Вдова

Автор не рекомендует отождествлять персонажей романа с реально существующими лицами. Все здесь — характеры, ситуации, диалоги, несмотря на упоминание отдельных фактов, действительно имевших место, — плод его воображения.

Пролог

Женщина в зеленом платье до боли сжимала ей руки. Отрешенно долдоня слова поздравления, она уставилась на Пегги блекло-голубыми глазами — пустыми и тусклыми, как старое потрескавшееся зеркало. Наконец женщина как бы с сожалением выдавила из себя:

— Желаю вам большого, большого счастья. — Холодность ее тона граничила с угрозой.

Пегги не приходилось пожимать столько рук даже тогда, когда Скотт готовился к президентским выборам. Временами жара застилала ей глаза и вместо очередного лица перед ней возникало нечто вроде расплывчатого розовато-оранжевого пятна — без глаз, носа, ушей и бровей. А оттуда плыли слова-поздравления, исполненные восторга и восхищения, слишком, правда, любезные, чтобы быть искренними. Пегги в эти минуты ощущала только прикосновения чужих рук — жестких, вялых, наглых, робких, но одинаково неприятно влажных. Вытереть ладони о свадебное платье на глазах у всех она не решалась. Придется сделать это, незаметно коснувшись чьих-нибудь лацканов, когда гость заключит ее в объятия.

Шествие приглашенных длилось уже два часа. Они чувствовали себя избранниками судьбы. Ведь уже за несколько недель до церемонии зависть и страх, что их не пригласят, заставили многих сильных мира сего терять голову. Их принадлежность к «сливкам общества» гарантировалась миллионами и громким именем. Весну эти любители зимнего спорта проводили в Швеции, зимой предпочитали греться на солнышке где-нибудь на Багамах или в Акапулько. Талантом они называли готовность делать все что угодно, а высшим его проявлением считали умение вообще ничего не делать, хотя и скрывали свою праздность под маской постоянной занятости. Эти особы, владеющие роскошными апартаментами в самых шикарных отелях мира, имеющие собственные яхты, «роллс-ройсы», самолеты с личным экипажем, проигрывающие в рулетку или в карты целые состояния, подозрительные, безжалостные, завистливые, окруженные толпой услужливых лакеев и прихлебателей, — все они со страхом думали, попадут ли на свадьбу Калленберга или нет. Не получить приглашение означало стать изгоем. И наоборот, маленькая синяя карточка являлась неопровержимым доказательством их права на достойное место в негласной и хитроумной иерархии клана, где позволительно было иметь душевные изъяны, но не прощались плохой вкус, неудачная фраза, прошлогоднее платье, нездоровый цвет лица и даже превратности судьбы.

Флотилию судов, на которых прибыли гости, службы порядка отвели подальше от острова. И теперь две тысячи избранных гуляли по усеянным лепестками роз аллеям. Они вели себя так, как считали нужным: могли сделать вид, что не узнают хороших знакомых, могли приветствовать как старых друзей тех, кого едва знали. Но все они дружно обсуждали событие, ради которого явились сюда: новое замужество этой скандальной особы — новоиспеченной миссис Калленберг. Ей предстояло стать то ли восьмой, то ли девятой — даже газетчики толком этого не знали — по счету женой миллиардера.

Кроме Пегги, имя которой уже само по себе являлось синонимом непредсказуемых и бурных событий, всеобщее внимание в этот памятный день привлекал шатер с голубым тентом — точная копия королевского полевого лагеря, — где были выставлены на всеобщее обозрение безумно дорогие свадебные подарки.

Группа полицейских в белых костюмах с напускной беспечностью приглядывала за этими сокровищами, небрежно разложенными на китайском розовом ковре. Чтобы собрать такой богатый «урожай», Калленбергу пришлось сыграть на тщеславии своих гостей. Через особо доверенных лиц он организовал «утечку» информации о том, что под каждым подарком будет стоять имя дарителя. Весть распространилась со скоростью молнии, и результат превзошел все ожидания: драгоценностей оказалось, как утверждали некоторые из гостей, не меньше чем на два-три миллиона.

— Повезло этой перезрелой охотнице за миллиардерами, — хихикнула какая-то американка.

— Так сколько же ей лет? — поинтересовалась ее спутница, не скрывая злорадного любопытства.

— Что-то около…

Почти одновременно с ответом прозвучало возмущенное восклицание третьей дамы:

— Да вы шутите! Гораздо больше!

Пегги, стоявшая неподалеку, конечно, все слышала, но не придавала этому особого значения. Она привыкла к сплетням и пересудам, воспринимая язвительные реплики в свой адрес как естественную дань своему успеху. Ничего не поделаешь: победы даром не достаются. Вон и Рита смотрит на нее с откровенной неприязнью. Рита, старшая дочь Калленберга, в это время беседовала с двумя молодыми людьми, не переставая украдкой наблюдать за Пегги. Двадцатилетняя Рита известна была своим снобизмом, превыше всего она ставила интересы своего класса. Красотой она не блистала и уйму времени посвящала борьбе с невероятным аппетитом. Женитьбу отца на этой нахалке Рита воспринимала как вызов обществу, завидуя втайне манерам, положению и внешности очередной мачехи.

— Будьте осторожны! — шепнул Додино. — Это — сумасшедший!

— Кто? — спросила Пегги, не без труда высвобождаясь из объятий пожилого мужчины, который клялся, что был лучшим другом ее отца.

— Вон тот старый потаскун. Он коллекционирует награды, сплетничает, обожает молоденьких мальчиков и откровенно вас ненавидит.

Обрюзгший тип в сиреневом костюме приближался к ним, и Аморе распростер объятия.

— Господин посол! Еще одна медаль?

— А знаете ли вы, что у меня с ней связано?

— Как с символом или сделкой с совестью? Впрочем, ваше превосходительство, я плохой отгадчик и сдаюсь на милость победителя. Кстати, и мне давно уже следовало получить награду — я два года прожил с одним евреем. Пегги, разрешите представить вам его превосходительство Этторе Адриано, единственного в мире человека, имеющего израильскую медаль Свободы и немецкий орден «За заслуги перед рейхом», которым награждали иностранцев, симпатизировавших национал-социализму. Гитлер учредил его в тридцать седьмом или в тридцать восьмом году, не помню точно.

— В тридцать седьмом, — уточнил старый педераст. — Но я тогда был еще ребенком.

В ответ на эту беззастенчивую ложь Додино расхохотался.

— Вы все шутите. Вас тогда уже комиссовали.

Пегги прикусила губу, чтобы не рассмеяться, и в какое-то мгновение еле сдержалась, когда посол поклонился и церемонно поцеловал ей руку.

— Поздравляю вас от души. Очень рад, что вы почтили своим присутствием эту свадьбу.

— Было бы забавно не присутствовать на собственной свадьбе, — со смешком ответил за нее Додино.

— Не более забавно, чем не прийти на похороны собственного мужа.

Лицо Пегги едва заметно сжалось. Аморе пришел ей на помощь.

— Не думаю, что присутствие миссис Калленберг было столь необходимо на похоронах господина Сатрапулоса.

Пегги смерила Адриано взглядом и сухо процедила:

— Ох, господин посол, в вашем возрасте простительно путать даты и события. Смею вас уверить, мы сейчас на свадьбе, а не на похоронах.

— Вы совершенно правы, — согласился посол. — Какое нам дело до чьей-то смерти. — С этими словами он низко поклонился и развернулся, чтобы уйти.

Додино недовольно бросил ему вдогонку:

— Туалет прямо и направо, за павильоном.

Адриано остановился и, не смущаясь, ответил:

— Спасибо, я только что оттуда. — Еще раз поклонившись, он смешался с толпой.

— Старый педик вымещает свое зло на вас! — пробурчал Аморе.

— Это почему же?

— Потому что он — маразматик, урод и импотент. Он презирает красивых женщин — и вас первую!

Разделавшись с Адриано, Додино неожиданно от души рассмеялся, чем вернул Пегги нормальное расположение духа. Но лицо ее оставалось по-прежнему каменным. Негодяй! Еще несколько лет назад подобная дерзость была немыслима. Никто не посмел бы! Она была леди номер один! Вся Америка была у ее ног. Потом Скотт погиб. А выбор у нее был, в сущности, невелик.

Конечно, Пегги до конца жизни могла играть роль безутешной вдовы, образцовой и самоотверженной матери. Могла председательствовать в различных лигах милосердия и ассоциациях типа «Вдовы ветеранов войны». Какой? Второй мировой или вьетнамской? Но это она воспринимала как ночной кошмар, холод и смерть. А жизнь предлагала ей в качестве альтернативы иной мир, в котором было возможно исполнение любых, даже невероятных желаний. Этот мир манил теплой лазурью Средиземного моря, солнцем, ласкающим гладкую кожу, бриллиантами, дорогими мехами и еще чем-то таинственным, неизведанным — всем тем, о чем мы мечтаем в детстве, когда еще верим в добрых волшебниц.

Неприступная жена Цезаря недолго колебалась, прежде чем сказать «да» Греку. Она стала его женой, и пьедестал, на который ее возвели при жизни Скотта, рухнул, от мифа о прекрасной леди не осталось и следа. Обожание, с которым на нее смотрел мир, обратилось в ненависть.

— Прикройте поскорее нос платком, — шепнул Додино, указывая взглядом на огромную женщину в облегающем платье из ярко-красного шелка, которая остановилась перед Пегги, бесцеремонно оглядывая ее злыми черными глазками. От нее исходил тошнотворный запах очень сладких духов. Размалевана она была ужасно, но густой слой пудры и румян не мог скрыть нескольких ее подбородков и дряблых, отвисших щек. Пальцы гостьи в красном были унизаны множеством колец, а на запястьях с пожелтевшими набрякшими венами бренчали бубенчиками серебряные браслеты. Громадина сипло втянула в себя воздух и выпалила залпом, будто боясь, что ей не хватит дыхания закончить фразу:

— Одна моя приятельница посмела утверждать, что вы будете в черном по причине последнего вдовства. Я же поспорила, что в белом, и благодаря вам выиграла сто долларов.

Не дожидаясь ответа, женщина резко развернулась и потопала к буфету, где уже толпились приглашенные.

Додино с трудом сглотнул слюну и откашлялся. Он многое бы отдал, чтобы в этот момент оказаться где-нибудь в другом месте, по опыту зная, что сильные мира сего, когда задето их самолюбие, чаще всего обращают свой гнев на свидетелей — пусть даже и случайных — подобных сцен. Он с беспокойством поглядывал то на Пегги, то на массивную спину этой жирной слонихи со стаканом в руке. К счастью, в общем шуме, похоже, никто, кроме него, не заметил инцидента. Пегги с улыбкой продолжала принимать поздравления очередного гостя, словно ничего не случилось. Аморе с облегчением вздохнул. Но тут она обронила угрожающе нейтральным тоном:

— Одна из ваших приятельниц?

— Кто? Люси Мадден? Это ядовитое дерьмо? Плевать я хотел на нее и на сто миллионов ее читателей! Ей место на помойке!

— О ком здесь речь? — прогремел сверху голос. Гигантская тень Калленберга накрыла Пегги, и ее платье из белого стало нежно-голубым.

— Ну как вы себя чувствуете, дорогая?

— Ох, Герман! Просто великолепно!

— Довольны?

— Разве это не видно?

— Вы произвели настоящий фурор. На комплименты в ваш адрес гости не скупятся, поверьте мне.

— Вот как? Я польщена.

В это мгновение Пегги заметила Нат. Подруга через головы и спины подавала ей какие-то знаки. Пегги бессильно махнула рукой.

— О! А вот и Салли с мужем! — воскликнул Калленберг. — Я вас на минутку оставлю. — Он устремился к гостям.

Солнце, готовое вот-вот спрятаться за горизонтом, вновь коснулось теплыми лучами лица Пегги. Она сощурилась, силясь рассмотреть Нат. Та от нетерпения топталась на месте. И все в ней, казалось, говорило: «Ну подойди же».

— Я безмерно счастлив… — Очередной гость уже обнимал Пегги. — Позвольте представить вам мою жену.

Но Пегги, казалось, ничего не слышала, во все глаза глядя на Нат, которая отчаянно жестикулировала, призывая подругу.

— Извините, я отлучусь на минутку. — Пегги, не замечая протянутой руки, почти побежала за Нат, которая быстро удалялась, время от времени оборачиваясь. Она, как нож масло, рассекла толпу, почтительно расступившуюся перед новоиспеченной госпожой Калленберг. Нат была уже около шатра и сворачивала налево. На несколько секунд Пегги потеряла ее из виду. Толпа редела, и вскоре на ее пути не оказалось никого, кроме слуг. Вдали вновь показался гибкий силуэт Нат, которая остановилась в кипарисовой аллее. Пегги ускорила шаг, и теперь они молча стояли друг против друга: Пегги — встревоженная, Нат — с искаженным беспокойством лицом. Обе тяжело дышали.

— Что? — выдохнула Пегги. — Ну что?

Нат пристально глянула на нее и выпалила:

— Слушай! Слушай меня внимательно! Сколько тебе даст этот брак?