Вот сам Давыдов чувствует себя слишком уж хорошо. Не то что мы с Иваном Сергеевичем! Мы как мартышки, посаженные в тесную клетку, мечемся с Заславским и мечемся в поисках выхода. А по ту сторону решеток стоит Марина и показывает нам фигу… Кстати! А где она на самом деле стоит?! На веранде ее не было.

Я поставила бокал с вином на стол. Пусть подавится Фаина, вина ей для меня жалко. И направилась на поиски бывшей пассии своего мнимого мужа. Какое-то десятое чувство подсказывало мне, что я должна ее разыскать. Вдруг она повесилась от несчастной любви?!

– Пройдусь немного, – сказала я Давыдову, остановившись возле его стула.

И наклонилась к нему, подставив щеку для поцелуя. Замерла, затаила дыхание. Поцелует или нет?

Он поцеловал. Нежно очень. Наверное, его чмок остался гореть у меня на щеке огненным пятном. Я чувствовала, что он вот-вот прожжет во мне дыру, и поспешила ретироваться.

– Тебе составить компанию, дорогая? – бросил вслед Артур.

– Нет, дорогой! – промямлила я и понеслась, как испуганная лошадь.

Не захотела, чтобы он увидел мое смятение.

Я пронеслась по коридору и остановилась у большой дубовой двери. Она распахнулась с протяжным скрипом, словно приоткрывала завесу тайны. И тут же смятение от внезапно нахлынувшего к не моему мужчине не моей мечты чувства сменилось привычным любопытством.

– Здесь кто есть? – поинтересовалась я, заглядывая в комнату, освещенную лишь одной тусклой люстрой.

И услышала за дверью шорох.

Другая бы на моем месте страшно перепугалась. Но любопытные девушки ничего не боятся на самом деле.

– Будь так любезна, Катарина! Принеси мне лестницу!

Мило, ничего не скажешь.


Когда-то в далеком детстве я ходила на цирковое представление. Эквилибристы, проделывающие невозможное под куполом цирка, мне понравились. Но каждый раз я закрывала глаза, когда они оказывались в сантиметре от пропасти. Знала, что я сижу не под ними, и на меня вряд ли кто свалится, что у них страховка, и она сдержит падение… И все равно это щемящее чувство «на грани» не давало в полной мере наслаждаться отвагой циркачей. Сегодня я испытывала то же самое, глядя на то, как балансирует на высоте двух метров Марина.

Мы находились в библиотеке, огромной комнате с пыльными стеллажами и старыми кожаными креслами. Марина возилась наверху, стоя на стремянке, под ней валялась куча сброшенных книг. Зачем она это сделала?

– Что принести?

– Лестницу, дорогуша! Спроси у Костика, у нашего студента! Ты же видишь, я немного не достаю.

И она протянула руку наверх, к полкам под самым потолком.

Сначала я захотела отказаться. С какой стати я буду выполнять требования бывшей пассии не моего мужчины?! Что она о себе возомнила?! Что я, девочка для побегушек?!

– Ты не хочешь мне помочь? – обиженно поинтересовалась Марина.

И я вспомнила, что она-то мне помогла уже тем, что купила за дурные деньги футболку.

– Сейчас схожу, – вздохнула я и пошла к выходу. – А что ты ищешь?

Конечно же, я не стерпела!

– Старинный манускрипт, – снисходительно усмехнулась Марина, тряся очередной том. – Так ты идешь?

– Иду, – пробурчала я.

Вернувшись на веранду, я подошла к Костику и спросила, где он прячет лестницу. Мне было интересно, как присутствующие к этому отнесутся. Должны же они как-то отреагировать на то, что мне нужна здоровенная трехметровая деревяшка! Конечно, меня больше всего интересовало, удивится ли Давыдов.

Странно, но удивился только Заславский! Словно другие знали про меня нечто такое, что я сама о себе не знала.

– Зачем тебе лестница, дщерь моя?! – пробасил он, отрываясь от разговора с Дуло.

– Веревку за люстру зацепить, – хмыкнула я, – чтобы повеситься, тем самым разнообразив вялотекущую жизнь в этом доме. Константин! Марине срочно требуется лестница.

– Значит, повеситься решила Марина, – усмехнулся Давыдов, хоть как-то реагируя на мой призыв.

– Из-за некоторых мужчин, – недовольно скривилась я, – женщины вешаются пачками!

– Ничуть этому не удивлена, – сказала, не поворачиваясь к нам, Фаина.

Она все еще стояла и пялилась в небо, цедя свое вино.

– Я тоже! Некоторые мужчины легко доводят до крайнего состояния своих и не своих женщин!

– Ничуть не удивлена тому, – пропустив мимо ушей мой трагический монолог, продолжила Фаина, – что Марина решила искать его в библиотеке.

Я поняла, что ничего не поняла.

– Бесполезно, – лениво сказал Давыдов. – Там его нет.

– А что мы ищем? – радостно улыбнулась я. – У меня по поискам сокровищ в школе всегда была пятерка.

– Для начала найдем лестницу. Костик, голубчик, – Фаина обратилась к молчавшему все время студенту. – Отнесите лестницу в библиотеку и помогите Марине.

Костик встал и пошел к выходу, я за ним.

– А вы, Екатерина, останьтесь!

Фаина сказала это так резко, что я вздрогнула. И не смогла поверить своим ушам. Она мне приказывала! Подумать только! Давыдов при этом даже не возразил. Мне стало обидно. Что, я пленница в этом доме и не могу ходить туда, куда мне хочется?!

– А не сыграть ли нам в подкидного? – вкрадчиво предложил Степан Терентьевич, глядя на Ивана Сергеевича.

– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – согласился Заславский вместе с Остапом Бендером.

Первой веранду покинула Фаина, за ней ушли игроки. Я осталась наедине с Давыдовым. Меня сразу бросило в жар, словно я наелась дымящихся головешек. Конечно, я никогда их не ела, но состояние было соответствующим. Пытаясь отвлечься от его изумительно правильного профиля, я решила поговорить на другую, менее интересную тему.

– И что Марина ищет? – невинно поинтересовалась я, присаживаясь с ним рядом.

– От любопытства кошки дохнут, – хмыкнул он, подливая себе в бокал вина.

– И мне, – я пододвинула к нему пустую посудину.

Тот, который оставила, брать не стала. Мало ли чем промышляет здесь Фаина. А вдруг она профессиональная отравительница?

– Тебе нельзя.

– Почему?! – возмутилась я. – Я не беременная! И тебе это прекрасно известно.

– Откуда? – удивился Давыдов.

– Оттуда, – промямлила я. – Оттуда… У нас же ничего не было!

– А ты бы хотела?

Вот этот вопросик прямо в тему! Хотела бы я с ним переспать?

– Нет! – честно призналась я.

И про себя добавила, что не хотела бы с ним переспать. Я просто мечтала заняться с ним любовью!

Но мужчины, они такие… мужчины. И эти слишком много значащие для женщин тонкости не понимают. Для них любовь и секс – неразделимые понятия. А для меня – нет.

– Кого ты обманываешь сейчас? – прищурился Давыдов, не сводя с меня заинтересованных глаз. – Меня или себя?

– Я честная девушка. Я никого еще никогда не обманывала.

– А Фаину? – хмыкнул Давыдов.

– Фаину я обманываю ради тебя.

О ужас! Прозвучало как признание в любви! Хорошо, что мужчины – такие мужчины… и намеков не понимают.

– Так что же ищет Марина? – я решила перевести разговор на другую тему.

– То же, что и мы все, – подмигнул мне Давыдов и встал.

– Более точной информации я не заслужила?

– Зачем тебе забивать голову чужими проблемами? – пожал плечами он и направился в сторону двери.

– А если я хочу ее забивать?!

– Хочешь?

Он обернулся. Как-то внезапно что-то решил, подошел ко мне и взял за руку.

– Пойдем.

И повел прочь. Куда? Мне было все равно. Это ужасно, да, я понимала. Но ничего с собой поделать не могла.


Мы пошли через замершие кусты по тропинке, едва освещаемой лунным светом. Я, чувствуя, насколько горяча его ладонь, начала настраиваться на романтический лад. И принялась думать, стоит ли девушке в моем положении сразу принимать предложение о близости или нужно хотя бы для вида поломаться, изобразив из себя святую невинность. Решив, что Давыдов все равно проинтуичил, что я в него влюбилась, как последняя кретинка и соврать не получится, решила не ломаться. К тому же, пока мы шли, я успела подумать о том, должны ли мы зависеть от других.

Любовь – это зависимость, чтобы ни говорили по этому поводу. Ты настолько зависишь от любимого человека, что постоянно о нем думаешь, тревожишься, живешь его печалями. Другими словами – портишь себе нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются. Ну, это в том случае, когда любовь несет с собой грусть. Ведь недаром секты призывают своих адептов забыть о близких людях. Думай только о себе и будешь счастлив. И они правы: будь эгоистом – станешь жить радостней и легче. У меня никогда так не получалось. Меня всегда страшило то, что мою зависимость от близких людей могут насильно разорвать. И останусь я, вся такая независимая, совершенно одна. И от меня никто не будет зависеть, то есть – не будут любить. Я так не хочу.

Да, любовь – зависимость. Но это жизненно необходимая связь с тем, кто становится частью тебя. Безусловно, скажете вы, лучше зависеть от любимого человека в разумных пределах, чтобы не терять голову, оставаться с трезвым рассудком… Любовь и трезвый рассудок? Честное слово, по мне, так эти два понятия – антагонисты. Мне зависимость, читай – любовь, нравится гораздо больше трезвого рассудка. И я хочу быть зависимой, и чтоб от меня зависели. При этом я люблю одиночество и вполне самодостаточна, мне интересно с самой собой. И если мой мужчина вдруг заявит о своей от меня независимости, то мой самодостаточный мир рухнет. Тьфу-тьфу.

Я искренне не понимаю тех, кто боится зависеть от любви. И еще мне кажутся безумцами те, кто с любовной зависимостью борется…

– Тише! – шикнул на меня Давыдов, словно подслушав мои крамольные мысли.

В этот момент мы как раз проходили возле открытого окна господского дома, откуда струился мягкий свет. Я остановилась, уткнувшись ему в плечо носом. Давыдов круто развернулся и…

Он наклонился ко мне и начал целовать.

Боже, как это было приятно! Я выкинула из головы все, что передумала за короткое время нашего знакомства. Мир перестал для меня существовать в единственном экземпляре. Вокруг нас сразу закрутился калейдоскоп разноцветных галактик, манящих в свои неизведанные дали. Мне показалось, что ноги оторвались от бренной земли и я, подхваченная Артуром, понеслась с ним ввысь, навстречу волнующему счастью, шальным мечтам и безрассудной надежде.

– Все, – он оторвался от моих губ, но руки, крепко сжимавшие меня в объятиях, не опустил. – Вроде пронесло.

Кого? Куда? Я чувствовала себя, как золотая рыбка, выброшенная на берег. Вроде бы все могу, а без глотка воды ничего сделать не в состоянии.

– Спелись, стервы, – прошептал Артур и отошел от меня в сторону окна.

С его ростом легко можно было заглянуть внутрь. Но я уже слышала голоса Фаины и Марины и догадалась, что они находятся в библиотеке.

– Ничего здесь нет, – расстроенно говорила Марина.

– Я это подозревала, – холодно ответила ей Фаина. – Олег Васильевич был мастаком играть в дурацкие игрища…

– Не нашли, – удовлетворенно констатировал подслушанный нами факт Артур.

Я могла бы в очередной раз спросить, а что они искали, но уже заранее знала ответ на свой, в сущности, навязчивый, а потому глупый вопрос.

– Я могу тебе помочь в поисках.

Вместо этого я предложила ему помощь.

– Ты, Кэт? – удивился Артур.

– Конечно, я, кто же еще? Или ты считаешь, что против двух стерв справишься совершенно один?

Давыдов поднял мой подбородок указательным пальцем и снова наклонился к моим губам. Я затаила дыхание и приготовилась снова получить немыслимое блаженство на морозе, забыв об обветренных губах. Но он только хмыкнул и отвернулся.

– Пойдем спать, Катя.

И это все?! И это все, что он мог мне сказать?! Я ради него была готова буквально закрыть собой амбразуру дзота, смутно понимая, что такое дзот. Я была готова… была готова… да чуть ли не на все! Пылая праведным гневом, я пошла за ним. Шла и мысленно проклинала тот день и час, когда оказалась в гримерке Заславского. И еще…

Еще по дороге в наш маленький дом я внезапно вывела свой состав счастья.


Моя личная формула любви

Отброшу все философско-психологические доводы и аксиомы и скажу так.

За что любят? Любят не за внешность, возраст, голос, жесты, профессию, деньги, жилье и прочую внешнюю атрибутику. Любят за результат.

Сумел достучаться до сердца, заполнил его теплом и светом, позволил ему биться сильнее при каждом твоем слове, раскрасил мир новыми красками – подарил мечту. И как итог – влюбил.

А если наоборот: стучался не сердцем, а копытами, заполнил обидой, обидел словами, мир погрузил во мрак – забрал мечту. Сальдо отрицательное, «итого» – положительного результата нет. И уже нет любви… Нет ли? Если была истинная, то она пробьется через завесу непонимания потому, что в ней теплится надежда. Ведь мечта не может быть без надежды. А любовь не может существовать без мечты.