Наконец Клитус оторвал от невесты глаза, повернулся и стал быстро спускаться с крыльца, в бешенстве забыв о сломанной ступеньке. Его нога попала в дыру, и он упал, напрасно попытавшись ухватиться за что-нибудь руками. Неуклюже, на глазах у них двоих, тихо наблюдавших за ним с крыльца, Клитус встал и повернулся к Молли с осуждением:

– Что я тебе говорил? Этот дом разваливается!

Молли спустилась на две ступеньки, обхватила руками ближайший к тропинке столб и смотрела вслед уходящему Клитусу.

Рубел не говорил ни слова, пока Клитус не исчез из вида. Потом он кашлянул.

– Клитус прав, я не принес тебе ничего хорошего, одно беспокойство.

Молли повернулась к нему с еще большей ненавистью, чем та, что мелькала в ее глазах, когда она направляла на него двустволку в день его прибытия. Голубые глаза стали щелочками.

– Танцы?

Он пожал плечами.

– Ты что думал, я соглашусь устраивать танцы? – Молли обвела взглядом свой любимый полуразрушенный дом. – Здесь – танцы?

– Я предполагал… я считал… думал… э… ведь в Блек-Хауз обычно устраивали танцы по субботам…

– Он рассказал тебе?

Рубел похолодел:

– Кто?

– Твой брат!

Проглотив комок, вставший в горле при мысли, что снова придется лгать, а также от предчувствия последствий, которые может вызвать его признание, Рубел посмотрел Молли прямо в глаза:

– Никто мне ничего не рассказывал, Молли. Клянусь. Я думал, во всех тавернах устраивают танцы по субботам. Это ведется еще с тех пор, как Техас стал свободным штатом. Черт, сам генерал Сэм Хьюстон танцевал ночи напролет по субботам в тавернах. Разве ты не слышала о таверне мисс Лонг в Ричмонде?

Молли резко отвернулась.

– Хватит! Остановись! Это не имеет никакого значения! Прости, я раздражена.

– Черт возьми, Молли, ты меня прости! Я не обещал бы парням, если б знал, что ты будешь против.

– Ничего, все в порядке.

– Они чувствовали себя неловко, когда все ушли с их приходом… э… они, я думаю, согласны будут полностью отремонтировать дом… – Рубел посмотрел на ступеньку, которую, по его мнению, Клитус Феррингтон должен был починить много дней, недель или даже месяцев назад, – … эту ступеньку, забор, ставни, ворота… Если у них будет время, они даже выкрасят дом.

– Нет денег, я не могу позволить себе это.

– Не могла, – поправил он, – теперь ты можешь. Если ты приведешь дом в порядок, не стоит и говорить, как это посодействует твоему бизнесу.

Молли провела руками по волосам, отводя их к затылку. Свет луны падал на крыльцо, сливаясь с потоками света от лампы из гостиной. Рубел заметил: сегодня в первый раз ее волосы не были заплетены в косы. Его сердце подпрыгнуло к горлу.

– Посмотри на меня, Молли.

Она взглянула. Рубел внимательно рассматривал ее лицо, такое усталое, такое любимое. Пряди волос были не туго стянуты позади в узел, несколько локонов обрамляли виски. Его пальцы вздрогнули – ему захотелось коснуться ее волос. Рубел сжал губы, вспомнив о предыдущей ночи.

– Молли, в прошлую ночь… я виноват перед тобою…

– Я не хочу вспоминать о прошлой ночи, Джубел. Всякий раз, когда она называла его именем брата, Рубел чувствовал себя последним подлецом.

– Я только хотел, чтобы ты знала, виноватым считаю я себя. Я был жесток по отношению к тебе, и все это было не мое дело!

Молли улыбнулась. Рубел проследил за направлением ее взгляда: через открытую дверь в темный холл дома. Из кухни доносился слабый шум голосов. Шугар кормила лесорубов, и если предположения Рубела были верны, Вилли Джо и Малыш-Сэм вертелись вокруг них, а Линди, возможно, даже флиртовала с этим рыжеволосым лесорубом по имени Джеф. Рубел все принял к сведению.

– Да, это не касалось тебя, – ответила Молли, ее голос был далек от осуждения и звучал легко, почти благодарно. – Но ты вмешиваешься в мои дела. Почему?

Ее вопрос застал Рубела врасплох. Разве он сам в течение дня не задавал его себе множество раз?

– Мне просто кажется, я должен для тебя что-то сделать, – ответил он неопределенно. – Думаю, я отношусь к тому типу людей, которые любят во все вмешиваться.

– Я так не думаю. Но Клитус прав, ты разрушаешь мою жизнь.

– Я не предполагал…

– Не извиняйся! Рано или поздно что-нибудь подобное должно было произойти. Я висела на волоске, город находил вину во всем, что бы я ни делала. Они не остановятся, пока не отберут у меня детей, – Молли пожала плечами. – Может, Клитус прав? Может быть, детям будет лучше в приемных семьях?

– Нет, Молли! Ничто не заменит им твой кров. – Помолчав, он добавил: – Если, конечно, у тебя достаточно любви, чтобы ее хватило на всех. Я уважаю взгляды Клитуса, но, что было хорошо для него, было бы смертельно, например, для меня и для моей семьи, – он подошел ближе и взял ее за плечи. – И для тебя, Молли. Усыновление в приемных семьях причинит боль не только детям. Потеря детей причинит боль и тебе.

Когда он попытался прижать ее к своей груди, Молли отступила.

– Я думала об этом. Но что, если я слишком самоуверенна?

Молли прошла в конец крыльца и села в тень на одно из кресел-качалок. Рубел сел по соседству на качели, желая, чтобы и она пересела на них.

– Что, если Клитус прав… во всем? – продолжала Молли.

– Я так не думаю. Это хороший старый дом. Он такого не построит.

– Он считает, что я вбила себе в голову очередную глупость. Я старалась объяснить ему, но он настаивает на строительстве нового дома… на моей земле.

– Он влюблен в тебя, Молли. Он хочет, чтобы у тебя было все самое лучшее, а это, по его мнению, значит – новое. Я могу понять Клитуса.

– Что ты можешь?

– Понять, – повторил Рубел. – Я не говорю, что согласен с ним.

Рубел отталкивался от земли каблуками сапог, медленно раскачивая качели. Запах жимолости наполнял ночной воздух. Вдруг он понял, что давно уже запах жимолости напоминает ему о Молли. Жимолость цвела в ту ночь, когда они с дядей Бейлором вошли в Блек-Хауз, чтобы потанцевать, и аромат цветущих кустарников точно так же наполнял тогда ночной воздух и остался с тех пор в его памяти живым напоминанием о Молли Дюрант. Каждый раз, когда он чувствовал запах жимолости, он вспоминал о ней. Этот запах звал его вернуться и требовал, чтобы Рубел поскорей прислушался к зову.

– Я благодарна тебе, Джубел.

Он усмехнулся.

– На самом деле благодарна. Ты ясно показал, что мне надо делать, как поступать.

– И как же?

– Бороться, – сказала она. – Ты показал, как надо бороться за то, во что я верю, за то, чего хочу добиться, ты показал, как мне бороться за счастье моей семьи… – Молли усмехнулась, – и даже за этот полуразрушенный дом.

– За стоящие вещи обычно в жизни всегда приходится бороться. Я это знаю из собственного опыта.

И Рубел знал: ему предстоит продолжать борьбу, ему еще придется столкнуться с немалым числом неприятностей, прежде чем он решится рассказать Молли правду о самом себе.

– Можешь ли ты мне помочь еще в одном деле?

Ее вопрос, прозвучавший так печально, удивил его, ком подступил к горлу. Рубел перестал отталкиваться от земли каблуками. Он наклонился вперед, упершись локтями в колени. Руки Молли, крепко стиснутые в кулачки, лежали на расправленной на коленях юбке. Он хотел дотронуться до них, но не посмел.

– Ты же знаешь, я помогу, – сказал он наконец. – Все, что скажешь!

– Ну, вероятно, не все, – засмеялась она, – но то, о чем я тебя попрошу, не опасно и законно.

– Короче.

– От этого старого дома начинаются мои владения, тысяча акров земли, большая часть которой поросла лесом, не имеющим, как утверждает Клитус, никакой ценности.

– Что, Молли? Не собираешься ли ты сказать, что хочешь продать землю?

– Ни за что! – он услышал горечь в ее голосе.

Когда Молли продолжила, Рубел начал понимать, почему в ее словах сквозила горечь.

– Клитус хочет продать большую часть земли. Он даже нашел покупателя.

– С твоего согласия?

– Нет, но… – Молли замолчала, потом, наконец, призналась: —… я не могу просить Клитуса сделать это, он будет против.

Рубел облизал в задумчивости губы.

– Прости, но я тоже могу не согласиться.

– Я хочу продать малую часть леса, но я не знаю, как… как разговаривать с людьми, что спрашивать…

Рубел смотрел на нее, размышляя.

– Я не знаток в подобных сделках, Молли. Клитус знает толк в этом деле больше меня.

– Я прошу тебя.

– Ты помолвлена с Клитусом.

– Я не помолвлена.

– Ну, это формальность. Ты не доверяешь ему?

– Конечно, доверяю, он самый лучший человек, которого я знаю. Просто… ну, он не хочет, чтобы я делала это. Он не думает, что лес дорого стоит.

– Клитус работает в единственном банке этого лесного края, и он так считает? Не может быть!

– Он сказал, Латчер и Мур – янки.

– Война окончилась, он не слышал?

– Он сказал, что Техасский лес не похож на Северный, он сказал, что рано или поздно лес выдохнется, и когда это произойдет…

– Молли, есть множество людей, которые считают то же самое, но поверь мне, те, кто лучше остальных разбирается в этом, сходятся на том, что добыча леса в Восточном Техасе превратилась в настоящую отрасль промышленности на долгое время. Иначе для чего «Л и М» собирается проложить здесь железную дорогу?

Молли вздохнула.

– По каким еще причинам ты не обращаешься к Клитусу с этой просьбой?

– Он не одобрит меня.

Рубел сцепил пальцы и уперся в них подбородком в ожидании, когда она продолжит.

– Как ты сказал, Клитус влюблен в меня, он хочет для меня самого лучшего, вернее, того, что, он считает, будет для меня наилучшим.

– И это «наилучшее» не включает твоих братьев, сестру и… – Рубел кивнул в сторону дома, – ремонт Блек-Хауз?

– Он не хочет, чтобы я зарабатывала деньги, используя дом.

– Это и есть та причина, по которой ты не сдавала комнаты лесорубам?

– Нет, моя мать отказалась делать это. Мой отчим был убит лесорубом в драке, и мама перестала принимать лесорубов на постой. Я поддерживала традицию. Теперь же вижу, мне придется отказаться от нее.

– Но почему Клитус против того, чтобы ты зарабатывала деньги?

– Если я смогу обеспечивать себя и детей, то перестану от него зависеть.

– Почему же ты должна зависеть от него? Почему ты не можешь просто… э… любить его?

– Может быть, он думает, это одно и то же.

– Да, некоторые мужчины так думают.

– Но не ты?

– Черт, Молли, меня не так воспитали! Мои сестры такие же сильные и самостоятельные, как и братья, – у Рубела перехватило дыхание.

Он хотел бы проглотить эти слова, но они уже были сказаны.

– Некоторые из них, по крайней мере, – добавил он не очень убедительно. – Так чем я могу помочь тебе? – спросил Рубел, поскольку Молли продолжала молчать.

– Мне надо узнать, сколько стоит лес. Потом мне надо знать, как его продать. Могу ли я заключить сделку напрямую с лесопромышленной компанией или нужно искать независимого лесоруба? Хотя я всю жизнь прожила в лесном крае, я ничего не знаю о продаже деревьев.

– Спорю, зато ты наверняка знаешь, как они прекрасны.

Рубел услышал, как Молли вздохнула, и его воображение разыгралось. Он представил, как ведет ее по лесу, гуляя босиком по ковру из опавшей хвои среди величественных сосен-долгожителей. С усилием он вернулся назад, на крыльцо, которое содержало в себе на данный момент достаточно развлечений и без лесных прогулок.

– Нет проблем, – заверил он Молли. – Мне только надо знать, где находится участок леса, на котором ты позволишь срубить деревья. Я увижу массу людей в ближайшие несколько дней, думаю, достаточно многих, чтобы найти среди них честного человека.

– Я слышала разные истории о лесорубах, которые воруют лес, – призналась Молли. – Вот почему я не хочу разговаривать сама с кем попало.

У Рубела подскочило сердце.

– Спасибо за доверие.

– Я подумала, что если в «Латчер и Мур» доверяют тебе настолько, что послали тебя одного, ты должен быть честным человеком.

Если бы Молли выстрелила в него тогда из двустволки, она и то не смогла бы нанести ему более тяжелого удара. Честный человек? Гм. Волк в овечьей шкуре, вот кто он такой! А она маленькая Красная Шапочка, которая живет в лесу, где дровосеки не более честны, чем волки.

– Я буду рад тебе помочь.

После минутной паузы Молли сказала:

– Я хочу продать совсем немного леса, только чтобы хватило средств послать осенью Тревиса в школу святого Августина и обеспечить ему содержание, пока он не закончит учебу.

Волнение нахлынуло на Рубела.

– Ты решила бороться за Тревиса, не так ли?

– Ты не думаешь, что уже поздно?

– Пожалуй, даже лучше, что ты выждала некоторое время. Теперь ты можешь разобраться, кто на твоей стороне, а кто нет.