Со звоном колокола покидая церковь, Молли улыбнулась небу. Снизу оно выглядело, как окруженный высокими зелеными соснами голубой купол над Эппл-Спринз. Первый раз за год у нее на душе было хорошо. По-настоящему хорошо. Даже жена преподобного отца Келликота смягчилась, глядя на нее:

– Чудесный день, не так ли, Молли?

– Да!

– Отец Келликот говорит, он с удовольствием придет в Блек-Хауз на обед. В котором часу вы хотите, чтобы мы пришли?

– Прямо сейчас. Шугар все приготовит к нашему возвращению.

– Шугар? Эта старая негритянка все еще в состоянии готовить?

Молли шумно вздохнула. Еще день назад замечание Марты Келликот вызвало бы у нее раздражение, и она не преминула бы ответить какой-нибудь колкостью, но сегодня она пропустит это мимо ушей.

– Мистер Джаррет говорит, Шугар – самая лучшая повариха Техаса, – сказала Молли.

– Уверен, мэм, так оно и есть, – Джубел уже пожал руку преподобному отцу и подошел к Молли как раз вовремя, чтобы оказаться представленным его жене.

То, что у Молли не было друзей, было на нее совсем не похоже, тем более что она всю жизнь прожила в Эппл-Спринз и была общительной и дружелюбной. Но в последнее время она избегала всех, кроме Клитуса. Шесть месяцев до смерти матери стали для нее кошмаром. Униженная легкомыслием собственного поступка и бегством Рубела Джаррета, она сторонилась людей, опасаясь, что ее могут заподозрить в распущенности.

Когда мать умерла, Молли избегала друзей – по той же причине, хотя на похороны пришло множество знакомых, а некоторые навестили ее в последующие месяцы. Но из-за детей и героических попыток содержать Блек-Хауз, отражая атаки «Общества Милосердия», у нее не было времени для участия в общественной жизни города.

После службы, однако, несколько прежних подруг подошли к ней. Монументальных объемов блондинка Цинтия Нейман – первой.

– Молли! Ты выглядишь превосходно!

«Ложь», – подумала Молли, светло-карие глаза Цинтии были устремлены не на нее, а на Джубела Джаррета, самого красивого мужчину, когда-либо появлявшегося в Эппл-Спринз.

– Познакомь нас, Молли! – прошептала Джимми Сью Бейкер.

Молли так и сделала.

Рубел был весьма сердечен и по отношению к Бетти Спаркс, обладательнице привлекательно-округлых форм. А Бетти никогда не испытывала недостатка ни в словах, чтобы выражать свои чувства, ни в уверенности, чтобы произносить эти слова. Когда она откровенно намекнула, что хотела бы увидеть его еще раз, Джубел пригласил ее:

– Приходите в Блек-Хауз на ужин как-нибудь вечером, мисс Спаркс. Я могу поручиться за превосходную кухню таверны и уверен, цены мисс Дюрант соответствуют тому, что люди могут себе позволить.

Молли съежилась, удивляясь, отчего он думает, будто она сможет накормить всех людей, которых он приглашает в Блек-Хауз. Посетители не оценят простую пищу из жареного бекона и пшеничного хлеба да случайно убитой Тревисом белки. Но улыбка Рубела была такой искренней, а его энтузиазм таким заразительным!

А потом он сообщил, что женат. Все внутренности Молли болезненно переплелись тугим клубком, как перепутанные лозы жимолости, когда Джубел весело ответил вечно сующей нос не в свое дело миссис Петерсон:

– Миссис Джаррет не приехала со мной в Эппл-Спринз.

Миссис Джаррет! Теперь-то злые языки действительно вовсю начнут открыто сплетничать. Он не был холостым мужчиною, он был женат.

Молли видела, как Итта Петерсон подошла к дамам из «Общества Милосердия». Слушая ее, они даже не притворялись, что обсуждают нечто другое, нежели аморальный образ жизни Молли Дюрант. Они откровенно устремили на нее взгляды, а также на Клитуса и Джубела. Йола Юнг поджала губы, миссис Рей подняла брови, Анни Тейлор, жена мистера Тейлора, ахнув, прижала руки к груди. Ее имя трепалось у них на языках.

И хуже всего, что Молли почувствовала: ей все безразлично. Оперевшись на руку Клитуса, она села в экипаж в мрачной решимости встретить преподобного отца и его жену со всем радушием, с которым приучила ее встречать гостей мать, а когда они уйдут, выгнать мистера Джаррета из Блек-Хауз – пускай отправляется к своей жене, где бы, черт возьми, она ни была.

– Что побудило тебя пригласить отца Келликота на обед? – выразил недовольство Клитус, взбираясь в экипаж, чтобы сесть с ней рядом.

Молли непроизвольно взглянула на Джубела. Он был занят тем, что с самым серьезным видом выслушивал, как Вилли Джо представляет ему своего лучшего друга Тома. Стоявший возле них Малыш-Сэм держался за указательный палец Джубела, в то же время с большой охотой посасывая свой собственный. «Он любит детей», – подумала Молли. Но почему он так привязался к ее братьям? Ответ немедленно пришел ей на ум: он скучает по своим детям.

Клитус угрюмо покудахтал еще пару минут насчет обеда, и экипаж тронулся вверх по холму. Краем глаза Молли видела, как Джубел с ее семьей шествует позади экипажа.

– Кажется, идея не так уж и плоха, – ответила она, наконец, Клитусу. – Необходимо улучшить мою репутацию, или я потеряю детей.

Клитус выдохнул возле самого ее уха:

– Это Джаррет придумал, не так ли?

– Что?

– Он это все затеял?

– Вместе с Шугар, – уточнила Молли.

– Какое ему дело?

Тишина.

– Я начинаю думать, он за тобой…

– Он здесь по делам компании «Латчер и Мур».

– Да, но он живет в Блек-Хауз, нянчится с детьми, моет посуду, отправляется с тобой в церковь. Мне кажется, это непохоже на дела компании «Латчер и Мур». Что он на самом деле от тебя хочет, Молли?

– Клитус! – она подняла на него полные негодования глаза, больше всего задетая правдивостью его слов.

– Мне это не нравится, Молли. Джаррет холост, и он… он должен съехать из Блек-Хауз.

«Он не холост!» – кричало ее сердце.

– Но мне нужны деньги, Клитус!

Через минуту она добавила:

– Ты говоришь, почти как дамы из «Общества Милосердия!» Ты не доверяешь мне?

– Это не имеет никакого отношения к доверию. Ты просто не знаешь всех уловок мужчин, а дамы из «Общества Милосердия», видимо, имеют на этот счет свою точку зрения. Ты можешь однажды ступить на скользкий путь.

– Я могу сама позаботиться о себе, – возразила Молли, но темная тайна из прошлого больно кольнула ее.

Клитус был бы не просто поражен – шокирован, если ему вдруг стало бы известно, как близко одной ночью она узнала мужчину, очень похожего на Джубела Джаррета. Замени первые две буквы имени Джубела на «Р» – и братья станут неотличимы. Почему она позволила ему остаться?

Повернувшись на сиденье экипажа, Молли глянула назад, будучи не силах успокоить ноющую боль в сердце. Рубел поднял руку – и поднялась зажатая в ней рука Вилли Джо – и помахал Молли. Она хотела ответить, но раздумала и резко отвернулась.

– Ты должен поддержать меня, Клитус. Мне не нужны твои нравоучения, мне нужна твоя поддержка.

Со вздохом Клитус переложил вожжи в левую руку, а правой сжал ей колено.

– Я стараюсь поддерживать тебя, Молли. Ты должна видеть это. Я люблю тебя, но ты, похоже, не очень-то нуждаешься теперь в моей любви.

– Нуждаюсь, Клитус, просто… понимаешь, столько разных ударов посыпалось на меня в последнее время со всех сторон. Я дорожу тобой. Не покидай меня!

– Не покину, милая. Черт возьми, если ты позволишь, я выгоню этого ублюдка, как только мы приедем в Блек-Хауз.

Молли улыбнулась его порыву, ей доставила удовольствие озабоченность Клитуса.

– Я могу и сама выгнать. Тебя я просила бы сегодня помочь мне хорошо принять преподобного отца и его жену.

В то время как Молли с детьми слушала воскресную проповедь, Шугар зарезала трех кур, ощипала, опалила их и бросила в кипяток. Затем она поставила два противня с булочками допекаться около огня и привела в порядок столовую. Напевая без устали псалмы, она выгладила льняную скатерть, отделанную кружевами по краям, и достала пару дюжин таких же кружевных салфеток. Шугар выставила на стол расписанный розочками китайский фарфоровый сервиз, приобретенный некогда Сюзанной, матерью Молли, и отполировала немецкое столовое серебро, которое еще бабушка Сюзанны подарила внучке по случаю ее второго замужества с мистером Джеймсом Блеком, ставшим отчимом Молли и, в будущем, отцом других детей Сюзанны.

«Хвала Всевышнему, этот мистер Джаррет может все переменить в Блек-Хауз. Вот будет кстати, – думала Шугар. – Мисс Молли ожила с его приездом».

По прибытию в Блек-Хауз Молли оставила Клитуса в холле встречать преподобного отца и миссис Келликот, велев ему принять у них пальто и шляпы и немного побеседовать, пока она поможет Шугар накрыть к обеду стол.

Она побежала по ступенькам наверх к себе в комнату, сняла шляпу, распустила волосы, взглянула в зеркало и обнаружила, что ее щеки горят густым румянцем. Набрав побольше воздуха в легкие, Молли побежала в кухню по лестнице черного хода.

Как раз когда она достигла порога кухни, входная дверь пронзительно скрипнула. Улыбка сверкнула полумесяцем на темном, как ночное небо, лице старой негритянки.

– Преподобный отец и его жена согласились придти?

– Они уже здесь, – Молли обвела кухню взглядом.

Когда она потянулась за фартуком, Шугар остановила ее.

– Бегите встречать гостей, мисс, я сама накрою стол.

– Не могу, – призналась Молли.

Дверь снова пронзительно заскрипела, послышался громкий голос Вилли Джо, и мелькнуло лицо Джубела.

– Они не мои гости, – уточнила Молли, постаравшись рассердиться. – Они твои, Шугар… и Джубела!

Не обратив внимания на ее замечание, Шугар подняла тяжелую крышку котла. Вкусный запах вызвал непроизвольную улыбку на губах Молли, заполнив ее душу несметным числом противоречивых чувств. Она смотрела, как Шугар наливает из котла куриный бульон и кладет клецки в большую супницу.

– Сколько цыплят ты зарезала для бульона?

– Трех. Я думаю, по ночам еще достаточно холодно, и если мы оставим на ночь бульон на летней кухне, он сохранится и до завтра.

– Прекрасно, это просто необходимо. Наш постоялец приглашал сегодня каждого встречного заглянуть к нам на ужин на неделе.

Шугар весело глянула на Молли.

– Он так делал, да? Я превращусь в лебедя, если только он не изменит все здесь, вот увидите!

– Вряд ли, – Молли вытащила противень с булочками из печи.

«Последняя пшеничная мука», – подумала она.

– Как только закончится обед, я попрошу его убраться из Блек-Хауз! – сказала Молли.

Если не считать стук половника о супницу, наступила абсолютная тишина. Молли оставила противень с булочками, чтобы взять в руки дымящуюся супницу. Глаза Шугар сузились.

– Да, да, – сказала старая служанка, – отнесите это в столовую, мисс. Я позвоню к обеду. Развлекайте гостей.

Молли послушалась, обретя слабое утешение в безмолвной стычке с Шугар. Но когда она вошла в столовую, голоса, доносившиеся из холла, привлекли ее внимание. Она взглянула мельком в холл и состроила гримасу. «Миссис Джаррет не приехала со мной в Эппл-Спринз!»

Рубел внимательно следил за дверью в кухню, ожидая ее появления. Молли сильнее сжала свою ношу, почувствовав жар даже через прихватки, которыми были обернуты ручки супницы. Она была не в состоянии пошевелиться.

Со словами извинения, обращенными к преподобному отцу, Рубел вошел в столовую и подошел к Молли:

– Позвольте мне помочь.

Она сжала супницу еще сильнее. Рубел потянул супницу на себя. Она отказывалась ее отдать, держась за супницу, как будто защищая свою жизнь.

– Я не женат, Молли, – его голос прозвучал тихо, предназначаясь только для ее ушей, что было неприлично.

Молли упрямо сжала зубы и притянула супницу к себе:

– Что мне за дело?

– Я сказал о миссис Джаррет, чтобы… Я знал, леди из «Общества» против того, что вы берете на постой холостяков. Я думал…

Неожиданно она ослабила хватку и отдала супницу.

– Рассказывайте свои сказки кому-нибудь другому, мистер Джаррет. Мне неинтересно.

Подойдя к столу, Молли опустила подставку для супницы перед своим столовым прибором, чтобы ей было удобнее разливать бульон и раскладывать по тарелкам клецки. Рубел водрузил супницу на подставку.

– Это не сказки, Молли. Я тогда не лгал, как и сейчас не лгу.

Молли лишь глубоко вздохнула.

– На свете наверняка найдется хотя бы несколько миссис Джаррет.

Молли стояла неподвижно, устремив взгляд на стопку тарелок, ее пальцы задержались на столовом серебре.

– Но ни одна из них, к счастью, не жена мне, это правда.

Никакого ответа.

– Кстати, жены моих братьев – миссис Джаррет, и ни одна из них не приехала со мной в Эппл-Спринз.

Молли стремительно вскинула голову. Взгляд, которым она посмотрела на него, был полон боли. Рубел догадался, что она к нему чувствует, и испытал невероятную радость. Но так много слоев лжи покрывало эту радость, что радости, возможно, никогда не суждено будет выбраться из-под них на свет дня.