– Всего лишь вполне понятное желание поссориться со мной! – с горечью заявил мистер Ривенхолл. – Теперь-то я все понимаю, причем прекрасно, и если она не будет осторожна, то преуспеет куда больше, чем намеревалась!

– Боюсь, мой мальчик, – сказал его дядя, в глазах которого заплясали лукавые искорки, – ты не любишь мою маленькую Софи!

– Ваша маленькая Софи, сэр, не дала мне – нам! – ни минуты покоя с тех самых пор, как переступила порог этого дома! – без обиняков заявил мистер Ривенхолл.

– Чарльз, ты не должен так говорить! – покраснев, возмутилась его мать. – Это несправедливо! Как ты можешь… как ты можешь так думать? Вспомни ее доброту, ее самоотречение… – Голос миледи сорвался, и она потянулась за носовым платком.

На щеках у мистера Ривенхолла тоже выступил румянец.

– Я не забываю об этом, сударыня. Но эта ее выходка!..

– Не представляю, откуда у тебя взялась столь дикая идея! Это неправда! Софи уехала, потому что ты оказался крайне несдержан на язык, а что касается выдумки о том, что рядом с ней был Чарлбери…

– Я знаю, что он был с ней! – перебил ее сын. – Если бы мне понадобились доказательства, то я получил бы их вот в этой записке, которую она заботливо оставила для меня! Она не делает из этого тайны!

– В таком случае, – сказал сэр Гораций, вновь наполняя свой бокал, – она наверняка задумала какую-то каверзу. Попробуй эту мадеру, мой мальчик; следует отдать должное твоему отцу: он превосходно разбирается в винах!

– Но, Чарльз, это же ужасно! – ахнула леди Омберсли. – Слава Богу, я не запретила Сесилии поехать за ней! Только представь, какой грянет скандал! О, Гораций, поверь, я ни о чем не подозревала!

– Господи, я ни в чем тебя не виню, Элизабет! Я же говорил, чтобы ты не переживала из‑за Софи! Она прекрасно сумеет позаботиться о себе, поскольку так было всегда!

– Гораций, ты переходишь все границы! Или тебя совершенно не беспокоит, что твоя дочь вот-вот погубит себя?

– «Погубит себя»! – с презрением повторил мистер Ривенхолл. – Вы и в самом деле поверили в эту сказочку, сударыня? Или вы прожили шесть месяцев под одной крышей с моей кузиной и так и не поняли, что она собой представляет? Если эта испанка еще не примчалась в Лейси-Мэнор, я разрешу вам прилюдно назвать меня болваном!

– Ох, Чарльз, я буду молить Господа, чтобы ты оказался прав!

Сэр Гораций принялся неторопливо и тщательно протирать свой монокль.

– Санчия, да? Я как раз собирался поговорить с тобой о ней, Лиззи. Она по-прежнему живет в Мертоне?

– А где же ей еще быть, Гораций?

– Я просто спросил, – сказал он, глядя на стекла. – Осмелюсь предположить, Софи рассказала тебе о моих намерениях относительно нее.

– Разумеется рассказала, и я нанесла ей визит, как ты, наверное, хотел бы! Но должна сказать тебе, мой дорогой Гораций, что не понимаю, с какой стати ты решил сделать ей предложение!

– В этом-то и состоит главная трудность, – ответил он. – Иногда просто увлекаешься и теряешь голову, Лиззи! К тому же нельзя отрицать, что она чертовски славная женщина. В сущности, я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что за нею кто-нибудь волочится. Жаль, что я поселил ее в Мертоне! Но что сделано, то сделано! Под влиянием минутного порыва, случается, можно натворить всяких дел и только потом осознать, что… Впрочем, я не намерен жаловаться!

– Что, в Бразилии много красоток? – насмешливо осведомился племянник.

– Прибереги свое нахальство для кого-нибудь другого, мой мальчик, – добродушно ответил сэр Гораций. – Просто меня вдруг одолели сомнения, а гожусь ли я для семейной жизни!

– Что ж, можете утешиться тем, – сказал мистер Ривенхолл, – что моя кузина изо всех сил старается отвадить от маркизы Талгарта!

– Нет, хотелось бы мне знать, – раздраженно спросил сэр Гораций, – какого дьявола Софи вмешивается в это дело? Талгарт, говоришь? Не знал, что он в Англии! Так-так! Он чертовски обаятелен, этот Винсент, и я готов биться об заклад, что он к тому же положил глаз на состояние Санчии!

Леди Омберсли, оскорбленная в самых лучших чувствах, не вытерпела и вмешалась:

– Думаю, ты окончательно потерял всякий стыд! Какое это имеет отношение к выходке бедной Софи? Ты расселся здесь с таким видом, словно ее дела тебя нисколько не касаются, пока она изо всех сил старается погубить себя! Ты можешь говорить все, что хочешь, Чарльз, но если она действительно уехала с Чарлбери, то это грозит невероятным скандалом, и ее следует немедленно вернуть обратно!

– Вернется, куда она денется! – заявил мистер Ривенхолл. – Неужели вы в этом сомневаетесь, если в духе самого что ни на есть авантюрного романа сами отправили за ней Сесилию и Евгению, чтобы они спасли ее, сударыня?

– Я не делала ничего подобного! Я даже не подозревала о происходящем, но, естественно, не могла позволить твоей сестре поехать одной, поэтому, когда она сказала мне, что Евгения любезно согласилась сопровождать ее, что еще мне оставалось, кроме как поблагодарить мисс Рекстон? – Миледи умолкла, пораженная внезапно осенившей ее мыслью. – Но откуда тебе известно, что они отправились спасать ее, Чарльз? Если Дассет настолько забылся, что позволяет себе распространять всякие сплетни…

– Ничего подобного! Этими сведениями я обязан исключительно Евгении! Но считаю своим долгом добавить, сударыня, что если бы вы с моей сестрой были настолько любезны держать эти новости при себе, то я был бы избавлен от удовольствия читать торжествующее письмо Евгении! Наверное, я никогда не смогу понять, что на вас нашло, раз вы доверили ей эту историю! Господи помилуй, неужели вы не понимаете, что она разнесет по всему городу сплетни о том, что моя кузина повела себя самым неподобающим образом?

– Но я ничего ей не говорила! – всполошилась его мать. – Ничего, Чарльз!

– Но ведь кто-то из вас двоих должен был сделать это! – нетерпеливо бросил он и повернулся к своему дяде. – Итак, сэр, вы намерены оставаться здесь, воздавая должное вкусу моего отца в выборе вин, или намерены сопровождать меня в Эштед?

– Отправляться в Эштед в такой час, да еще после того, как я два дня не вылезал из дорожной кареты? – сказал сэр Гораций. – Будь же благоразумен, мой мальчик! И почему я должен это делать?

– Полагаю, что ваше родительское чувство даст вам ответ, сэр! А если нет, да будет так! Я же выезжаю немедленно!

– Что ты намерен делать, когда приедешь в Лейси-Мэнор? – поинтересовался сэр Гораций, с любопытством глядя на него.

– Сверну Софи шею! – в гневе вскричал мистер Ривенхолл.

– Что ж, для этого тебе не нужен помощник, мой мальчик! – сказал сэр Гораций и удобнее устроился в глубоком кресле.

Глава 18

Первые несколько минут, прошедшие после прибытия из Мертона кортежа маркизы, прошли в ее непрестанных жалобах на невыносимое положение, в котором она оказалась. Сквозняк от открытой входной двери заставил камин изрыгнуть несколько клубов дыма прямо в холл, а кроме того, несмотря на отчаянные усилия миссис Клаверинг, комната по-прежнему выглядела заброшенной. Миссис Клаверинг, пораженная богатством наряда маркизы, застыла на месте, приседая в нескончаемых реверансах; сама же маркиза, на которую миссис Клаверинг не произвела ровным счетом никакого впечатления, пробормотала:

– Madre de Dios![104] Было бы куда лучше, если бы я взяла с собой Гастона, а заодно и повара в придачу! Для чего я приехала в этом дом, Софи? Почему ты столь внезапно послала за мной, да еще в проливной дождь? Su conducta es perversa![105]

Софи незамедлительно сообщила маркизе, что ей предстоит исполнять роль дуэньи, и это объяснение мгновенно пришлось по душе той, в чьих жилах текла чистейшая кастильская кровь. Маркиза почувствовала себя настолько удовлетворенной, что забыла поинтересоваться, почему Софи вдруг оказалась в положении, требующем присутствии другой дуэньи, помимо ее тети. Она лишь одобрительно заметила, что Софи проявила удивительное здравомыслие, и по такому случаю сама она не станет более жаловаться на усталость. После этого маркиза, наконец, заметила Чарлбери и, сделав над собой некоторое усилие, даже припомнила, как его зовут.

– Привет, вы ранены? – осведомился сэр Винсент, кивая на руку его светлости, покоившуюся на перевязи. – Как это случилось?

– Ничего страшного! – вмешалась Софи, избавив Чарлбери от необходимости отвечать. – Лучше скажите, как здесь оказались вы, сэр Винсент?

– Это, – ответил он, поблескивая глазами, – долгая и необычная история, моя дорогая Юнона. Знаете ли, я ведь могу задать тот же самый вопрос и вам, но не стану этого делать, поскольку объяснения наверняка окажутся скучными и утомительными, а в данный момент меня больше всего занимает вопрос об ужине. Боюсь, вы не ожидали, что гостей окажется так много?

– Да, не ожидала, и одному Богу известно, что мы будем есть! – призналась Софи. – Пожалуй, я пойду на кухню и посмотрю, не найдется ли чего-нибудь в кладовке. Потому что, должна вам сказать, сюда, скорее всего, приедет и моя кузина Сесилия. Да и Чарльз тоже!

– Ах, мисс Софи, что же вы нас не предупредили? – в отчаянии вскричала миссис Клаверинг. – Я совсем не умею готовить, во всяком случае такие блюда, к которым вы привыкли, мисс, а у нас ничего нет, кроме разве что свиной щековины, которой собирался поужинать Клаверинг.

– Очевидно, – заявила маркиза, снимая со своих роскошных кудрей шляпку с перьями и кладя ее на кресло, – что эта maza de cocina[106] ничего не умеет, поэтому придется поработать мне. Это плохо, разумеется, но будет куда хуже, причем infinitemente[107], если мы умрем с голоду. Запомни это, Софи, и будь мне благодарна, чтобы мы не поссорились! Потому что я должна сказать тебе, de una vez[108], что я передумала выходить замуж за сэра Горация, так как мужчина он крайне непоседливый, а Бразилия мне нисколько не нравится, и я, скорее, предпочту остаться в Англии, хотя и не намерена брать себе английскую кухарку! Поэтому я вышла замуж за сэра Винсента, и теперь я не маркиза де Виллаканас, а леди Талгарт, и пусть я не могу произнести это имя convenientemente[109], – это не имеет значения! Следует привыкать, ничего не поделаешь.

Неудивительно, что ее речь повергла присутствующих в ошеломленное молчание. Сэр Винсент достал табакерку и осторожно вдохнул щепотку своей любимой смеси. Именно он и прервал затянувшуюся паузу.

– Итак, преступление раскрыто! – заметил он. – Не делайте такое негодующее лицо, Софи! Вспомните, что наша дорогая Санчия собирается приготовить ужин!

– Этот дом, – провозгласил вдруг мистер Фэнхоуп, совершенно не прислушивавшийся к разговору, – прекрасен! Я должен осмотреть его.

С этими словами он взял со стола лампу и пошел с ней к двери, выходившей в коридор. Сэр Винсент аккуратно отобрал ее у него и вернул обратно на стол, заметив:

– Мой юный друг, смотрите, сколько вашей душе угодно, только возьмите свечу, прошу вас!

– Сэр Винсент, – начала Софи, и в ее глазах зажегся воинственный огонек, – будь я мужчиной, вы бы дорого заплатили мне за это предательство!

– Дорогая Софи, вы стреляете лучше, чем девять из десяти знакомых мне мужчин, так что если кто-либо из нас потрудился захватить с собой пару дуэльных пистолетов…

– Никто, – решительно вмешалась маркиза, – не будет стрелять из пистолета, потому что пальбу я ненавижу больше всего. Кроме того, у нас есть куда более насущная задача: необходимо приготовить ужин!

– Полагаю, вы правы, – с сожалением сказала Софи. – Человек должен есть! Но теперь я понимаю, насколько дальновидным оказался мой кузен Чарльз, когда предупреждал меня о том, чтобы я не имела с вами категорически никаких дел, сэр Винсент! Я и подумать не могла, что вы нанесете сэру Горацию столь подлый удар в спину!

– В любви и на войне, дорогая Софи, все средства хороши! – напыщенно изрек он.

Она с трудом сдержала язвительный ответ, уже готовый сорваться с ее губ. Он улыбнулся понимающей улыбкой, подошел ближе, взял ее за руку и негромко сказал:

– Подумайте немного, Юнона! Мне победа требовалась гораздо больше, чем сэру Горацию! Разве я мог устоять?

– «Amor ch’a null’amato amor perdona»[110], – мечтательно продекламировал мистер Фэнхоуп, который после странствий по холлу снова оказался в пределах слышимости.

– Именно так, мой поэт! – радушно откликнулся сэр Винсент.

– Нужно будет попросить мисс Рекстон, чтобы она перевела для меня эти строчки, – сказала Софи, – но если они означают то, что я думаю, то это не так! Впрочем, нет ничего более глупого, чем поднимать шум из‑за того, что невозможно исправить, поэтому я больше ничего не скажу. К тому же мне нужно подумать о более важных вещах!