– Ты – гений, – сказала Наташа, с восторгом оглядываясь вокруг.

– Нет. Я – дизайнер. Иногда это полезно.

– Как продвигаются дела с новой коллекцией?

– Медленно.

– Как и моя новая книга.

– Мне всегда требуется время на благоустройство, когда я переезжаю на новое место. Но с такой скоростью, как отделывают новое рабочее помещение, мне не придется беспокоиться об этом до следующего года. На это уйдет вечность.

– Вздор. Когда начали работу? – Она усмехнулась, глядя на Изабеллу. – Две недели назад?

Изабелла улыбнулась в ответ:

– Шесть.

– Терпение, терпение!

– Достоинство, которым я никогда не отличалась!

– Ты учишься. – Она многому научилась за этот год. – Как тебе нравится снова бывать в свете?

– Божественно. – А затем она стала серьезнее. – Но немного не по себе. Я постоянно жду, а вдруг что-то произойдет. Ужасное. Неизбежное. Что газетчики ослепят меня вспышками, затем последуют угрозы, назойливые телефонные звонки.

– Ну и как?

Изабелла покачала головой, задумчиво улыбаясь:

– Нет, только репортеры из «Женской одежды» хотят знать, что я ем или что собираюсь носить. Но требуется много времени, чтобы забыть кошмары, Наташа. Очень, очень много времени. – По крайней мере она больше не ждала, что ночью Амадео вернется домой. На это понадобился год. – Но ты напомнила мне. – Ее мысли переключились на нечто светлое. – Я хочу, чтобы ты пошла со мной на ужин завтра вечером. Ты не занята?

– Конечно, нет. Мужчина, на которого я все лето тратила свою энергию, только что вернулся к жене. Ублюдок.

Изабелла усмехнулась, и они вместе произнесли:

– Ничто не длится вечно. Наташа сказала:

– Заткнись и скажи, куда мы идем.

Мягкий розовый свет тепло освещал знакомые лица, которые привыкли видеть в журналах мод или на обложках журналов «Форчен» или «Тайм». Кинозвезды, сильные мира сего, издатели, писатели, главы корпораций. Преуспевающие в своем деле и потому очень богатые. Столики стояли очень близко, свечи отбрасывали дрожащие блики на розовые скатерти под мягким дуновением ветерка из сада, и на сияющих лицах беседующих и смеющихся завсегдатаев плясали отблески сверкающих бриллиантов. «Лютеция» никогда не была прекраснее.

Для начала они заказали икру, филе миньон и отварного лосося, полбутылки красного вина для Изабеллы и полбутылки белого к Наташиной рыбе. Затем был салат из сердцевины пальмового дерева и эндивия, а на десерт – крупная клубника. Изабелла выглядела счастливой и чувствовала себя уютно, но тут Наташа уставилась на ее платье.

– В чем дело? – Изабелла наблюдала за ней, но ее подруга просто сидела, глядя на нее в упор.

– Ты целый год была похожа на монахиню или огородное пугало, и вдруг ты преобразилась, а я даже не заметила.

Изабелла лишь улыбнулась. Период официального траура закончился, и сегодня вечером она была вся в бледно-розовато-лиловых тонах. На ней была юбка из белоснежного габардина собственной модели, а сверху – мягкая розовато-лиловая кашемировая туника, с которой великолепно сочетались серьги из аметистов с бриллиантами, которые она как-то одалживала Наташе.

– Тебе нравится? Это новая модель.

– Из той же коллекции, что и мое голубое чудо? – Изабелла кивнула, а Наташа наклонилась к ней, чтобы признаться: – На следующий день я включила кондиционер, только чтобы походить в нем по квартире.

– Не волнуйся. Скоро станет достаточно холодно для него. – Изабелла вздрогнула при одной мысли о долгой нью-йоркской зиме, которая, кажется, длится целую вечность.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказала Наташа. Но все же в глубоких ониксовых глазах ее подруги затаилось тоскливое одиночество. – Я рада, что все кончилось, Изабелла. – Она тотчас же пожалела о сказанном, потому что понимала, что в некотором смысле это не совсем так. И никогда не кончится. Утрата Амадео всегда будет давить на сердце Изабеллы.

– Не могу поверить, что прошел год. – Изабелла подняла задумчивый взгляд от чашки с кофе. – То кажется, что его нет уже целую вечность, то как будто это было вчера. Но здесь мне легче, чем было в Риме.

– Ты приняла правильное решение. Изабелла снова улыбнулась:

– Время покажет.

Они поболтали еще часок, а затем пошли по домам: Наташа в свои апартаменты, казавшиеся ей теперь опустевшими, а Изабелла в свою новую фешенебельную квартиру на верхнем этаже небоскреба. Она молча разделась, надела ночную рубашку, пошла поцеловать Алессандро, уже спящего в своей кроватке, затем мирно улеглась в свою постель и выключила свет. На следующее утро в шесть часов ее неожиданно разбудил звонок телефона.

– Алло?

– Привет, Беллецца.

– Бернардо! Ты знаешь, который час? Я спала. Ты уже скучаешь? – Бернардо уехал на Корфу веко-ре после ее возвращения в Нью-Йорк.

– Скучаю? Ты сошла с ума. Мне здесь очень нравится. – Его голос быстро стал серьезным. – Изабелла, дорогая... Я должен был позвонить. Мне надо ехать в Рим.

– Уже? – Она засмеялась над ним. – Уже возвращаешься к работе? Быстро, однако.

– Нет. Не в этом дело. – Последовала пауза, прежде чем Бернардо заставил себя сказать ей. Ему хотелось в тот момент быть рядом с ней, а не за тысячи миль на острове, беспомощно смотрящим на телефон. – Мне вчера позвонили. Я ждал, пока они перезвонят сегодня утром, когда окончательно убедятся.

– Кто, ради Бога? – Она села и сонно зевнула. Была суббота, и она хотела поспать до полудня. – Ты несешь какую-то бессмыслицу.

– Они поймали их, Изабелла.

– Кто кого поймал? – Теперь она нахмурилась, и у нее внезапно застыла кровь в жилах, когда она поняла. – Похитителей?

– Всех. Их было трое. Один из них оказался слишком разговорчивым. Все кончено, Изабелла. Все закончилось, дорогая.

Слушая его, она вдруг заплакала и покачала головой. Все было кончено год назад. Сейчас Изабелла не знала, рада она или огорчена. Но теперь это больше не имело значения. Амадео нет. И поимка людей, которые убили его, не вернет его к жизни.

– Мы должны ехать в Рим. Мне перезвонили сегодня утром из полиции. Они получили специальное разрешение ускорить это дело. Суд состоится через три недели.

– Я не поеду. – Она перестала плакать. Ее лицо стало мертвенно-бледным.

– Ты должна, Изабелла. Ты должна приехать. Им необходимы твои свидетельские показания.

– Нардо... нет! Я не могу. Не могу!

– Нет, ты можешь. Я буду там с тобой.

– Я не хочу их видеть.

– Я тоже. Но мы обязаны это сделать ради Амадео. И для нас самих. Мы не можем оставаться в стороне, Изабелла. А если что-то произойдет, если их освободят? Ты можешь позволить, чтобы такое случилось с кем-то еще?

При этих его словах все происшедшее год назад снова нахлынуло на нее. Значит, ты лгал мне, проклятый Кор-бет. Это продолжается вечно. Это никогда не кончится. Никогда! Она снова заплакала.

– Изабелла, перестань. Теперь все почти закончилось.

– Это не так.

– Я обещаю тебе, дорогая. Это так. Это последнее, и ты сможешь навсегда забыть об этом. Полицейские попросили меня позвонить тебе. Они подумали, что для тебя будет лучше, если ты услышишь это от меня, – продолжал он. – Они не думают, что суд продлится больше недели. Ты можешь остановиться в нашем доме мод.

– Я не приеду.

Теперь его голос прозвучал твердо:

– Нет, Изабелла. Ты приедешь.

Положив трубку, она сидела на кровати. В мозгу у нее мелькали картины, которые она гнала от себя весь год – как она ждала в гостиной в зеленом вечернем платье, глядя на часы на камине; Алессандро с полными пригоршнями печенья. А потом телефонный звонок, визит к Альфредо Паччиоли, чтобы продать ее драгоценности, Амадео, говорящий ей по телефону, чтобы она была храброй. Она плотно закрыла глаза, стараясь не закричать. Дрожащей рукой она снова сняла трубку и набрала номер Наташи.

К тому времени, когда заспанная Наташа ответила на звонок, Изабелла была в истерике.

– Что? Кто это? Изабелла! В чем дело? Дорогая, ответь мне... Изабелла?.. Пожалуйста... – просила Наташа.

– Они поймали их... похитителей... и я должна... ехать на суд... в Рим.

– Я сейчас же приеду.

Зарывшись лицом в подушку, Изабелла прогнала видения и уронила трубку.

Глава 27

Из аэропорта они на полной скорости промчались через Рим прямо к дому мод «Сан-Грегорио». Снова наступило то дивное время года, когда еще солнечно и тепло, на голубом небе ни облачка, но уже дует прохладный ветерок. Середина октября. Когда-то это было ее любимое время года. Она сидела в машине в каменном безмолвии, одетая в серый костюм и серую шляпу, сосредоточив взгляд на рукаЗс, крепко сжатых и лежащих на коленях.

– Суд начинается завтра, Беллецца. Ты хорошо сделала, что приехала.

Тогда она устало посмотрела на Бернардо, и у него сжалось сердце от боли, которая так резко сквозила в ее глазах.

– Я устала делать то, что правильно. Какое это имеет значение теперь?

Имеет, милая. Поверь мне.

Она взяла его руку в свои ладони. После долгих пререканий, аргументов «за» и «против» она все же прилетела.

У дверей ее ждали несколько фотографов, но Бернардо провел ее мимо них, затем они быстро прошли через дом в квартиру наверху, где он поставил ее сумки и налил ей и себе по бокалу вина.

– Как долетела?

– Нормально.

– А как Алессандро?

– Ужасно рассердился на меня за то, что я уезжаю, но у него все хорошо.

– Ты сказала ему, зачем летишь сюда? Она медленно кивнула:

– Да. Я не хотела, но Наташа сказала, что я обязана это сделать. Чтобы он больше ничего не боялся.

– И что он сказал? Она казалась удивленной.

– Он обрадовался. Но не мог понять, зачем мне надо ехать. Так же как и я. – Она отпила еще глоток вина и посмотрела на Бернардо, загоревшего и выглядевшего помолодевшим на несколько лет после месяца на Корфу.

– Ты поняла и знаешь это. Как твой новый дом мод?

– Все прекрасно. – Она первый раз улыбнулась ему, снимая шляпу.

– А как ты? – Он пристально посмотрел на нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты с кем-нибудь встречаешься? Прошло уже больше года. Тебе пора выходить в свет. – Он наконец смирился с тем, что между ними никогда ничего не будет, и дорожил тем, что у них есть.

– Это не твоего ума дело. – Она отвела взгляд, созерцая крыши домов Рима.

– А почему? Ты же не говоришь о себе. Как у тебя с Корбетом Эвингом?

– При чем тут он? – Она изумленно посмотрела на него. – Что тебе известно о нас?

– Я в конце концов сообразил. По твоей бешеной реакции насчет «Ф-Б» и по тому, как ты говорила в тот день, когда я упомянул тебе его имя по телефону. Я никогда не слышал у тебя более сердитого голоса.

Она задумчиво кивнула.

– Я никогда так не злилась. Но я думала, что он преднамеренно соблазнил меня, только чтобы наложить руки на «Сан-Грегорио».

– Ты и сейчас так считаешь? Она пожала плечами.

– Это уже не имеет значения. Я больше ни разу не видела его.

– Он соблазнил тебя? – очень тихо спросил Бернардо.

– Это – не твое дело. – Затем она смягчилась. – Какое-то время я думала, что мы влюблены друг в друга. Но я ошиблась, вот и все. В любом случае из этого ничего бы не вышло.

– Но почему?

– Потому что, черт возьми, Бернардо, я не знаю. Может быть, мы слишком разные. Возможно, теперь я обручилась с бизнесом. Кроме того, таких отношений, как с Амадео, уже никогда ни с кем не будет. И я не хочу, чтобы разбилось мое сердце или чье-либо, когда это выяснится. – Она печально посмотрела на него.

Он покачал головой.

– Значит, ты хочешь прожить жизнь впустую, так? В тридцать три ты захлопываешь дверь. Ты теряешь Амадео и сдаешься.

– Я не сдалась. У меня есть Алессандро и мое дело. – Она вызывающе глянула на него, но он не купился на это.

– Это не очень-то похоже на жизнь. Ты хоть по крайней мере дала Эвингу шанс рассказать, что случилось, чтобы выяснить, правда ли то, что ты думаешь?

– Я же сказала тебе, что это не имеет значения. Да, я видела его один раз после возвращения из Рима.

– И что произошло?

– Ничего. Я сказала ему, чтобы он держался подальше от Алессандро. Я выяснила, что, пока была здесь, Наташа разрешала ему видеться с моим ребенком. – Она тихо вздохнула и горько усмехнулась. – Я заявила, что если он снова приблизится к нам, то я позвоню своему адвокату и в полицию, чтобы его арестовали за приставание к Алессандро – что-то в этом роде.

– Ты сошла с ума? И что он ответил?

– Он сказал, чтобы я убиралась к черту из его машины.

– Он был прав. Я бы вытолкнул тебя. Ради Бога, Изабелла, о чем ты думала?

– Не знаю... О себе... об Амадео... о чем-то еще. Я же сказала тебе, все кончено. Из этого ничего бы не вышло.