– Это вы про войну? Хороша защита…

– А ты не умничай. Не твоего ума это дело. Государь Иван Васильевич прав! Он всегда прав. У меня еще к тебе дело. Может быть – главное. Но ты должен остаться у меня ночевать, а иначе нечего и начинаться. Разговор будет длинный.

– Останусь.

– А жена не забранится?

– Нет. Она у меня тихая.

– Так я с ней и не познакомился. Все как-то недосуг было, а попросту говоря не хотел я вам жизнь портить. Ну ладно, не перебивай. Слушай внимательно. Я хотел тебе кое-что отдать…

Курицын сунул руку под перину и вытащил небольшую, плотно набитую кожаную мошну на вздержке. Он посмотрел на мошну с удивлением, по его разумению рука должна была выдернуть что-то другое, но потом смирился, протянул мошну молодому человеку.

– Это я тебе тоже хотел отдать.

Паоло развязал тесьму и высыпал содержимое мешочка на одеяло. Экое богатство. Казалось вся комната вспыхнула, а потом засветилась радугой от разноцветья яхонтов и лалов.

– Я не могу этого взять!

– Детей у меня нет, а тебе это пригодится, – скучно сказал Курицын. – Вот это жене твоей к свадьбе.

Он вытащил из драгоценной перепутанной массы кольцо с лазоревым яхонтом, потом роскошные трехрядные рясы, унизанные гурмыжским уродоватым жемчугом. Такой жемчуг был особенно дорог. Тут же находилось и чело, к которому эти рясы прикреплялись. Чело было украшено жемчугом дробницей и мелкими изумрудами-искрами. Паоло потрясенно рассматривал свалившееся на него богатство.

– Откуда это все?

– От жены покойной осталось. Возьми и забудь. Пустое… Я не об том хотел говорить, – рука его опять нырнула под перину и на этот раз достала то, что требовалось.

– Теперь самое главное. Я написал текст. Вот…

Паоло держал в руках исписанные полууставным почерком листы и витиеватую надпись на титуле «Сказание о Дракуле воеводе». Сказание о непомерно жестоком, почти сумасшедшем владыке он читал раньше, исследовав содержимое ларца. Более того, он даже водяной знак изучил – бычья голова с прямой линией меж рогов с крестом и змеей. Он, помнится, рассматривал эту бумагу на свет и все прикидывал – сколько она может стоить – уж больно нарядна, умеренно ворсиста и для письма приятна. Сознаться, что он читал тайно все эти ужасы, Паоло не мог, поэтому теперь ему надлежало выказать искреннее удивление и заинтересованность – оказывается, учитель еще и писатель!

– Все прочие бумаги я сжег, – продолжал Курицын, – а эти листы хотелось бы сохранить в назидание для потомства. Ты прочти на досуге. Дракула по-волашески Дьявол, а в миру сей воевода имел имя Влад и прозвище – Цеппеш. И придумал воевода Влад Цеппеш построить справедливое государство.

– Но это же хорошо, – угодливо поддакнул Паоло.

– Хорошо-то хорошо, но какой ценой. Всех воров, убийц нищих, неверных жен, сумасшедших, девиц, что не сберегли девственности, лукавых философов и дураков Дракула попросту замучил до смерти. И еще любил загадки загадывать. Не отгадаешь – тоже смерть. Цеппеш по-волашески значит Прокалыватель, а прокалывал он людей – на кол сажал. Любил также кожу с живых людей сдирать. А ведь был христианином, но понимал православие на свой лад. Лютой жестокости был человек! Пришли к нему как-то раз турецкие послы и не сняли перед ним свои шапки, мол, обычай не велит. Так Дракула велел им их шапки к голове гвоздями прибить. А с другой стороны… был в его государстве колодец с необычайно вкусной водой. Дракула велел повесить у колодца золотую чашу, чтобы каждый мог испить свежей воды. Так и висела та чаша, не нашлось во всем государстве вора, который отважился бы ту чашу украсть. Я когда сказание это писал, думал о Дракуле, а сейчас мне кажется, что изобразил я здесь род людской. Грустно это. Неужели только жестокостью можно уберечь нравы? И сколь терпеливы были эти несчастные… А что делать?

– Что делать? – повторил Паоло. – Спать ложиться. А книгу вашу я сберегу.

Дальше пошла легкая перебранка, в которой Курицын с неожиданной настойчивостью стал уговаривать Паоло идти в свой дом к молодой жене. Непонятно, какая его муха укусила. Только что сам звал ночевать, да еще интересовался, не обидится ли Ксения, грозил длинным разговором, и вдруг, не слушая разумные увещевания Паоло, стал гнать его из дому.

– Как же я с эдаким богатством ночью по улицам пойду! А ну как нападет на меня лихой человек.

– Факел возьмешь. На улице полно стражи. Ничего тебе не сделается. Ты бумаги-то отдельно от цацок положи. Рукопись – она подороже будет. А я хочу остаться один. Плохо мне, спать хочу…

Паоло, озираясь, шел по ночным улицам. Когда не несешь на теле богатства, то идешь посвистывая. Если башку проломят, то и заживет, пожалуй. А если у тебя за пазухой лалы да яхонты, то каждого столба боишься, принимая его за лиходея. Нападет – первым делом отдам рукопись – и стрекоча! Только кому они нужны, листы эти. Откуда было знать чистому флорентийцу, что пройдет всего каких-нибудь четыреста лет и воевода Влад Цеппеш, несколько поменяв имидж, опять будет востребован человечеством. Дракула-вампир пойдет гулять по страницам и экранам, пугая невинных детей, взрослых – любителей искусственного стресса и вдохновляя авторов, находящих в искусственной жестокости пряный, романтический вкус и стиль.

А наутро, когда ушел, спрятав колотушку, на покой ночной сторож, когда отзвонили колокола у «Иоанна Святого на пяти углах», и голоса торговцев пирогами, квасом и малосольной рыбой уже заглушали скрип телег, ведущих товары на Торг, по улице проехал крытый возок и остановился. Пристав прошел в горницу и сообщил Курицыну, что тот арестован.

15

Он боком протиснулся в отворенную Паоло дверь и застыл, озираясь. Это был высокий, могучий человек с толстой шеей, пышной окладистой бородой, с лицом широким и простецким, которому полагалось выказывать только уверенность и добродушие. Но сейчас это ясное лицо было смято испугом и удивлением, словно обладатель его сам недоумевал, как это он осмелился явиться сюда в столь поздний час.

Паоло узнал гостя, сердце его тревожно дернулось, кровь прилила к голове и отозвалась шумом в ушах. Дьяк Аким Софонов ранее служил в Посольском приказе, но потом его забрали в застенок для ведения сыскнух дел. Месяц назад Паоло узнал, что именно Аким снимает допросы с Курицына. Теперь Паоло очень хотелось задать упреждающий вопрос. Тугодум Аким долго будет бродить вокруг и около главной темы, а сущего не скажет. Но дьяк молчал, поэтому хозяин решил – пусть все идет своим чередом, не надо ему забегать вперед телеги.

– Здравствовать тебе. Проходи в дом.

Дьяк продолжал нерешительно толочься на пороге, прислушиваясь к тому, что делается на улице. Потом опомнился, поклонился Паоло и последовал за ним в горницу. Сели за стол. Паоло вежливо спросил, не желает ли гость чего-нибудь откушать или выпить. Гость только глаза таращил – ни да ни нет. Мысленно обругав дьяка, Паоло позвал слугу, приказал принести только что сваренной медвяной браги и чего-нибудь съестного.

Все свои трудом заработанные деньги, каждую копейку, Паоло вкладывал в дом. Ему нравилось жить семейной жизнью и очень хотелось, на радость Ксении, обставить жилье сообразно флорентийским вкусам. На Руси это было сложно сделать. В рубленой избе стояли все те же столы и лавки, но тем не менее много бытовых мелочей ему уже удалось перетащить в свое гнездо. Он уговорил отъезжающего на родину немца-литейщика расстаться с резным креслом и дорожным сундуком, у итальянского муреля купил ларцы, нарядную ткань – ей он задрапировал супружеское ложе. Заезжая металлическая посуда украсила поставец и даже карта Европы, намалеванная пестро и грубо, но облаченная в красивую раму, украсила стену. Смущенный непривычным великолепием, Аким втянул голову в плечи, уменьшился в размерах и стал вполне соразмерен довольно тесному помещению.

Выпитая одним духом брага придала дьяку силы, он отер усы и выпалил заранее приготовленную фразу:

– Спасать надо учителя твоего, мил человек. Вот так.

– Ты про Курицына? – быстро спросил Паоло, просчитывая в голове все варианты – подвох, обман, предательство, желание заработать… а иначе с чем явился великан в его дом?

– А про кого же? Про Федора Васильевича.

– Что значит – спасать?

– А то значит, что болен он. Если в застенке останется – помрет. А есть люди, которые погибели его не хотят, – добавил Аким веско.

– И что же это за люди?

– Так тебе и скажи, – видно было, что дьяк совершенно освоился с положением, поэтому позволил себе даже усмехнуться. – Эдак мы с тобой ни о чем не договоримся.

«А я и не хочу с тобой ни о чем договариваться! – хотелось возопить Паоло, – я тебе не верю ни на грош, продажная ты душа!» Ничего этого он не возопил, а сказал спокойно и делово:

– Ладно. Не буду спрашивать об этих некто, которые погибели не хотят. Но ты же не по своей воле ко мне пришел? Раз эти некто тебя послали, значит, у них есть по этому поводу какие-нибудь соображения.

– Они сказали – сам думай. И еще сказали: флорентиец Паоло – царицын человек, он не побоится. И еще они сказали: как он сам нашел путь от смерти убежать, так и Курицыну пусть тот путь покажет.

– Я тебе не верю, – раздельно и четко сказал Паоло.

У него уже был один разговор с Акимом. Как только Паоло узнал, кто пишет за Курицыным опросные листы, он сразу решил поговорить с Акимом и справиться о судьбе учителя. Он тосковал по Курицыну, скорбел о нем, и еще клял себя за болтливость. Посмотреть учителю в глаза, а потом все объяснить – это казалось жизненно необходимым. Иначе Паоло не успокоится до своего смертного часа, иначе и Ксения будет несчастной, и дети их, ведь пошлет же Господь приплод, и несчастные эти Божьи создания до седьмого колена будут числиться предателями.

Паоло решился на отчаянный шаг. Он решил подкараулить Акима в безлюдном месте и с помощью денег вынуть из него все необходимые сведения. Ну а дальше – как Бог даст. Предприятие это было опасным. Каждый неосторожный шаг его мог быть замечен кем-нибудь при дворе. А уж если об этом проведает Софья!.. В лучшем случае Паоло ждут нарекания, может быть, опала, а в худшем – участь Курицына, и без того горькая, может стать нестерпимой.

А если с другой стороны посмотреть, то дело и вовсе оборачивалось полной безнадежностью. Царица ненавидела Курицына, похоже, он отвечал ей тем же, но для Паоло она была благодетельницей! Он не мог и не хотел лгать деспине Софье. И томилась душа. Она хоть и едина, а иной раз и двоится, готовая треснуть пополам. Поэтому лучше смотреть на арест Курицына с одной только стороны, а другую из головы словно бы и выкинуть.

Дьяка он встретил ночью в проулке. Ждал его чуть не час, а потом выскочил из-за угла, схватил за грудки и прошипел в ухо – молчи! Аким молча скинул его с себя, как муху, а когда увидел, кто накинулся на него в тупике, то и присмирел. Разговориться дьяка заставили не деньги – он отмахнулся от них, как от ядовитой жабы, а страх. Паоло пригрозил, что донесет на Акима куда след, де, у него в Приказе есть люди верные. При этом не было сказано ни слова, о чем именно Паоло напишет в доносе, но, видно, богатырь имел свои причины кой-кого бояться, поэтому с готовностью стал отвечать на все вопросы.

Допросы ведутся раз в неделю, не чаще. Арестованный Курицын не бунтуется, на все вопросы отвечает охотно, ни в чем виновным себя не признает, еду и питье получает в достатке. Паоло хотел спросить про пытки, но язык к гортани прилип. Утешился только тем, что раз Аким по доброй воле про дыбу и кнут ничего не сказал, то, значит, пока не пытают.

– Увидеться с Курицыным? Ни боже мой, там стража на каждом шагу.

После разговора с Акимом Паоло скрытно, в ночи навестил брата Курицына – Ивана Волка. Ночного гостя долго не хотели пускать, со всеми слугами через дверь пришлось побеседовать. Дверь, наконец, отворил сам хозяин. Прошли те благие времена, когда Волк вместе с Траханиотом ездил с посольством в Европу, а дома вел жизнь разумную, государству нужную, всегда у дел и обласкан сильными мира сего. После ареста Волошанки с сыном, а потом и брата, Иван Волк жил потаенно, как бестелесная тень. Паоло знал, что Иван принадлежит к тому же вольнодумному кружку еретиков, о которых Курицын говорил ему при последней встрече.

Ничего нового о брате Иван Волк не сказал, только подтвердил предположение Паоло – Курицына не пытают. И еще Волк выказал удивление, что сыск долго тянется. Обычно царь скор на расправу, а тут пять месяцев арестанта допрашивают и ни туда ни сюда. Курицын не велика птица, чтобы в кремлевском застенке место занимать. Разговор с Паоло Волк закончил жутковатой фразой:

– Грядут на Руси жестокие времена. Скоро с нами со всеми посчитаются, а каков будет счет, ведает только Господь Бог. Может, брата моего для того судилища и берегут, чтоб уж всех – одной петлей.

И после всего этого Аким является ночью с тайными предложениями! Было от чего Паоло прийти в смущение.