Энн Харрел - Вероломство

— Убирайся, Жан-Поль. — Голос ее прозвучал глухо и угрожающе, но вьетнамец-охранник оставался безучастным, ожидая команды хозяйки.

Жан-Поль не успокаивался:

— Тебе всегда нравилось рисковать. И жажду опасности ты, как правило, удовлетворяла, затаскивая к себе в постель таких мужчин, каким когда-то был я. — Он заставил себя улыбнуться и подошел к ней почти вплотную. Можно было схватить ее, но уж лучше взять в руки гадюку, подумал Жан-Поль и понизил голос, утрируя французский акцент. — Ах, ma belle, когда-то тебе было не занимать страсти. Неужто ты вложила всю свою страсть в компанию?

Она оттолкнула его.

— Пошел к черту!

Жан-Поль засмеялся:

— Мы отправимся туда вместе, ma belle. — Он опять приблизился к ней, с удовольствием глядя, как она морщится от его зловонного дыхания и безобразного шрама. — Я могу уничтожить и твоего сына, и твою компанию «Вайтейкер и Рид». Предположим, у тебя нет ни того, ни другого. С чем тогда ты останешься?

Она промолчала, и лицо ее ничего не выражало. Но за спокойной личиной Жан-Поль мог разглядеть и страх и злобу. Правда ли может? И станет ли? Абигейл обожала риск, но хотела, чтобы игра совершалась по ее правилам. Ей не нравилось, когда ситуация выходила из-под контроля. А именно так произошло тридцать лет назад с Жаном-Полем, поэтому она и постаралась вычеркнуть его из своей жизни навсегда.

— Не угрожай мне, — сказала она наконец осипшим голосом. И облизала губы. Без помады они казались бледными и тонкими. Выходит, не напрасно она заботилась о своей внешности. — Никто не поверит тому, что ты вздумаешь наплести обо мне или о Квентине. Я упрячу тебя в сумасшедший дом.

На Жана-Поля ее слова не произвели никакого впечатления. Он лениво шагнул к столу и начал раскачивать тяжелое пресс-папье из розового кварца.

— А Май Слоан — чудная девочка, не так ли? — спросил он, не глядя на Абигейл.

— Не знаю. Я никогда ее не видела, Жан-Поль. Сейчас ей четырнадцать…

Абигейл вдруг замолчала, и Жан-Поль понял, что она разволновалась. Чем больше она нервничала, тем уверенней чувствовал себя он. Абигейл — грозный соперник. Чтобы добиться желаемого, надо лишить ее душевного равновесия. Иначе она победит. Опять.

Он посмотрел ей в глаза.

— Верни мне Камни Юпитера.

— Жан-Поль, — сказала она шепотом, — оставь в покое прошлое.

— Не могу.

Жан-Поль повернулся и ушел под пристальным взглядом вьетнамца.

Абигейл неподвижно стояла, окруженная дорогостоящим антиквариатом, до тех пор, пока не услышала стук двери черного хода и потом, за окном, — шаги по брусчатому проезду. Затем, прижимая ладонь к груди, в которой прыгало сердце, она, спотыкаясь и наталкиваясь на углы, ринулась в гостиную. Взор застилали слезы.

Она подбежала к окну как раз вовремя, чтобы увидеть спину Жана-Поля, выходившего через кованую калитку на улицу.

Жан-Поль Жерар.

Он не был теперь даже тенью того дерзкого, сильного автогонщика, каким был тридцать лет назад. Он снился ей каждую ночь молодым, а теперь будет являться в нынешнем безобразном облике. Побитый, старый и жалкий. А ведь он моложе ее. Его желтозубая улыбка, улыбка скелета, заставила Абигейл со страхом вспомнить о смерти. Чтобы избавиться от него, она отдала бы Камни Юпитера.

Если бы они у нее были.

Она наблюдала за тем, как он, прихрамывая, спускается по Маунт-Вернон в сторону Чарлз-стрит, пока не скрылся из виду. «Будь проклят, Жан-Поль, — сказала она, обращаясь к своему тихому, безлюдному дому. — Почему ты не умер?»

Квартира Софи Менчини в реконструированном каменном доме в районе порта была лишена всякой вычурности, мебель и стены были теплых, неброских тонов, но, несмотря на это, в Бостоне нашлось бы немного столь же эффектных квартир. Вся обстановка была заказная, ручной работы, выполненная в одном стиле, и не потому что Софи стремилась как-то выделиться, а потому что она четко знала, чего ей хочется. И результат превзошел ожидания: квартира особенно в сочетании с дивным видом бостонской гавани, оказалась и симпатичной, и внушающей уважение. Гость сразу понимал, что он в доме богатой, умной женщины, обладающей вкусом и чувством юмора. А с какой-нибудь другой Ребекка и не захотела бы на пару богатеть.

— Мне бы надо было отменить встречу, — сказала Софи вместо приветствия, встречая в дверях бывшую однокашницу. — Можно спросить, к чему такая спешка?

— Нельзя, если хочешь быть хорошей девочкой.

Софи обдумала услышанное и решила, что Ребекка не шутит.

— Давид в кухне.

Давиду, невысокому мужчине с рыжими курчавыми волосами, на вид было лет сорок пять. Ему нравилось флиртовать с Софи, а через полминуты знакомства и с Ребеккой, но в то же время он был целиком и полностью предан жене и детям, которых у них было пятеро. Он владел небольшим ювелирным магазином на Копли-плейс. Именно в этом магазине были куплены обручальные кольца для Софи и ее жениха Хэнка, конструктора игр, непревзойденного изобретателя головоломок, человека столь же неповторимого, как и всё в жизни Софи. Галстуки у растрепанного весельчака Давида вечно были обслюнявлены, в карманах у него оказывалась изжеванная резинка — проделки детей, — но когда дело касалось драгоценных камней, он сразу становился серьезным и очень внимательным профессионалом.

Давид изучал камни Ребекки больше часа.

В это время Софи и Ребекка пили охлажденный чай из трав на балконе. Давид сначала хотел забрать камни с собой, поскольку все необходимое оборудование находилось у него в магазине, но Ребекка не разрешила. Ведь даже то, что она показала свое сокровище ему и Софи, может навлечь на них беду. Зачем подвергать их еще большей опасности? Смирившись с поражением, Давид несколько раз звонил жене, чтобы кое-что проверить. Разговоры звучали таинственно.

— Я не буду задавать вопросов, на которые тебе не хотелось бы отвечать, — сказала Софи.

— Правильно.

— С вами, Блэкбернами, невозможно разговаривать.

Ребекка пожала плечами и отхлебнула чаю, поймав на себе пристальный, испытующий взгляд Софи. В ее подруге росту было немногим больше полутора метров, однако ей удалось преодолеть стереотип миниатюрной женщины — то есть слабовольной, неуверенной и мнительной — при помощи сильного характера и высоких требований к себе и окружающим. Надежная, способная, прямая, она приспособилась к трудностям корпоративной жизни, и все у нее получалось прекрасно.

Ребекка, напротив, любила круто менять судьбу. Она обожала рисковать деньгами, чем повергала в шок своих нью-йоркских банкиров. Один из них сказал, что будет рад, если она наконец решит, как ей распоряжаться своими средствами: как подобает состоятельной даме, что все-таки время от времени случалось, или испытывая терзания золушки, не знающей, на чем ей выезжать — на шестерке лошадей или на тыкве. Ребекка засмеялась в ответ, и этим окончательно вывела его из себя. Потом она узнала, что ее банкиры метнули жребий: кому излить на нее злость. Счастливым победителем оказался тот самый бедняга. Он заявил ей, что это вовсе никакой не бизнес, когда клиент учитывает каждый потраченный грош и те деньги, что лежат на счету. «Хотя, — заметил он, — горбатого могила…» «Вы отказываетесь от меня?» — спросила Ребекка. «О нет, работа с вами дает мне большой материал для светских бесед».

— Ты раздобыла экземпляр «Успеха»? — спросила Софи.

— Угу.

— Джед по-прежнему привлекателен, не правда ли?

Ребекка прихлебнула чай. Несмотря на все недостатки Джеда Слоана, Софи не переставала укорять Ребекку за то, что та с ним рассталась. «У тебя чересчур высокие критерии», — любила повторять Софи.

— Мне кажется, ты должна позвонить ему, — сказала она, не смущаясь тем, что затрагивает щекотливую тему. — Оказаться вместе с ним на первой странице бульварной газеты — это ли не повод?

— Я не нуждаюсь ни в каких поводах.

— Тогда почему ты ждешь четырнадцать лет?

— Софи!

— Знаю, знаю, но я привыкла говорить людям то, что думаю.

К счастью, в этот момент на балкон вышел Давид, который умудрился выглядеть одновременно и взволнованным, и зловещим.

— Как к вам попали эти камни? — спросил он.

Ребекка покачала головой:

— Этого я вам не могу сказать.

— Наверное, это одно из ваших своеобразных капиталовложений?

Оставив вопрос без ответа, Ребекка выразительно глянула на Софи. С Давидом она не знакома, значит, это Софи сболтнула ювелиру что-то насчет нее. Правда, Давид мог прочесть о ней в газете, в том же «Успехе», — благо, за последние годы сплетен появилось немало.

Давид откашлялся и стал очень деловитым.

— Нужна тщательная экспертиза, чтобы подтвердить мои слова, но у меня почти нет сомнений в том, что я только что держал в руках знаменитые Камни Юпитера.

У Ребекки вдруг закружилась голова.

— Что это?

— Десять корундов. Девять сапфиров и один рубин. Заказанные Францем-Иосифом, императором Австро-Венгрии, специально для супруги, императрицы Елизаветы. Последняя была неуравновешенной и эксцентричной особой. Очевидно, она или потеряла камни, или кому-то их отдала, предположительно в середине девяностых годов прошлого века. Существует подробное описание каждого камня, поэтому будет несложно окончательно подтвердить мой вывод. Но предупреждаю: никто не удовлетворится, пока не узнает, от кого вы их получили. Камни Юпитера никто не видел со времен императрицы Елизаветы. Последний раз о них заговорили в конце пятидесятых годов, когда некая венгерская баронесса утверждала, что камни были похищены у нее злоумышленником, орудовавшим в то время на Ривьере. Его так и не поймали. Полагают, что это был известный французский автогонщик, исчезнувший прежде, чем полиция успела его арестовать. Баронесса покончила с собой, и никто всерьез не поверил, что у нее были настоящие Камни Юпитера.

На Софи рассказ Давида произвел сильное впечатление.

— Откуда тебе всё это известно? — спросила она.

Давид не обратил внимание на комплимент:

— Любой уважающий себя ювелир знает о Камнях Юпитера. Красная Луна Марса и Звезда Юпитера — рубин и кашмирский сапфир — сами по себе камни знаменитейшие, а вся коллекция… Что ж, теперь я могу сказать: это фантастика!

— Как вы думаете, ошибки быть не может? — осторожно спросила Ребекка.

— Все может быть, но нет, не должно. Кроме того, что камни полностью соответствуют описанию, бархатный футляр украшен вензелем дома Габсбургов.

— Они ценные?

Давид, будучи прежде всего ювелиром, усмехнулся:

— Назовите ваши условия.

Самолет, поблескивая в ясном вечернем небе над Бостоном, шел на посадку. Джед смотрел на город своего детства. С 1975 года Бостон сильно изменился, но Джед без труда выхватил взглядом из обновленной панорамы здание компании «Вайтейкер и Рид», построенное по проекту Уэсли Слоана невдалеке от порта. Джед подумал, что Квентин, наверное, еще на работе, да и тетя Абигейл, должно быть, припозднилась. Это она только делает вид, что отошла от дел, тогда как все знали, что компания держится именно на ней.

Посадка прошла мягко. Долгий перелет через всю страну утомил Джеда, ему хотелось поскорей оказаться в городе. За семь часов, проведенных в самолете, он много думал о Май, вспоминал того француза из Сайгона, Вайтейкеров и, конечно, Блэкбернов. Господи, неужели Ребекка сейчас в Бостоне? Ведь это из-за нее он когда-то переехал отсюда. А теперь встречи, видимо, не избежать. Он должен увидеться с Томасом Блэкберном. За четырнадцать лет накопилось немало вопросов, так и оставшихся без ответа. Томас обязан ответить на них.

Но надо быть осторожным. Рисковать нельзя. Белый, как лунь, француз прилетел в Сан-Франциско. Очевидно, ему попалась на глаза эта газетенка с фотографией Май. Теперь он увидел Май воочию.

Джед уверенно нашел вход в метро, проехал до центра, а остаток пути до Западной Кедровой улицы проделал пешком. Какие бы изменения не произошли в Бостоне за эти четырнадцать лет, Джед не сомневался, что на Бикон-Хилл всё осталось прежним.

И еще он был уверен, что прежним остался Томас Блэкберн.

После долгого перелета прохладный вечерний воздух и пешая прогулка пошли Джеду на пользу. Не так уж плохо, что он снова в Бостоне. Здесь живут воспоминания. Но дом его теперь в Сан-Франциско. Джед по привычке пошел к Кедровой улице самым коротким путем, даже не испытав искушения подойти к дому на Каштановой, где он жил с матерью после ее недолгого брака с его отцом. Теперь дом принадлежит кому-то еще, и уже давно.

Дом Элизы Блэкберн оказался в ужасающем состоянии. Достойная дама перевернулась бы в гробу. Блэкберны вечно прибедняются. Видимо, скупее их нет не только в Бостоне, но и во всей Новой Англии. Не то чтобы они любили деньги — Джед понял уже давно, что они относятся с большим подозрением к каждому, у кого они водятся. Теперь вот и у Ребекки. Не удивительно, что она никак не может остепениться.