— Спасибо, что сказала, — проговорила она немного погодя.

— Что ты теперь будешь делать? — спросила Ника.

— А что я должна делать? Ничего.

— Как же так? — опешила Ника. — Ведь все узнали. Мама.., против. Она не разрешит Славику жениться на тебе. А папа все делает так, как мама хочет. Особенно теперь, после того как они из Одессы приехали.

Они даже могут прийти сюда.

Юля улыбалась, глядя на Нику как на маленькую.

Вроде та не понимает обычных вещей и говорит глупости.

— Славик любит меня, — сказала Юля. — С этим придется смириться. И я его люблю. Разве мы кому-то мешаем?

— Как ты не понимаешь? — вскипела Ника. — Мама.., она в ярости. Ты не знаешь нашу маму! Нужно срочно что-то делать.

— Что ты предлагаешь? — поинтересовалась Юля.

— Нужно разыскать Славика. Нужно, чтобы вы уехали куда-нибудь и там расписались. А потом, когда вернетесь, уже никто ничего не сможет сделать!

Юля грустно улыбнулась. Степка деловито выбрасывал из коробки только что собранные игрушки.

— Нет, Ника. Никуда я убегать не собираюсь. Я не вор.

— А как же Славик?

— Славик — мужчина, пусть он и решает. Как решит, так и будет.

* * *

Ника возвращалась домой в полном смятении. Собственное представление о брате и представление о нем Юлии Юрьевны разъезжались в разные стороны. Иногда ей казалось, что они говорят о разных людях, а не об одном и том же человеке. Конечно, ее брату позволялось больше, чем ей, Нике. Он мог настоять на своем.., в мелочах. Но в главном? Вот, например, он не хотел поступать в институт, а мечтал работать водителем. Мама настояла, и он поступил как миленький. А теперь? Какие бури ожидают их семейство? Ника представляла самое разное. Вот брат, рассорившись с родителями, уходит из дома. А вот мать, смягчившись от милого лепета Степки, принимает молодых у себя. И они начинают жить одной дружной семьей.

Но, подходя к дому, Ника поняла, что вторая картинка как-то уж слишком поспешно тает, а первая маячит перед глазами. Ника поняла, что не успокоится, пока не увидит брата.

— Ника! — услышала она уж больно радостный голос отца. Поискала глазами. Отец махал ей с балкона какой-то бумажкой. Ника в недоумении уставилась на него. — Москвичи приезжают! Телеграмму прислали!

Нике не нужно было повторять. Она пулей влетела к себе на второй этаж и выхватила из рук отца телеграмму.

— Инга приезжает! Инга приезжает! Ура! — запрыгала она по всем комнатам.

Отец, щуря в улыбке глаза, смотрел на нее.

— А тете Оксане ты что, не рада? — ревниво поинтересовалась мать.

— Рада, рада, тысячу раз рада! — Ника бросилась к матери и расцеловала ей лицо. — Ты теперь встанешь, мамочка?

— А куда же деваться?.. — ворчит мать, но Нику не обманешь. Это она так, для порядка ворчит, а сама рада. Она любит жену своего брата, почти боготворит ее и Ингу тоже. Хотя Ника уже не маленькая и догадывается, что мать чувствует себя отчасти виноватой, ведь ее брат бросил тетю Оксану, ушел в другую семью. А тетя Оксана такая… Она совсем не похожа на маминых подруг Розу с Тамарой. Она и держится иначе, и говорит, и одевается по-другому. Она интеллигентная. Теперь скорее всего мать не станет разговаривать со Славиком, дождется, когда москвичи уедут, а это еще не скоро. Хлопоты захватили всю семью. Весь день они мыли, скребли, стряпали.

Ника мурчала песни себе под нос и с упоением думала о том, что Инга с тетей Оксаной приезжают оттуда, куда уехал Коля.., будто тонкая паутинка связала ее с Москвой, со своими детскими мечтами.

* * *

— Ну посмотрите на них! Чем не Розочка с Беляночкой! — не уставала повторять тетя Оксана, когда они большой компанией стояли на площадке автовокзала. Ну точь-в-точь — две сестры из сказки братьев Гримм! Одна темненькая, другая светленькая!

Ника и Инга взглядывали друг на друга и дружно прыскали. Им все сегодня казалось смешным. Предчувствие неожиданного приключения щекотало животы. Еще бы! Все семейство, включая тетю Оксану и Славика, уезжает в деревню, а их оставляют смотреть за домом и дачей! Это ли не приключение? Вдвоем, без взрослых, на целых две недели! Девчонки не могли укротить разбушевавшийся восторг — без конца тормошили друг друга, шептались и хихикали.

— Ника, не забывай поливать капусту и огурцы, — напомнил отец, — не то посохнут.

— Не посохнут, пап! — весело отозвалась Ника.

— Не посохнут! — передразнила ее Инга, и обе покатились со смеху.

Славик бродил вдоль автобусов и курил. До армии он стеснялся курить при родителях, прятал сигарету за спину, если его заставали за этим делом на балконе. А после армии уже не стеснялся. Не прятался. Перехватив хмурый взгляд брата, Ника стушевалась. Они как дуры прыгают, радуются, а ему хуже всех. Можно представить, как ему не хочется уезжать в деревню.

Юля в отпуске, а он уезжает.

— Слава, — позвала тетя Оксана. — Купи, пожалуйста, в киоске боржоми, боюсь, в автобусе меня укачает.

Брат молча выбросил окурок и двинулся в сторону киосков.

— — Может, нужно было Славика оставить дома, а девочек взять с собой? — засомневалась Оксана. — Что-то он не очень горит желанием ехать.

— Еще чего! — оборвала мать. — Он как из армии пришел, так ни разу у стариков не был. Да и потом, там помочь нужно. А что девчонки? Какая от них помощь? Там хозяйство, скотина… Там мужские руки нужны.

— Может, у него тут невеста? — предположила Оксана с улыбкой.

— Подождут невесты! — буркнула Элла.

Оксана только плечами пожала.

Тут подкатил автобус. Ника с Ингой, подпрыгивая от нетерпения, торопливо махали руками и посылали воздушные поцелуи. А как только автобус, отфыркиваясь, выехал с территории автовокзала, огласили окрестности истошным воплем. Ура! Свобода!

Весь центр города она прошли пешком, на каждом углу останавливаясь, чтобы попить газировки с двойным сиропом, а потом сели в автобус и всю дорогу облизывали пломбир, вспоминая свои прошлые встречи.

— Помнишь, ты спрашивала: а почему у вас в поселке нет метро?

— Ага! А ты говорила, что зато у вас есть шахта, где добывают сланец. Я представляла сланец как холодец.

— А помнишь, когда еще твой папа жил с вами, вы приезжали к нам втроем, и он таскал нас двоих на загривке.

Инга весело закивала.

— А потом, когда твои родители разошлись, то ты хвастала, что теперь у тебя два папы и каждый дарит тебе подарки.

— Ты мне завидовала, признайся?

— Нет, — протянула Ника. — Я не представляю, если бы отец ушел от нас. Я бы умерла!

— Ну! Зачем воспринимать все так трагично? — возразила Инга. — Нужно во всем искать положительные стороны. Я, например, всегда получаю в праздники вдвое больше подарков. Только намекну, что мне нужно то-то, — мои отцы кидаются на поиски. Кто быстрей найдет.

Инга засмеялась. Нике она казалась непревзойденной красавицей. Волосы у Инги белые с золотисто-желтым отливом. Настоящая блондинка. А ресницы темные и брови тоже. Глаза хоть и серые, но от соседства с голубым становятся голубыми. Вот как сейчас — в своем синем сарафане она казалась голубоглазой. Ее оживленное лицо притягивало к себе как магнит.

— Сейчас наварим картошки, посыплем ее чесноком и будем пировать! — заявила Инга, и они опять расхохотались. И пассажиры, оглядываясь на них, улыбались. И даже кондукторша.

Дома они так и сделали: наварили молодой картошки, посыпали чесноком и укропом, а потом уминали ее, запивая деревенским молоком, пока не объелись. После пирушки Инга затеяла танцы в купальниках — проигрыватель орал на полную громкость, а Инга с Никой еще и подпевали, прыгая босиком по паласу.

Ника была на седьмом небе. Никто не мог так отчаянно веселиться, как Инга. С ней никогда не бывало скучно — выдумка так и лезла из нее. До двух часов ночи они играли в карты. Спать совершенно не хотелось — потянуло на разговоры.

— Тебе кто-нибудь нравится? — спросила Инга,! завернувшись в простыню. Синий свет окутывал комнату, а ветер снисходительно и несильно трепал занавеску.

— Да… — выдохнула Ника.

— Расскажи! — Инга поудобнее устроилась на подушке.

Ника глубоко вздохнула и начала повествование.

Сейчас, ночью, ее история выходила особенно значительной, полной таинственных полунамеков, животрепещущей интриги и до предела романтичной.

Как придуманной. Ей и самой уже плохо верилось, что ее звали Белоснежкой, что взрослый парень держал ее за руку, и они загадывали желание на падающую звезду.

— Вы целовались? — неожиданно громко спросила Инга.

— Нет… — с сожалением призналась Ника и тут же, как в оправдание, схватилась за обстоятельство:

— Он же был наш вожатый!

— Какие формальности! Он всего на три года тебя старше. Впрочем, это ничего. Это даже говорит в его пользу. Ну а теперь-то вы видитесь?

Инга придвинулась поближе. Ее деловитость нарушила романтический настрой Ники. Она как-то сразу сникла, захотела спать.

— Он уехал поступать в Москву, — поспешно сообщила она, пропустив сцену прощания, поскольку ее просто не было. И добавила:

— В педагогический.

— Фи-и! — сморщилась Инга. — Кто же теперь поступает в педагогический? Сразу чувствуется — провинция… — Она взбила подушку и зевнула.

— Ну и что же? — вступилась Ника. — Он — спортсмен. Он на тренера будет учиться. Коля и меня звал.

Мы договорились, что я окончу школу и тоже приеду в Москву.

— Вот это правильно! — оживилась Инга. — Приедешь и будешь жить у нас. Представляешь, как будет здорово! Мы с тобой кругом станем вместе ходить. Мы тогда с тобой будем так дружить, так…

— Да, но… — вздохнула Ника, вдруг спустившись с небес на землю. — Ты думаешь, меня отпустят?

— Как это — не отпустят? — Инга даже подпрыгнула от удивления. — Ты ведь должна где-то учиться? Ведь лучше там, где есть родственники, это каждому ясно.

— Мама теперь никогда не будет видеть. Врач сказал, что у нее атрофия зрительного нерва. Она без меня не может.

— Какая ты, Ника! — возмутилась сестра. — Тетя Элла должна научиться справляться без тебя, А потом — здесь твой брат. Он-то не собирается уезжать?

— А как же папа без меня? Знаешь, как ему трудно!

— Но ты ведь будешь приезжать на каникулы!

Инга вскочила и встала посреди комнаты, обернутая в простыню.

— Ты только представь: мы будем вместе с тобой ходить в театры, гулять. Я тебе Москву покажу. Дядя Гена покатает нас ночью на машине. Ты не видела ночную Москву! Она вся в огнях, переливается, сверкает!

Не то что ваш Рудник…

Инга так вдохновенно рассказывала о Москве, что Ника слушала ее, открыв рот. Она уже мысленно была там, вместе с Ингой и тетей Оксаной. Вместе с Колей…

— Хорошо бы… — мечтательно проговорила Ника, когда вдохновение сестры иссякло.

— Так и будет! Только ты должна быть понастойчивей. Я и с мамой поговорю, она уговорит твоих, вот увидишь.

— Мама может не послушать тетю Оксану.

Инга прыгнула на диван.

— Нет, Ника! Я не понимаю! Будь я на твоем месте — никому не позволила бы решать за себя. В конце концов, ты всю свою жизнь безвылазно провела рядом с матерью. Фактически тебя лишили детства!

Инга рассуждала так здраво и так по-взрослому, что Ника не знала, что возразить на ее разумные доводы. Тем более, что Инга только поверхностно знала Никину жизнь. Лишь то, что сама видела и замечала. Остальное Ника никогда никому не рассказывала. Тем более Инге. Мать, ослепнув, вольно или невольно потащила дочь за собой в тот мир, куда никого не приглашают, не то что детей. Но Ника была — поводырь. Она водила мать к подругам, на прием к врачу и еще — примерно два раза в месяц — к сапожнику. Мать берет старые туфли, и они едут. Ника хорошо помнит эти поездки, потому что обычно ей приходится сидеть на грязной кухне, где шныряют тараканы, и дожидаться мать. Ожидание томительно и неприятно. Мать никогда не бывает у сапожника меньше часа. А однажды они не поехали к нему домой, а вышли раньше, на повороте. С одной стороны — дорога, дома, больница, с другой — лесопосадка. Густо посаженные короткие сосенки.

— Иди по тропинке, — приказывает мать.

Ника послушно топает по усеянной хвоей тропке и ведет за руку мать. Еще издали она заметила дядю Сашу, сапожника. Он сидит на кочке и курит. Увидев их с матерью, поднимается. Ника не задает вопросов, но вопросы изнутри распирают ее. Зачем они пришли сюда? Почему мать вспыхивает и заливается румянцем, когда сапожник здоровается с ними и берет ее за руку? Почему мать не торопится отдать туфли и уйти?

— Иди погуляй! — бросает Элла дочери и выдергивает свою руку из ее ладошки.

Ника в недоумении стоит на месте. Где же ей тут гулять? В посадке неинтересно, на дорогу нельзя. Элла с сапожником углубляются в лес. Отстав немного, Ника бредет следом за матерью. Дядя Саша обнимает мать за талию. Ника почему-то не может оторвать глаз от его руки. Она ждет, что мать стряхнет чужую руку, но та будто не замечает ничего.