— Может быть, я обнаружу его в одном из бабушкиных сундуков. Правда, он, наверное, слегка заплесневел.

— Очень мило. — Джерри помолчала, потом серьезно сказала: — Не могу дождаться, когда приеду к тебе.

— Ты знаешь, когда сможешь приехать?

— Пока нет. Я позвоню тебе из Сент-Огастина.

— Постараюсь включить тебя в свое расписание, — добродушно-язвительно заметила Линда.

— Тебе уже лучше. Если ты собираешься приводить в порядок дом так же тщательно, как составляешь курс лекций по истории, в конце тебе придется выбрасывать гораздо больше вещей, чем их было вначале.

— Ты меня обижаешь. — Линда сделала вид, что обиделась.

— Но ты же не можешь этого отрицать. Только ты можешь найти пыльные старые реликвии и с восторгом описывать их, захватывая слушателей.

— Это нудная работа…

— Ну да, я знаю. — Джерри снова засмеялась. — Я позвоню тебе в течение недели или десяти дней и сообщу о наших планах. Я еще не видела родителей Джона и не знаю, как они воспримут новость.

— Они полюбят тебя. Ты — невестка, о которой можно только мечтать.

— Ты говоришь как настоящий друг.

— Скоро увидимся. Поцелуй от меня твоего жениха.

— Разве что в щеку. Все остальные места я оставляю для себя.

Линда рассмеялась и рывком поднялась с кровати.

— Удачной поездки. Скорее звони мне.

Джерри попрощалась. Линда продолжала держать трубку у уха, хотя на другом конце раздался щелчок и послышались короткие гудки. В доме вдруг стало очень тихо, смех и разговоры смолкли. Внезапно ей захотелось, чтобы Джерри была здесь, чтобы они, как в юности, вместе проводили время. Пекли бы шоколадное печенье с орехами, смотрели по телевизору разные ток-шоу, обсуждали важные проблемы, смеялись над фильмами или спорили о политике. Они сидели бы допоздна и ели кукурузные хлопья, пока животы не начнут болеть. Потом они открыли бы окно наверху и лили воду по каплям на веранду.

Вот бы что они делали, если бы Джерри была здесь. Но она была далеко. И потом, они уже давно не подростки. Линда напомнила себе, что у нее очень много дел: нужно разобраться с вещами бабушки и решить, что делать с домом. Ради этого она отказалась от летнего семестра, от преподавательской работы, которую так любила. Вместо того, чтобы ехать в Англию или Францию, она решила провести летние месяцы в Южной Каролине.

По крайней мере, первый шаг сделан. Она посмотрела наверх, туда, где была мансарда, довольная, что смогла пересилить себя, подняться по ступеням и открыть ту дверь. Через несколько недель она энергично примется разбирать вещи в мансарде. А теперь она пойдет — пусть пылинки танцуют в одиночестве, а воспоминания останутся там, где им положено быть.


Гиффорд Найт вышел через стеклянные двери здания аэропорта и сразу окунулся в тепло и влажность Саванны. Площадь была забита пригородными автобусами и такси, работающие двигатели увеличивали жару и загрязняли воздух. На лбу и нижней губе Гиффорда выступил пот. Его одежда не соответствовала жаркому дню, но он покрылся потом не только поэтому. Вероятно, ожидание разгорячило его.

Хотя решение ехать было принято внезапно, нужно было бы получше подготовиться к поездке. Спортивная куртка, темная рубашка и свободные брюки из легкой шерсти удобны для прохладной погоды Сан-Франциско. В южном городе в такой одежде чувствуешь себя как в парилке. Даже воздух здесь был тяжелым. Гиффорд должен был бы помнить об этом, он ведь не раз бывал на юге.

Густые волосы закрывали шею. Он стал носить длинные волосы, подражая людям искусства и деятелям кино, с которыми в последнее время имел дело. Гиффорд даже не завязал их сзади. Он понимал: сразу видно, что он — не местный, не из этого южного города с давней историей. Ну что ж, он с радостью готов чем-то пожертвовать, если, приехав сюда, найдет женщину, которую ему предназначено полюбить.

Он не любил Калифорнию — и был счастлив уехать оттуда. Все-таки пришлось поехать в Лос-Анджелес, потому что студия собиралась заплатить ему довольно большую сумму за консультацию по историческим деталям запущенного в производство сценария. Когда работа закончилась, он на машине доехал по побережью до Сан-Франциско в надежде, что там ему понравится больше. Но и этот город не привлек его. Иногда ему казалось, что у него действительно нет дома. Правда, он всегда помнил об Англии.

Глубоко вздохнув, Гифф подставил лицо солнцу.

Слишком занят. Слишком популярен.

Выхлопные газы от такси и автобусов смешивались с благоуханием субтропических растений и сосен, но он приехал сюда не для того, чтобы любоваться экзотическими цветами. В последние месяцы ему стало казаться, что она протягивает к нему руки, пытаясь дотронуться до него. Он не знал, кто она и где живет, но она существовала, он был в этом уверен, как и в том, что уже прожил несколько жизней. Она тоже прожила несколько жизней, хотя, вероятно, не знала об этом. В свое время он все расскажет ей, если доживет до встречи.

Как раз несколько дней назад он подсознательно почувствовал, что ему нужно связаться с ней. Он интуитивно последовал на побережье Атлантики, туда, где берег ласково омывали волны океана, где были живописно разбросаны стоявшие уединенно старые дома, в которых летом жили отдыхающие.

Он вспомнил обрывки своих сновидений. Когда ему было двадцать лет, однажды во сне он увидел пустынный песчаный берег, бесконечные волны набегали на песок, прибрежная трава склонялась на ветру. Он видел свет и слышал смех, дошедший до него сквозь неисчислимые годы. Он смотрел на все ее глазами, и ее жизнь глубоко взволновала его. Скоро он найдет ее. Скоро он сделает ее своей, навсегда.

Рядом остановилось такси, Гиффорд сел, оказавшись в прохладной темноте салона и мысленно поблагодарив современные удобства. Кивнув шоферу, он расположился на сиденье, поставив рядом черный кожаный чемодан и такую же сумку не совсем обычной формы. Он точно знал, куда собирался ехать и что будет искать, когда приедет. Его охватило радостное волнение, такого с ним еще не было.

Он взглянул на шофера, человека средних лет с морщинистым лицом и носом картошкой, с мешками под глазами. Шофер смотрел на длинную сумку цилиндрической формы.

— Вы охотник, правда?

Гифф перевел взгляд на сумку и понял, о чем подумал шофер. В сумке охотничье ружье или винтовка. Но тот ошибался.

— Можно сказать и так, — ответил Гифф, отводя взгляд от любопытного водителя и поворачиваясь к окну. Ему нравилось, что в Америке разрешено иметь оружие, словно винтовка может защитить от всех опасностей на свете. Хотя американцы, вероятно, наименее подозрительные люди в мире — за исключением жителей Нью-Йорка, ведь их страна открыта для всех.

За всю короткую поездку шофер больше не сказал ни слова. Наверное, он понял намек: Гиффу не хотелось вступать в разговоры.

Взяв напрокат машину, Гифф поехал на север по дороге I-95. Примерно через час после прибытия в Саванну он уже миновал поворот на Хилтон Хэд Айленд. Он продолжал поездку, скорость черного «кадиллака» точно соответствовала его настроению. Величественно и спокойно машина двигалась по шоссе, оставляя позади милю за милей и позволяя ему сосредоточиться на своем предназначении.

Почувствовав, что его возбуждение растет, он понял, что приближается. Только поиски приводили его в такое состояние. Заходящее солнце залило окружающий мир розовым светом, и внезапно Гифф понял, что он перестал приближаться к цели. Он сбавил скорость, пытаясь угадать направление. Впереди что-то неясно замаячило, указывая направление на восток.

Да, ближе к океану. Ближе к пустынному побережью.

Когда Гифф проезжал Чарлстон, уже стемнело. Было заманчиво остановиться здесь на ночь, но он никогда еще не чувствовал так своего предназначения, как сейчас. Он ощутил прилив энергии, настроение стало приподнятым. Внезапно он почувствовал, что стал другим, словно некая сила изменила его и сделала непохожим на себя. Но теперь ему было все равно.

Он был близко. Сегодня ночью он достигнет цели, ощущения не могли подвести его.

Когда он проезжал национальный парк, серп луны поднялся над верхушками деревьев.

Двигайся медленно.

Он сбавил скорость, машина бесшумно скользила в темноте. Фары осветили дорожный знак, указывались границы небольшого городка с населением более тысячи человек. Гифф затормозил у обочины.

Не выпуская «баранку» из рук, он закрыл глаза и сосредоточился.

Так близко. Так пустынно и печально.

Он открыл глаза и улыбнулся в ночь. Впереди справа с трудом можно было разглядеть неоновый знак автостоянки и надпись «Свободно». Уверенный, что цель близка, он поехал на шум прибоя, навстречу судьбе, которая ждала его.

Если он окажется прав, если она звала его, у него остается десять дней, чтобы узнать ее. И может быть, только десять дней жизни.


Если бы у него были глаза, сейчас они бы открылись. Если бы у него были губы, сейчас они бы улыбались. Но у него нет ни глаз, ни губ. Он пребывает в небытии, между небом и адом, между реальностью земли и вечностью космоса.

Морд ощутил прилив энергии, когда женщина подошла к предмету, вызывавшему у нее такой страх. Она была близко, очень близко. Но она не коснулась его, либо случайно, либо потому, что была слишком напугана. Он знал причину ее возвращения так хорошо, словно она шепнула ему об этом. Ее притягивали в дом смерть и страх, два мощных соблазна.

Возбуждение уже начинало охватывать его. Он собирался действовать. Собирался привлечь кого-то поближе, кого-то, кто мог бы невзначай коснуться доски и освободить его из заточения. Кого-то, кто не боится угроз, кто позволит ему завладеть его сознанием, медленно, уверенно, пока все человеческое не исчезнет в нем.

Тело женщины, думал он. Если бы у него была живая плоть, в этот момент он бы почувствовал, что кровь быстрее потекла по жилам, почувствовал натиск сексуального возбуждения, которое является частью человеческой природы. Он так возбудился, что ему захотелось проникнуть в женщину, когда она будет спать, и сильно напугать ее своим присутствием. Она никогда не узнает, что с ней произошло.

Вот было бы весело — осуществить свои фантазии. Но он не мог, еще не мог. Не мог до тех пор, пока у него не будет тела, пока он не будет иметь разум, подчиняющийся его воле. Проклятые законы его темного бесформенного мира ограничивали его силу до жалкой частицы, до ее уловимых намеков, и большинство людей не замечали его, считая себя хозяевами своих мыслей.

Люди. Хотя они и слабые создания, он радовался, что может жить в их мире. Нет, даже больше. Он страстно желал этого. Страстно хотел ощутить их склонности, питаться их страхами. Хотел наслаждаться их страданием, восхищаться их смущением и подозрительностью. По его желанию они устраивали ему настоящий праздник.

Очень плохо, что он не может вечно оставаться в мире людей. Их бесконечные вызовы в конце концов истощат его силы, и ему снова придется вернуться на это место, пока чья-нибудь душа опять не приютит его.

Настроившись на энергию мужчины, Морд почувствовал слабую пульсацию. Это означало, что мужчина близко к женщине, но еще не рядом с ней. Подойди ближе, слабый человек. Подойди и узнай свою настоящую любовь. Подойди и встреться со своей судьбой.

Да. Подойди и встреться со мной, думал Морд.

Если бы у него был рот, он бы засмеялся. Скоро, думал он. Скоро у меня все это будет… снова. Теперь мечтай обо мне, прекрасная девушка. Думай обо мне… и вспоминай.


Линда в панике проснулась, вся в поту, мышцы напряжены, словно она собиралась бежать, сердце бешено колотилось. Она прислушалась, но услышала только свое учащенное дыхание. Дом мирно спал в темноте. Снаружи доносился едва слышный плеск волн, легкий ветерок дул с океана и колокольчики флюгера на крыше слабо звенели. Она постаралась успокоиться, но необъяснимый страх не оставлял ее. Нечто ужасное притаилось за пределами ее сознания, готовое обнаружить себя, когда она меньше всего ожидала этого. Однако все вокруг оставалось тихим и спокойным. Линда включила лампу на ночном столике и откинулась на спинку кровати, накрывшись простыней.

Потом она вспомнила — ей снова приснился кошмарный сон. Хотя она находилась в безопасности в своей спальне, холодный озноб охватил ее. Такого холода просто не может быть летней ночью. Возвращение в этот дом, посещение мансарды, разговор с Джерри воскресили былые страхи. Она закрыла глаза, но ей не удавалось выбросить из головы тот страшный вечер, он стоял перед глазами, как кадры знакомого и, тем не менее, вызывающего ужас фильма.


Стрелка на доске дернулась, они с Джерри потеряли равновесие, а карточный стол задребезжал.