Однако она никакого шума не устроила, по крайней мере, до тех пор, пока Хок не расплатился со сторожем и не выключил, подняв стекло, этот мерзостный галдеж. Он вырулил на дорожную развязку, намереваясь двигаться по шоссе 101, идущему на юг, и только тогда она откашлялась. Кашель повторился спустя несколько секунд, и он недовольно поинтересовался:

– Что еще?

– Просто закашлялась, или это тоже запрещено? – даже приглушенный, ее голос был опасно волнующим. Прежде чем Хок успел что-нибудь ответить, она добавила: – Скоро мы остановимся?

– Как только я найду место, где мы сможем поговорить без помех.

– Какое-нибудь кафе будет очень кстати, – раздалось из-под одеяла.

Они явно думали о разном. Часы на жидких кристаллах мигнули, перескочив с 11.59 на 12.00, напоминая Хоку, что осталось лишь четыре часа темноты. Он понимал, что должен убраться из этих мест до рассвета.

– В любом кафе есть туалет, – продолжала она.

Он так и знал, что этот вопрос возникнет снова.

– Неужели вас ничто другое не занимает? По-моему, в вашем положении надо беспокоиться о более существенных вещах.

– Именно мое положение и не дает мне сосредоточиться ни на чем другом, кроме самого существенного, – парировала она.

Хок подавил смешок и, резко ускорив ход, круто свернул налево на шоссе. Он без особого сожаления услышал стон, когда тело женщины швырнуло о сиденье джипа. К тому времени, как он снизил скорость, ее протестующий возглас уже смолк, и ему оставалось только еще раз удивиться и задуматься о странном сочетании в ней дерзкого вызова и детского страха, которые так не вязались с образом безжалостного убийцы.

Что ж, юмор – это тоже опасное оружие, раз он заставил его ослабить бдительность. А если добавить к нему трогательную покладистость и обворожительный голос, Хоку следовало считать ее такой же безвредной, как пиранью, почуявшую кровь.

Выбравшись на дорогу, ведущую к мосту Сан-Маттео, он решил, что пришло время дать ей другой повод для размышлений.

– Мы скоро остановимся. Когда это произойдет, я хочу, чтобы вы рассказали, когда и где должны были передать мое тело Константину.

Он хотел узнать больше, гораздо больше, но для начала этого было достаточно. Заговорив, она постепенно расскажет и все остальное.

– Ваше тело? – В ее устах почему-то прозвучало отвращение.

Хок проигнорировал оскорбительное презрение.

– Я знаю Константина. Он фотографии не принимает.

– Вашего тела? – Она здорово изображала недоумение. После небольшой паузы последовал вопрос: – Кому могут понадобиться фотографии вашего тела? Неужели вы позируете для «Плейбоя»?

Такой тактики Хок никак от нее не ожидал. На что она надеется, разыгрывая перед ним невинную овечку? Хок даже удивился, что она не пытается любым путем вывернуться из неприятной для нее ситуации, нагромождая одну ложь на другую. Сам он тоже чувствовал себя довольно странно, не ощущая тревоги от присутствия за своей спиной наемного убийцы.

– Я не знаю никого по имени Константин, – неожиданно сказала она.

Хок вздохнул. Значит, ему придется запастись терпением, чтобы добиться от нее нужных сведений.

– Как вас зовут? – начал он с простых вопросов.

– Зачем это вам?

– Как ваше имя? – Даже если она выдумает себе кличку, все равно это облегчит им отношения, когда придет пора серьезного разговора.

После легкого колебания она сказала:

– Анджела.

По тому, как она его произнесла, Хок догадался, что или это ее настоящее имя, или очень близкое к настоящему. Это его порадовало.

– Подумайте хорошенько насчет моего вопроса, Анджела. Чем быстрее вы мне ответите, тем больше у вас будет шансов.

– Каких шансов? Я не знаю, о чем…

– Заткнитесь и подумайте, Анджела. Мы скоро приедем.

Ловким маневром Хок перестроился на крайнюю правую полосу движения и так проехал последнюю четверть моста, собираясь свернуть на Фримонт.

Тремя месяцами раньше он снял дом со всей обстановкой, заплатив наличными, чтобы это никак нельзя было отследить и связать с ним. Женщина, которую он нанял присматривать за домом, приезжала в Штаты нелегально. Она хорошо владела только испанским и не вникала в то, почему он платил ей, да и еще предоставлял жилье, а не брал с нее арендную плату. Ему было достаточно, что она уразумела следующее: он может приехать в любой момент, и на время его пребывания ей придется убраться из дома куда угодно. В его же отсутствие она защищала жилище от вселения всяких бродяг и наркоманов.

Кроме того, она следила, чтобы автоматический механизм, открывающий двери гаража, всегда был в рабочем состоянии, а охранная сигнализация постоянно включена.

Спустя пятнадцать минут после съезда с моста Хок подъехал по короткой разбитой подземной аллее к двери гаража, выудил из спортивной сумки пульт электронного управления и, направив на дверь, нажал сигнал «открыть». Она открылась совершенно бесшумно. Перед тем как въехать в гараж, Хок выключил фары, а оказавшись внутри, сразу нажал на кнопку «закрыть».

Перегнувшись через спинку сиденья назад, Хок обратился к женщине, неподвижно лежащей под одеялом.

– В доме находятся люди, которые убьют вас не моргнув глазом, – пригрозил он. – Ведите себя тихо, и они даже не узнают о вашем присутствии.

– Чем они отличаются от вас?

– Практически ничем.

Последовало недолгое молчание, затем она проговорила:

– Я устала слышать от вас угрозы и предостережения.

– Я тоже от вас устал.

Он вылез из джипа, внимательно огляделся вокруг, вслушался в тишину, позвонил в звонок у кухонной двери и лишь затем распахнул ее. Пройдя через безукоризненно чистую кухню с металлическими стульями и столом, покрытым ярким пластиком, он вошел в гостиную и замер в ожидании.

Через минуту появилась Консуэла. Одной рукой она стягивала у ворота махровый халат, другой протирала заспанные глаза. Ее черные с проседью волосы были заплетены в косу.

Остановившись перед диваном, она молча посмотрела на него. Хок бросил внимательный взгляд на улицу перед домом и плотно задернул дешевенькие занавески. Затем он обернулся к ней и, поздоровавшись, извинился за то, что разбудил ее среди ночи.

– Es su casa [4], – ответила она. Обычная фраза испанской традиционной вежливости в данном случае точно отражала действительность.

Общение с Консуэлой представляло определенную трудность из-за языкового барьера. Он пользовался минимальным количеством слов и говорил по-английски: если Консуэла плохо знала английский, его испанский был гораздо хуже.

– Я останусь на несколько дней, – предупредил он.

– Я уйди через cinco minutes.

Хок легко догадался, что речь идет о пяти минутах.

– Пожалуйста, смените постельное белье, Консуэла.

– La cama. Claro qué[5].

Хок был уверен, что она догадалась, что он приехал не один, но ничем не проявила к этому интереса. Он потому и выбрал ее. Она была сдержанной, и обходилась ему эта сдержанность недешево.

Хок отсчитал двести долларов двадцатками и передал ей. Хок считал, что ему невероятно повезло, когда он сбежал с наличными, предназначавшимися для оплаты услуг посредников Константина. Его не мучили угрызения совести, что он тратит «грязные» деньги, полученные от продажи наркотиков. Он был человеком практичным. Без денег ему бы ни за что не уйти от преследователей. А с ними… и еще с той вещицей, которую он спрятал… у него еще оставался шанс справиться с ними.

Благодаря миссис Эйвери его отмщение началось. Ему оставалось лишь надеяться, что он достаточно к этому готов.

Заперев как следует дверь за Консуэлой, он проследил, как она свернула за угол, и лишь потом направился обратно в гараж. Хок взял из машины свою спортивную сумку и вернулся в дом, заметив вслух:

– Теперь недолго.

Он достал из шкафа пакет, набрал из него чайную ложку белого порошка, затем пошарил по полке в поисках нужной банки. Ему понадобилось две минуты, чтобы наполнить лошадиной дозой порошка желатиновую капсулу и еще две минуты, чтобы место соединения двух половинок заклеилось и подсохло. Хок проверил, не просыплется ли содержимое, и, сунув капсулу в карман куртки, отправился за женщиной.

Он открыл заднюю дверцу и отбросил одеяло на сиденье.

– Пора идти.

Свет, лившийся из кухни, ударил ей в лицо, и она заморгала, как сова.

– Вы совершаете ошибку. Очень большую.

– Сомневаюсь. Пошли. – Хок нагнулся и подтолкнул ее, давая понять, чтобы она поторопилась.

– Оставьте меня!

Анджела ухитрилась подобрать под себя колени и сидела, съежившись и отстраняясь от его рук. Не успел он сообразить, что происходит, как она уже сидела на сиденье машины и яростно сверкала глазами из-под упавшей на глаза массы тяжелых волос. От напольного коврика, на котором она лежала всю дорогу, у нее на щеках остались красные пятна. Вид у его пленницы был измученный, но каким-то странным образом ей удавалось сохранить достоинство и не выглядеть жалкой.

Хок испытывал невольное уважение к этой хрупкой женщине и подумал, надолго ли хватит ей мужества.

Опершись на открытую дверцу джипа, он невозмутимо встретил ее сердитый взгляд.

– Не стоит указывать мне, что надо и что нет. Замечу на всякий случай, если вы этого еще не осознали, что могу сделать с вами все, что только захочу. В том числе трогать так… как мне понадобится.

– Последствия вашего неуклюжего лапанья для моего мочевого пузыря непредсказуемы…

Она не лезла за словом в карман, не теряясь в новой для себя обстановке. Он сохранил на лице непроницаемое выражение. Ему не хотелось, чтобы она догадалась, насколько Хок восхищается ее способностью игнорировать грозящую опасность. Если она догадается, это придаст ей уверенности в себе и затянет дальнейший допрос. А времени у него было мало. И у нее, кстати, тоже. Хотя, глядя на нее, трудно было поверить, что она об этом подозревает.

– Выходите из машины, – приказал он.

– Мне казалось, что вы говорили о каких-то людях в доме…

– Заткнитесь и выполняйте приказания.

Долгую минуту она вызывающе глядела ему в глаза, затем отвела взгляд в сторону и скользнула по сиденью к дверце. Хок заметил, что она в одних чулках, но доставать ее туфли не стал. Там, где она окажется в ближайшее время, они ей не понадобятся. Крепко взяв Анджелу за руку, он повел ее в дом, гадая, как женщина, макушка которой едва доходила ему до подбородка, собирается вступить в борьбу с мужчиной вроде него и победить. Она не могла рассчитывать на физическую силу. Хотя мускулы ее руки под его пальцами были крепкими, но вовсе не развитыми настолько, чтобы побороть его в схватке. Значит, у нее в арсенале запасены какие-то хитрые штучки, на которые так изобретателен женский мозг.

Возможно, она снайпер, но там, в гараже, оружие было только у мужчины. Возможно, ее пистолет дал осечку, и она кинулась за отлетевшей в сторону «береттой», но Хок в этом сомневался. Если бы она была профессиональным снайпером, у нее наверняка имелось бы запасное оружие. А его не было.

И ножа он у нее не нашел. Значит, стоящие перед ней задачи были иными.

Хок, может быть, был с ней излишне груб, когда, подхватив по дороге свою спортивную сумку, протащил ее через кухню и гостиную. Его тревожило, что он не имеет понятия, какие цели поставлены перед нею и как она собирается их достигнуть.

Бросив сумку на кровать, Хок втянул ее в крохотную уборную и огляделся, чтобы проверить, нет ли вокруг чего-либо, каких-либо предметов, которые она может использовать против него в качестве оружия. Он еще раз напомнил себе, что не должен расслабляться и терять бдительность. Успокоенный результатом осмотра, убежденный, что у нее под рукой не окажется ничего пригодного для нападения, он круто развернул Анджелу к себе лицом и взялся за пряжку кожаного пояса, стягивающего ее тонкую талию.

3

– Какого черта вы делаете? – В ее голосе звучали досада, растерянность и страх, которые Анджела старалась подавить с первой минуты этого кошмара.

Ее воображение рисовало ей одну ужасную картину будущего за другой. Побои, допросы… издевательства… Она представляла разные варианты развития будущих событий, но ни один из них не вселял в нее надежд. Но меньше всего ей хотелось думать о сексуальном насилии. Может быть, она была слишком наивна или плохо разбиралась в мужчинах, но ей казалось, что он не относился к подобным подонкам.

Однако так она считала до того, как почувствовала его пальцы у себя на талии.

Анджела так резко отшатнулась от него, что споткнулась об унитаз и упала бы, если б он ее не подхватил. Наградой ему был сильный удар по голени. Она не сделала бы этого, если бы вспомнила, что стоит босая. А так Анджела вскрикнула от боли и досады, но, не обращая внимания на ушибленные пальцы ноги, попыталась нанести удар коленом, чтобы причинить ему настоящую боль.