Может быть, и к новомодной мойке она в конце концов привыкнет, как привыкла к высокому каменному забору, ограждающему их владения от чужих глаз, к огромному дому, убрать который стоило стольких трудов, а навести в нем уют могла только она сама, с ее талантами и умением свить гнездо везде — даже на крыше небоскреба из стекла и бетона. Зато в этом доме было просторно и безопасно для подраставшего Джонни, да и Мелани было где оттачивать свое мастерство.

Тем не менее всего два дня назад она планировала, по крайней мере в мечтах, потратить деньги, которые получит за роль, на покупку и обустройство собственного дома, символа своей независимости.

Однако, глядя прошлым вечером из окна на Кларка, поджидающего такси, она спрашивала себя, не превратится ли этот новый дом в добровольную тюрьму, предназначенную для того, чтобы оградить ее сердце от риска.

Мать, брата, даже Кэтлин Мелани любила без оглядки, уверенная в том, что они всегда будут отвечать ей тем же независимо от обстоятельств. Но как быть с Кларком? Возможно, сейчас он и любит ее, но что будет завтра? Как он станет относиться к ней, когда пройдут восторги первой страсти? Когда он постигнет все нюансы того, что может доставить ей удовольствие? Когда тайн больше не останется?

Потом Мелани поняла, что ей нужно ответить на более важные вопросы. Не цепляется ли она за мысль о независимости, потому что хочет оградить себя от любви? Не спешит ли покинуть мужчину, чтобы он не покинул ее первым?

Мелани вздохнула, направляя струи на последний грязный участок машины. Кэтлин, наверное, ушла в дом. Ждать от нее помощи не приходится. Должно быть, открыла банку диетической содовой и устроилась с книжкой в кресле, поджидая, пока вернется Мелани.

Посмотрев в сторону дома, Мелани поспешила спрятаться за свою теперь сияющую машину. Привалившись плечом к открытой створке железных ворот гаража, за ней наблюдал Кларк, одетый в потертые джинсы и голубую хлопковую рубашку с закатанными рукавами.

Подождав, пока уймется сердцебиение, Мелани перекрыла воду, положила шланг на пол и вышла из тени.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

Вот она — хваленая безопасность!

— Очень просто, — улыбнулся Кларк. — В вашем загоне живет в основном разбогатевшая богема. А кто больше представителей этой категории нуждается в услугах психоаналитика? Я приехал навестить клиента, который не может заставить себя выйти из дома, а заодно решил заглянуть к тебе.

— Но тебя ведь отстранили от частной практики?

— Приговор отменен. — Теперь его улыбка касалась только губ. — Утром позвонил мой адвокат и сообщил, что суд в отсутствие заинтересованных сторон проявил больше здравого смысла.

Что ж, на один вопрос он ответил, но до сих пор оставалось неясным, зачем он решил «заглянуть» к ней.

Мелани не отрицала, что позавчерашнее ее отступление было слишком поспешным. На нее обрушился ураган чувств, главным из которых был страх, и чуть не сбил ее с ног. Кларк заявил, что любит ее, и, сколько бы ни длилась их связь — два года или два дня, — Мелани была уверена в весомости его слов. Он был не тем человеком, который бросается ими просто так, без предварительных серьезных размышлений и твердой уверенности. Он любит ее. Мелани верила ему. Но истина оставалась неизменной: она не могла допустить, чтобы его чувства диктовали ей, как жить дальше.

Мелани повесила распылитель на крючок и, достав из ведра губку, как следует отжала ее. Она налила слишком много мыльной пены, и руки скользили, что напомнило ей о забавах с массажным маслом. Мелани тряхнула головой, чтобы развеять наваждение. Нельзя допускать, чтобы мысли текли в этом направлении! Она не может позволить себе присутствие Кларка, и точка! Не может, если действительно намерена следовать своему плану и впервые в жизни почувствовать вкус независимого существования. Не может, если еще питает надежду избежать ловушки, в которую непременно заведет ее любовь к нему.

— Думаю, нам обоим нужно серьезно подумать о многом, — спокойно произнес Кларк.

Мелани прикусила нижнюю губу, стараясь не показать ему, насколько серьезно думала о нем в последние часы. Именно тогда она пришла к заключению, что любит его, что хочет всю оставшуюся жизнь провести с ним. Что она с радостью предаст свою мечту о независимости и самостоятельности ради того, чтобы больше времени проводить в его объятиях.

Но она удерживала себя от того, чтобы сказать это Кларку, поскольку отлично понимала, как смешно прозвучит ее заявление, как оно будет противоречить всем ее представлениям о будущем. Не воспринимает ли она Кларка только как средство, для того чтобы избежать одиночества? Не позволяет ли своему взбунтовавшемуся либидо управлять своей жизнью?

Кэтлин была права: Мелани никогда не приходилось жить в одиночестве, оставаться единственной живой душой в огромном доме и заботиться только о себе. И все же одиночество было не такой уж терра инкогнита для Мелани. Сколько раз ей приходилось одиноко стоять на сцене перед огромным скоплением людей или чувствовать себя никому не нужной на пышном приеме, устраиваемом матерью.

А сейчас она встретила человека, которому небезразлична и, что еще важнее, который понимает ее. По крайней мере, старается понять. Он предоставил ей целое свободное утро, для того чтобы она смогла опробовать вновь обретенные навыки и примерить их к своей будущей роли. Он повел ее по магазинам и буквально заставил купить сексуальные женственные пустячки, которыми она всегда восхищалась, но не решалась приобрести. В заросшей лесом глуши передал бразды правления в ее руки, позволив повести в любовной игре и в то же время позаботившись о том, чтобы Мелани получила самое полное удовлетворение.

А в довершение всего он сказал, что любит ее, понимая, что такое признание может обратить ее в бегство и она не вернется до тех пор, пока не разберется в своих противоречивых чувствах.

Чего, увы, Мелани еще так и не сделала. Она никак не могла определить, какие из этих чувств реальны, а какие — лишь романтическая фантазия. Наверное, это удел всех актеров: им приходится вживаться в сотни образов, тем самым расширяя — но и размывая — границы своей личности.

— Да, мне еще о многом нужно серьезно подумать, Кларк. Я только хочу знать… то, что ты сказал мне… в чем признался…

— В том, что я люблю тебя?

И хотя эти слова были произнесены небрежно, они выбили еще один кирпичик из стены, воздвигнутой в сердце Мелани.

— Да. Я… польщена. Тем, что ты почувствовал ко мне это в столь короткий срок…

Он шагнул к ней, и Мелани сделала все возможное, чтобы не броситься ему навстречу. Она не будет бежать ни от него, ни к нему. Каким бы высоким, большим, красивым и удивительным он ни был. Какой бы соблазнительной ни была перспектива упасть к нему в объятия.

Как бы она его ни любила.

— Ты считаешь, что я слишком быстро в тебя влюбился? — спросил Кларк.

— Нет… Да… Мне трудно судить. Я никого еще не любила, Кларк. Я не знаю, что в действительности означают эти слова. Я стараюсь быть честной с тобой, честной с собой.

Она швырнула губку в ведро, подняв фонтан брызг и замочив себе ноги. Тихо выругавшись, она смахнула клочки пены с шортов.

— Давай считать, что это еще одна вещь, в которой Мелани Уитлоу ни черта не смыслит.

Кларк извлек губку из ведра, выжал ее и опустился перед Мелани на колени. Он смахнул влагу с мягкой ткани и провел по обнаженной гладкой ноге вниз.

— Мелани, я не обещал научить тебя любви. В этом отношении я тоже полный дилетант.

Горячая волна желания пробежала по ее телу. Мелани перевела дыхание и прошептала:

— Но в том, что касается занятий любовью, ты, безусловно, специалист.

Он наградил Мелани своей обезоруживающей полуулыбкой.

— Может быть, да. А может быть, и нет. Но сегодня утром мне пришло в голову, что за мной остался еще один урок. Все, что от тебя потребуется, — это притвориться, что ты меня тоже любишь.

Мелани выругалась про себя. Горькие слова дополнялись едва заметным дрожанием голоса и ощущением теплой, влажной и мыльной губки на ее ноге.

Кларк поднял на нее янтарные глаза, в которых читалась решимость.

— Давай, Мелани. Используй свое воображение.

Он опустил губку к ее лодыжке, а затем, изменив направление, стал поднимать вверх по задней стороне ноги, по нежной, чувствительной коже под коленкой, по бедру…

— Вчера мы говорили о ближайшем будущем, — продолжал Кларк, лаская и дразня ее. — Что может быть лучше, чем секс между двумя людьми, любящими друг друга?

— Кларк… это… не очень… удачная идея.

— Почему? Потому что это кажется таким прекрасным? Таким правильным?

Он склонил голову и поцеловал то место на ноге, где кончались ее шорты, а затем отстранился, чтобы снова намочить губку. На этот раз Кларк не стал отжимать ее и позволил пенистым струйкам сползти вниз по коже.

— Да… нет.

Мелани пришлось положить руки ему на плечи, чтобы сохранить равновесие. Как же она хотела этого — любить открыто! Ничего не утаивая! С того самого момента, когда впервые увидела Кларка — задолго до того, как был заключен этот дурацкий договор, задолго до того, как они превратили эту сделку в самые восхитительные и потрясающие сексуальные отношения, — она знала, что он именно тот мужчина, которому она могла бы отдать свое сердце. Мужчина, который не отмахнулся бы от столь бесценного дара.

— Решай, Мелани. — Балансируя на коленях, Кларк запечатлел горячий поцелуй на участке ее живота, видневшемся между коротким топом и поясом шорт. — Даже если ты уйдешь от того, что у нас начинается, неужели ты действительно захочешь сделать это до того, как получишь все? Я — не хочу. Позволь мне показать, как я люблю тебя. Тебя всю…

Мелани быстро взглянула на дверь, ведущую в кухню. Она была плотно закрыта, и из-за нее не доносилось ни звука. Они одни. Их страсть. Их любовь. Даже если не может говорить об этом чувстве, она может показать, что испытывает к нему. И может позволить сделать это Кларку.

— Я хочу тебя, Кларк. Я не отрицаю этого. И не отрицала никогда. — Мелани взялась за края топа, готовая сорвать его с себя.

Опустив ее руки, Кларк поднял на нее горящий взгляд, в котором, однако, мелькнуло озорство.

— Нас могут арестовать за нарушение приличий. Если мы притворяемся, что влюблены, нужно пойти в дом и найти мягкую постель с шелковыми простынями. У нас уже был необузданный секс на лоне природы. Теперь мы должны сделать все как полагается.

Мелани обвила руками его шею и с любовью — с чем же еще? — посмотрела Кларку в глаза.

— Раньше я думала, что шелковые простыни, лепестки роз — необходимые элементы эротики. И может быть, так и есть… иногда. Но у нас остались прекрасные воспоминания о повязке на глазах, шерстяном пледе и лимонном массажном масле. А теперь у нас есть кирпичная стена, шланг и мыльная пена. Неплохое продолжение традиции, тебе не кажется?

Кларк закрыл глаза и глубоко вдохнул, собравшись что-то возразить, но в этот момент раздался звонкий, возбужденный голос Кэтлин:

— Мел!

Мелани была настолько поглощена происходящим, что не слышала, как открылась дверь из кухни. При звуках своего имени она вздрогнула и отпрянула от Кларка. Тот не двинулся с места. Открыв глаза, он поздоровался и принялся с интересом разглядывать застывшую в дверном проеме женщину.

— Простите, кажется, я помешала, — кивнув Кларку, заговорила она без тени смущения. — Но повод того стоит. Мелани, — многозначительно посмотрела Кэтлин на подругу, — на проводе Марк Суэйн.

Какой Марк Суэйн? Зачем Марк Суэйн? — лихорадочно соображала Мелани, пытаясь унять дрожь в коленках.

— Тот самый вершитель судеб из Голливуда? — пришел ей на помощь Кларк. — В таком случае тебе стоит поспешить. Судьба не слишком благосклонна к медлительным. — Он легонько подтолкнул ее к двери.

Мелани наконец очнулась и жалобно посмотрела Кларку в глаза. Она словно оказалась на перепутье. Налево пойдешь… направо пойдешь…

— Беги скорее, — поторопил ее Кларк. В его глазах теперь светились только доброта и сочувствие. И по ним совершенно невозможно было определить, что творится в его душе. — Позвони мне вечером. — Он отсалютовал Кэтлин и вышел из гаража.

С несчастными видом посмотрев ему вслед, Мелани бросилась к двери и была встречена скороговоркой подруги, которая слишком долго молчала.


— Это совсем другое дело, — расплылось в улыбке лицо режиссера, явно не привыкшее к такой мимике. Толстые стекла круглых очков довольно поблескивали. — Как ты считаешь, Чед? — Он повернулся к своему спутнику, благородному внушительному старцу с седой львиной гривой.