитву. Грех ли это – благодарить Бога за противозаконное соитие? Сама Сара не знала этого, но все равно благодарила Создателя. Благодарила за Йена Фергусона, который, похоже, испытывал к ней такую же испепеляющую страсть, как и она к нему. Который принял ее мир и овладел ею как настоящий берсерк.

Сара улыбнулась в его влажную грудь. Неистовый человек, берсерк – воин, посвятивший себя богу Одину. Да, подумала она, это сравнение очень ему подходит. Она с легкостью могла представить его в битве, размахивающим над головой шотландским палашом, выкрикивающим на ходу угрозы врагу. Само собой, на нем килт, распахивающийся над коленями, а рубашка расстегнута так, что можно увидеть эту великолепную грудь. Она так и представляла, как он возвращается к ней – растрепанный и усталый – и берет ее, как взял мгновение назад, окружая ее чувственностью и нежностью.

Вздохнув, Сара ближе прижалась к Йену. Больше всего на свете ей хотелось оставаться здесь, в мире, который они создали вместе с ним. Мира уюта, безопасности и признания.

Признания. Ее улыбка стала кислой. Да уж, желать такого – это слишком. Так что уж лучше она будет мечтать о том, во что можно поверить.

– Йен!

– Что, моя девочка? – отозвался он, не переставая играть с ее волосами.

– Займись со мной любовью еще раз.

На этот раз он мгновение помедлил.

– После произошедшего ты все еще уверена, что хочешь этого?

– После чего? – не поняла она.

Йен слегка взмахнул рукой.

– Я был… нетерпелив. Это несправедливо.

– Ты вел себя как берсерк. Я поняла, что мне нравится в тебе именно это.

Сара явно настолько удивила своими словами Йена, что он сел, не выпуская ее из объятий.

– Как берсерк? Да что ты вообще знаешь о берсерках?

– То, чему научили меня твои сестры. Они говорили, что ты напоминаешь им берсерка.

На его лице промелькнула грозовая тень.

– Я напоминаю им человека, который разоряет деревни и насилует девственниц?

Сара почувствовала, что смех так и заклокотал у нее в груди, и это было такое незнакомое ощущение, что она почти забыла о своей просьбе.

– Вот что, ничего не знаю о деревнях, но что касается одной из девственниц – ну ладно, бывших девственниц, – думаю, ты насилуешь замечательно.

Сара увидела, что Йен удовлетворенно улыбнулся, и поняла, что ее желание будет исполнено.

– Ты находишь это забавным? – спросил он.

Сара лучезарно улыбнулась ему.

– Ну да. Пожалуй, нахожу, – ответила она.

– Что ж… – Подняв руку, Йен взял ее лицо в ладонь. – Нам ведь действительно надо переждать дождь, детка, не так ли?

Охваченная новым желанием, Сара поежилась.

– Надо, – прошептала она.

Повернувшись, Сара поцеловала его мозолистый большой палец. Учуяв на Йене свой запах, она решила, что это невероятно ее возбуждает. Ей хотелось, чтобы этот палец снова ласкал ее чувствительные уголки до тех пор, пока она не закричит. Ей хотелось, чтобы он прикасался к нежной коже ее груди, внутренней стороне ее бедер, тыльной части колен.

Как это глупо, подумала Сара, неожиданно взрываясь смехом. Зачем тратить попусту время на раздумья о том, чего бы ей хотелось от близости с ним? Надо просто сделать так, чтобы он сам это понял!

Привстав на колени, Сара подняла руки к бородатому лицу Йена. Оно было так дорого ей, это лицо. Она могла бы вечно наслаждаться этими потрясающими глазами, сильной линией его подбородка, этим когда-то сломанным носом. Но были и менее примечательные вещицы, которые пленили ее. Его темно-рыжая борода, то, как его волосы курчавились на затылке. Метки на его коже, выдававшие его прошлое. Мелкие морщинки смеха, расходящиеся веером у внешних уголков его глаз. Это безумное мерцание его глаз и веснушки, совсем несвойственные берсерку.

А еще высоко на левом плече у него была татуировка. Удивившись, Сара замерла. Она была поражена тем, что забыла о ней. Чертополох, обвивающий рукоятку ножа. Скин ду.

Безупречный символ Йена, одновременно внушающего страх и нежного. Сентиментального и сильного.

Улыбаясь себе, Сара провела пальцем по голубым линиям.

– Очень варварский знак, – чувствуя, что у нее кружится голова, промолвила Сара. – Ты так не считаешь?

– Я об этом думал, – ответил Йен, глаза которого обрели цвет жаркого пламени, – пока не встретил тебя. И вот что я тебе скажу, детка: ты станешь моей смертью.

Она улыбнулась ему в губы.

– Да? А ты не считаешь, что можно найти лучший способ умереть?

Улыбнувшись, Йен заключил ее в объятия и закинул ее голову назад. Чтобы долго просто смотреть на Сару. Смотреть и видеть, что она тоже изучает его лицо, запоминая углы и линии, чтобы вспоминать их, когда он уедет.